МУКИ ИЗГНАННИКОВ
«Звала я друзей моих, —
Они обманули меня».
Плач Иеремии, 1, 19.
Предание от раби Иошуа бен Леви.
Направляемых в Вавилон изгнанников Иерусалимских вели с завязанными за спиной руками, закованными в железные наручники, голышом, как животных. Когда проходили мимо по селений измаильтян, изгнанники стали просить начальников конвоя:
— Окажите нам милосердие и жалость — проведите нас через селения братьев наших, потомков дяди нашего.
Просьбу их исполнили. Вышли измаильтяне навстречу и стали предлагать им соленого хлеба и рыбного рассола, а вместо воды — пустые мехи, наполненные воздухом и снаружи смоченные водою. Поев соленое и полагая, что в мехах вода, израильтяне хватались зубами за мехи, воздух входил в их легкие — и они падали замертво.
Таким же образом — по преданию от раби Иоханана, — по гибли восемьдесят тысяч юношей-коганидов. Вооруженные золотыми щитами, прорвались они через войска Невухадоносора и направились к измаильтянам.
— Вы потомки дяди нашего, — говорили они сынам, — дайте нам воды напиться!
— Вы поешьте сперва, отвечали те и, накормив их соленым, давали им вместо воды мехи, наполненные воздухом.
Эха.-Р
* * *
Раби Иоханан бен Заккай говорил:
— Почему местом изгнания народа Израильского избран был Вавилон преимущественно перед другими странами? Потому, что род Авраама происходил оттуда. Куда отсылает муж согрешившую перед ним жену? — В дом отца ее.
Тосеф. Б.-К.
* * *
По преданию от раби Иоханана:
— Во все время царствования нечестивца Невухадоносора не появлялся смех на устах ни у одного человека. О времени после смерти Невухадоносора и гласит стих пророка: «Вся земля отдыхает, покоится и поет ликуя».
Шаб., №149.
(Сказания, притчи,
изречения Талмуда и Мидрашей
в авторизированном переводе И.Равницкого и Х.Бялика)
РОКОВОЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ
За сорок лет до разрушения Второго храма светильник, прежде неугасимый, стал потухать, и врата Святилища начали открываться сами собою.
* * *
Предание от раби Леви:
— В продолжение шести лет (перед разрушением храма) тлел уголь на руке архангела Гавриила, который все ждал в надежде, что народ раскается. Не видя раскаяния, он готов был в гневе бросить запылавший уголь в царство Израильское, но остановил архангела голос Господень:
— Гавриил! Гавриил! Умерь гнев свой: есть и среди этого грешного народа сердца милосердные.
Иома, 39; Еха Р.
ИЗ-ЗА ЧЕГО?
Предание от раби Иоханана:
— «Блажен человек, который всегда осторожен; ожесточенный сердцем впадает в несчастие». Из-за Камцы и Бар-Камцы разрушен был Иерусалим. Из-за петуха и курицы — Тур Малка. Из-за тележной оси — Бетар:
а) Камца и Бар-Камца
Некий человек имел друга по имени Камца и врага по имени Бар-Камца. Однажды, устроив пир, человек этот сказал своему слуге:
— Иди и скажи Камце, что я приглашаю его на пир. Слуга по ошибке пригласил Бар Камцу. Войдя в пиршественную залу и увидя Бар-Камцу среди гостей, хозяин, обращаясь к нему, сказал:
— Ведь ты враг мне. Место ли тебе здесь? Встань и уйди.
— Прошу тебя, — сказал Бар-Камца, — так как я уже нахожусь здесь, позволь мне остаться; я готов заплатить стоимость всего, что съем и выпью на твоем пиру.
— Я на это не согласен, — ответил хозяин.
— Я уплачу половину стоимости всего пира.
— Не желаю.
— Уплачу все, сколько пир стоит.
— Нет! — решительно сказал хозяин и, схватив гостя за руку, заставил его встать и удалиться.
«При нанесенной мне обиде, — сказал себе Бар-Камца, — присутствовали просвещеннейшие люди города и не заступились за меня, — они, следовательно, рады моему унижению. Хорошо же, пойду с доносом на них к кесарю».
Явившись к кесарю, Бар-Камца сказал:
— Государь! Евреи изменили тебе.
— Чем ты докажешь это? — спросил кесарь.
— Пошли им, — ответил Бар-Камца, — жертвоприношение, и увидишь принесут ли они жертву твою.
Послал кесарь через него же трехлетнего тельца. В дороге Бар-Камца сделал тельцу повреждение на верхней губе (по другому преданию — в роговой оболочке) что делало животное неприемлемым для жертвоприношения. Держали ученые совет и решено было: ради царя, принять тельца для жертвоприношения. Восстал против этого раби Захария бен Евколос:
— Это, — сказал он, — может создать в народе мнение, что вообще животные с телесным изъяном могут быть приносимы в жертву.
Пришли к решению — казнить Бар-Камцу, дабы он не стал доносить о деле этом кесарю. И тут противником общего мнения выступил раби Захария:
— Утвердится мнение, — сказал он, — что казни подлежит всякий, кто причинит жертвенному животному повреждение. По поводу этого раби Иоханан говорил:
— Смиреномудрие раби Захарии бен Евколоса привело к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной земли.
Три года продолжалась осада Иерусалима Веспасианом. В Иерусалиме в то время жили три богатых человека: Накдимон бен Горион, Бен Калба-Шабуа и Бен Цицит-Гакесат. Эти трое заявили, что принимают на себя продовольствие всех жителей Иерусалима: первый пшеницей и ячменем, второй вином, солью и елеем, третий топливом. В их складах оказалось предметов продовольствия для всего города на двадцать один год.
Партия зелотов настаивала на том, чтобы сделать вылазку и попытаться оттеснить римлян. Люди благоразумные, напротив того, советовали вступить в мирные переговоры с Веспасианом. Тогда зелоты сожгли все продовольственные склады, и в городе наступил жестокий голод.
Выйдя на улицу, увидел раби Иоханан бен Заккаи, как народ варит в воде солому и воду эту пьет. И воскликнул он:
— Люди, которым осталось одно это питание, — им ли устоять перед силами Веспасиана? Остается единственное средство: мне необходимо выбраться из стен города.
Во главе иерусалимских зелотов стоял Аба-Сикара бен Батиах, племянник раби Иоханана бен Заккая. Послал к нему раби Иоханан и велел сказать: «Приди ко мне для тайного совещания». Аба-Сикара пришел.
— Скажи мне, — обратился к нему раби Иоханан, — доколе вы будете поступать так, обрекая народ на голодную смерть?
— Что же я в силах сделать? — отвечал Аба-Сикара, — ты знаешь, что за малейшее возражение они (зелоты) убьют меня.
— Вот что, — сказал раби Иоханан, — найди способ, как выбраться мне из города; может быть, удастся хотя сколько-нибудь облегчить нашу участь.
— Нами установлено, чтобы никого живым не выпускать из городских стен.
— Вынесите меня как бы умершего.
Хорошо, сделаем так: ложись в постель и притворись больным, а в постель положи что-нибудь с гнилостным запахом. Придут проведать тебя — и разнесется слух, что ты умер. Соберутся ученики твои и вынесут тебя в гробу за город для погребения.
Раби Иоханан так и сделал. Понесли ученики гроб с раби Иохананом, — в головах шел раби Елеазар, в ногах — раби Иошуа. До городской стены дошли только на закате.
— Кого несете? — окликнула их стража.
— Покойника. Вы разве не знаете, что покойников не оставляют на ночь в Иерусалиме?
Зелоты вознамерились проколоть тело копьем, но Аба-Сикара остановил их, сказав:
— Не делайте этого: будут говорить: «Учителя своего закололи!»
Зелоты отворили ворота и пропустили их с гробом. Дойдя до лагеря Веспасиана, открыли гроб. Встал раби Иоханан и приветствовал Веспасиана словами:
— Мир тебе, император! Мир тебе, император!
— Ты вдвойне заслуживаешь смерти, — отвечал Веспасиан: за то, что ты величаешь меня императором, а я не император; затем, если императором меня считаешь, почему ты до сих пор не являлся ко мне?
— Государь! — ответил раби Иоханан, — если бы ты не был императором в эту минуту, Иерусалим не был бы отдан в руки твои, ибо сказано: «Ливан от могучего падет». Не являлся же я раньше к тебе потому, что зелоты не давали мне сделать это.
На это Веспасиан сказал:
— Ехидна обвилась вокруг бочки с медом. Что остается сделать, если не уничтожить бочку вместе с ехидной?
Не нашелся раби Иоханан, что ответить. По этому поводу рав Иосиф (а по словам других — раби Акиба) сказал:
— Воистину: «низвергает ум мудрецов и превращает знание их в глупость». Раби Иоханан должен был бы ответить: «щипцами удаляют змею и бочку сохраняют в целости».
В это время прибыл из Рима гонец с известием, что Нерон умер и императором провозглашен Веспасиан.
— Я ухожу отсюда, — сказал Веспасиан раби Иоханану, — и пришлю вместо себя другого. Проси чего хочешь, просьба твоя будет исполнена.
Зная, что просить о пощаде Иерусалима бесполезно, раби Иоханан сказал:
— Государь! Прошу тебя: пощади город Явне с его учениками и пощади княжеский род рабан Гамлиеля.
* * *
За три преступления был разрушен Первый храм: за идолопоклонство, кровосмешение и кровопролитие. Но Второй храм, во времена которого занимались изучением Торы и исполнением заповедей, и процветала благотворительность, — за что подвергся этот храм разрушению? За беспричинную вражду. Этим указано, что беспричинная вражда равносильна вместе взятым идолопоклонству, кровосмешению и кровопролитию.
б) Разрушение Тур-Малки
Существовал обычай — в свадебном шествии нести перед женихом и невестой петуха и курицу, символ плодородия. Однажды со свадебным шествием встретились римские воины и отобрали петуха и курицу. Свадебные гости кинулись на римлян и побили их. Донесли императору: «Иудеи взбунтовались 'против тебя».
И пошел император на Тур-Малку.
Был среди жителей Тур-Малки некий богатырь Бар-Дероми. (Житель юга, южанин) Человек этот делал прыжок версту в длину и на всем этом пространстве производил избиение римлян. Видя это, снял император венец свой и, положив его на землю, воскликнул:
— Властитель мира! Молю Тебя, не предавай меня и царства моего в руки единого человека.
Бар-Дероми же горделиво воскликнул: «Не Ты ли, Боже, отринул нас и не выходишь, Боже, с войсками нашими?» — Ужалила Бар-Дероми ехидна, и он умер. Узнав об этом, император сказал:
— В благодарность за чудо, совершенное ради меня, я оставлю город этот в покое.
Едва император удалился, свадебные гости принялись пировать и веселиться. Освещение на этом пиршестве было такое, что на расстоянии целой версты от города можно было различать начертание именной печати на перстне.
— «Так вот что! — подумал император, — иудеи издеваются надо мной!» — И он снова напал на город.
* * *
Предание гласит:
Приговорив к смертной казни двух иудейских богатырей в Лаодикее, братьев Юлиануса и Папиаса, император Траян обратился к ним с такими словами:
— Вы единоплеменники Ханании, Мисаила и Азарии. Пусть же явится Бог ваш и спасет вас от меня также, как он спас Хананию, Мисаила и Азарию от Невухадоносора.
На это Юлианус и Папиас ответили:
— Ханания, Мисаил и Азария были истинными праведниками и достойны были, чтобы произошло чудо для их спасения; и царь Невухадоносор был личностью незаурядной и достоин был, чтобы через него чудо то совершилось. А ты, нечестивец, — человек ничтожный, не достоин ты, чтобы через тебя чудо сотворилось. Мы же заслужили гибели своей, и если не ты казнишь нас, то есть у Господа много других истребителей, — достаточно есть медведей, львов, тигров, чтобы напасть и умертвить нас. И если предал нас Господь в руки твои, то Он же и взыщет с тебя за кровь нашу.
Не взирая на слова их, Траян тут же казнил обоих. Предание гласит, что не успел Траян тронуться оттуда, как был убит двумя посланцами из Рима, которые, напав на него, поленьями размозжили ему голову.
* * *
Окружили иудеев воины Траяна и умертвили их. Женщинам же Траян сказал:
— Будьте послушны моим воинам, дабы я не поступил и с вами так, как поступил с мужьями вашими.
— Сделай с женщинами то, что ты сделал с мужчинами, — ответили жены иудейские.
Окружили их воины Траяновы и умертвили всех, и смешалась кровь их с кровью убитых мужей.
в) Разрушение Бетара
Существовал обычай: когда родится сын, сажали кедровое дерево, когда родится дочь, сажали акацию: когда дети эти вырастали и вступали в брак, срубали деревья и изготовляли из них шесты для венчального балдахина. — Однажды через Бетар проезжала дочь императора, и сломалась ось в ее колеснице. Слуги срубили первый попавшийся кедр и сделали новую ось. Напали на них иудеи и побили их. Донесли римляне императору: «Иудеи взбунтовались». Пошел император на Бетар.
* * *
Истребление бетарийцев продолжалось до тех пор, пока кровь их не стала литься через пороги домов, через кустарники, через края водостоков. Кони тонули в крови. Камни весом в сорок саа катило кровавым потоком. На протяжении четырех верст окрашена была кровью вода морская. Виноградник был у Адриана, восемнадцати верст в квадрате, и повелел император поставить вокруг этого виноградника ограду из убитых бетарийцев, воспретив хоронить их. И лишь впоследствии, по приказу другого императора, трупы эти преданы были погребению.
Предание гласит, что в продолжение семи лет собирали урожай с напитанных иудейской кровью виноградников, обходясь без удобрения.
Еха-Р.; Иеруш. Таан., 4; Гит., 57.
* * *
«Вот он стоит за нашей стеною». Рав Аха учил:
— От западной стены храма никогда не отходил дух Господень. (От храма осталась часть западной стены, существующая и поныне.)
Танх. Гак.
МЕНАХЕМ
В день разрушения храма родился искупитель. Некий человек пахал поле. Замычала телица его. Шедший мимо араб обратился к пахарю с вопросом, какого племени он.
— Иудей, — ответил пахарь.
— Иудей! Иудей! — сказал араб, — распряги телицу и оставь плуг свой.
— Зачем?
— Святилище иудейское разрушено.
— Откуда узнал ты об этом?
— Из мычания телицы.
В эту минуту телица снова замычала. И араб сказал:
— Иудей! Иудей! Запряги телицу и берись за плуг свой: родился Мессия, искупитель Израиля.
— Как имя его?
— Менахем. (Менахем — утешитель)
— А имя отца его?
— Иезеккия.
— А где находится он?
— В Вифлееме иудейском, в Бет-Лехеме.
Пошел пахарь тот, продал телицу свою, продал плуг и стал торговцем детскими пеленками. Ходил он из города в город, из одной области в другую, пока не пришел в то место (в Вифлеем). Стали приходить женщины из всех окрестных сел покупать пеленки. Одна только женщина, мать Менахема, пеленок покупать не стала. Услыхал он, как другие женщины говорят ей:
— Мать Менахема! Мать Менахема! Купи и ты пеленки для своего сына. А она отвечает:
— Дай Бог удавиться всем врагам Израиля! (Иносказательно проклятие относится к сыну ее.)
— Почему говоришь ты так? — спрашивают женщины.
— Потому, что в тот день, когда он родился, разрушен был храм Господень.
Тогда он обратился к ней и сказал:
— С появлением на свет сына твоего храм был разрушен; но уверен я, что через него же храм будет восстановлен снова.
— У меня денег нет, чтобы купить пеленки, — сказала женщина.
— Это для меня безразлично, — ответил он, — бери пеленки для сына, а я в другой раз приду, и ты заплатишь за них.
Придя через некоторое время в тот город, где жила женщина эта, он решил пойти взглянуть на ребенка. Пришел и спрашивает:
— Как поживает сын твой?
— Его нет больше у меня, — ответила женщина, — сейчас после того, как ты встретился со мною, налетели ветры бурные, вырвали его из рук у меня, унесли, и нет его.
Иеруш. Бер.; Еха-Р.; Мид. Пан. Ах.
* * *
Шли дорогою рабан Гамлиель, раби Елиезер бен Азария, раби Иошуа и раби Акива. За сто двадцать миль до Рима стал шум форума доноситься до них. Трое первых заплакали, а раби Акива засмеялся.
— Как можешь ты смеяться, Акива? — воскликнули они.
— А вы о чем плачете? — ответил вопросом раби Акива.
— Язычники эти, — ответили они, — поклоняющиеся истуканам и идолам кадящие, живут в безмятежном мире, а мы, — Святилище наше, подножие Господа нашего, в огне сожжено, — как не плакать нам?
— Потому-то я и смеюсь радостно, — сказал раби Акиба, — если преступающим волю Его Господь дает счастье, то тем более он даст счастье тем, кто исполняет святую волю Его.
В другой раз они же шли по пути к Иерусалиму. Дойдя до горы Цофим, разодрали они одежды свои. На храмовой горе увидели шакала, выходящего из развалин Св. Святых, и горестно заплакали они, а раби Акива рассмеялся.
— Чего ты смеешься, Акива? — спросили они.
А вы чего плачете? — ответил вопросом раби Акива.
— В том месте, о котором сказано: «посторонний, который приблизится, умрет», ныне шакалы бродят, — как же не плакать нам?
— Вот поэтому-то и смеюсь я радостно, — сказал раби Акива, — сказано: «И я взял себе верных свидетелей, Урию-священника и Захарию, сына Еварахиина». Что имеют общего Урия с Захарией? Ведь Урия жил во времена Первого храма, а Захарий во времена Второго храма. Но не даром приведено в связь пророчество Захарий с пророчеством Урии. У Урии сказано: «Посему из-за вас Сион распахан будет как поле, и Иерусалим сделается грудою развалин, и будет Гора Храмовая лесистым холмом». А у Захарий сказано: «Снова старцы и старицы будут сидеть на улицах в Иерусалиме, каждый с посохом в руке — от полноты дней». До тех пор, пока не исполнилось пророчество Урии, я опасался, что не исполнится пророчество
Захарии; ныне же, когда первое пророчество осуществилось, я верю, что и второе осуществится.
— Акива! — воскликнули все, — ты утешил нас! Акива, ты утешил нас!
Мак., 24.
Иосиф Флавий
[Из книги шестой]
8 лоуса оба легиона закончили сооружение валов, и Тит повелел поставить осадные орудия напротив Западного вала, примыкавшего к внешнему двору Храма. (Лоус — по сирийскому исчислению — соответствует еврейскому ава.) Уже в течение шести дней самый мощный таран беспрерывно и безуспешно работал над разрушением стены, но крепкие, точно подогнанные друг к другу камни не поддавались разрушению. Римляне пытались разрушить основание Северных ворот, но и тут крепкие камни противостояли натиску. Римляне, утратив надежду достигнуть чего-либо с помощью техники, решились произвести прямую атаку и, подставив лестницы, начали взбираться на стены.
Евреи не спешили остановить их. Но едва только римляне оказались наверху, как евреи яростно напали на них. Евреи сбрасывали римлян со стен, кололи их мечами, причем римляне даже не успевали прикрыться щитами. Евреи столкнули вниз лестницы, густо усеянные людьми; впрочем, они также несли тяжелые потери. Римляне с боевыми знаками, отчаянно боролись за них, ибо потеря подобного знака является для римлян величайшим позором, но в конце концов евреи овладели знаками. Римляне пали духом и предпочли отступить. Иудеи же, прославившиеся в прежних битвах, вновь показали себя во всем блеске, как, например, Элиэзар, племянник Шимона. (Шимон бар Гиора — один из вождей зелотов, «ревнителей», самой радикальной политической группировки в Палестине в I в. н.э.)Тит, видя, что все его попытки пощадить чужеземный Храм, приносят гибель его солдатам, повелел подложить огонь к воротам Храма.
Между тем к Титу явились двое дезертиров: Анан из Эммауса, один из наиболее ярых приверженцев Шимона и Архелай, сын Магадата. Оба надеялись испросить у римлян пощады, ибо покинули лагерь евреев в благоприятный для тех момент. Тит, осведомленный об их беспощадности к своим соотечественникам, склонен был рассматривать этот маневр как один из обычных хитроумных трюков. Тит испытывал сильное желание уничтожить обоих, заметив, что не свободный выбор, но необходимость понудила их дезертировать, и, что люди, виноватые в сожжении собственного города, затем решившие увильнуть, не заслуживают пощады. Но, однако, гнев не мог заставить Тита нарушить данное им слово, и он позволил обоим дезертирам удалиться, не даровав им, впрочем, обычных привилегий.
Между тем солдаты уже подложили огонь к воротам Храма. Плавившееся серебро открыло доступ огню к деревянным стропилам и пламя охватило колоннады. Евреи, увидев кольцо бушующего пламени, пали духом: их ужас был столь велик, что они даже пальцем не пошевельнули, дабы остановить огонь. Беспомощно стояли они, гляда на пляшущие языки пламени. Но отчаяние, вызванное нынешним разрушением, не сделало их благоразумнее на будущее. Они набросились на римлян с такой яростью, словно само святилище было уже в объятиях пламени.
Огонь бушевал весь день и всю последующую ночь: колоннады медленно догорали.
На следующий день Тит повелел отрядам, предназначенным для тушения огня и уборки, приступить к борьбе с пожаром и постройке дороги, обеспечивающей легионам свободный проход вплоть до самих ворот Храма. Затеял он созвал военный совет. В совете участвовали шесть высших военачальников: Тиберий Александр, Секст Цереалий — от Пятого легиона, Ларций Лепид — от Десятого, Тит Фригии — от Пятнадцатого, Фронто Атерий, командовавший двумя александрийскими легионами, и Марк Антоний Юлиан, прокуратор Иудеи. Были приглашены также другие прокураторы и трибуны, и Тит предложил присутствующим высказать свое мнение по поводу судьбы Храма.
Некоторые настаивали на применении законов войны: мятежи не прекратятся, пока Храм будет существовать как очаг мятежей для евреев всего мира. Другие возражали им, утверждая, что Храм можно сохранить при условии, что евреи его покинут и вооруженным лицам будет воспрещен вход в Храм; в противном случае его следует сжечь, ибо Храм, использованный в военных целях — уже не Храм, но крепость, и в кощунстве будут виновны не римляне, но евреи, вынудившие римлян применить силу.
Тит заявил, однако, что даже и в случае использования евреями Храма в военных целях, он предпочитает карать людей, а не неодушевленные предметы. Римляне многое потеряют если погибнет столь неповторимое произведение искусства; но, напротив, в интересах самих же римлян сохранить Храм, это украшение в венце империи.
Фронто, Александр и Цереалий выразили то же мнение. Затем Тит распустил совет. Он отдал приказ дать армии отдых перед решающей битвой и повелел «отрядам по тушению огня и уборке» проложить дорогу через руины и приступить к тушению пожара.
В тот день изможденные и объятые ужасом евреи утратили свою предприимчивость. Но на следующий день в восемь часов утра евреи, вновь обретя силы и самоуверенность, предприняли вылазку против гарнизона, охранявшего внешний двор Храма. Атакующие натолкнулись на упорное сопротивление римлян, которые, сдвинув щиты и образовав нечто вроде защитной стены, сомкнули ряды. Но римляне уже не в состоянии были долго продержаться, ибо атакующие превосходили их и числом и решимостью.
Цезарь, наблюдавший сражение с форта Антония, поспешил им на помощь во главе отряда конников. Сопротивление евреев было сломлено. Воины, сражавшиеся в первых рядах, погибли; остальные отступили. Но едва только римляне отошли, как евреи появились снова и атаковали римлян, затем снова были отброшены, и так продолжалось до одиннадцати часов утра, когда, подавленные численным превосходством римлян, евреи вновь отступили и были подвержены осаде во внутреннем дворе Храма.
Тит вернулся в форт Антония, готовясь предпринять решительную атаку на заре следующего дня и взять Храм... Но, однако, Господь уже обрек Храм огню. Судьба повернула колесо истории, и наступило роковое 10 лоуса, день, который некогда, много веков тому назад, был свидетелем сожжения Храма царем Вавилона. (Форт Антония — замок на склоне Храмовой горы, выстроенный Маккавеями, а затем переименованный в честь знаменитого римского полководца и государственного деятеля, участника второго триумвирата Марка Антония.) Но сами евреи были причиной и виновниками пожарища. Ибо когда Тит отступил, повстанцы некоторое время пребывали в спокойствии, но затем снова атаковали римлян. Произошло столкновение между отрядом, охранявшим святилище и римскими отрядами, пытавшимися потушить пожар во внутреннем дворе Храма. Римляне отбили атаку и преследовали евреев вплоть до самого святилища.
И тут один из солдат, не ожидая приказа и по-видимому не отдающий себе отчета в ужасных последствиях своего поступка, но несомненно движимый некоей высшей силой, внезапно выхватил головешку из тлеющих развалин и, вскарабкавшись на спину другого солдата, швырнул ее через обрамленное золотом оконце в один из северных приделов Храма. Евреи, увидев поднявшиеся языки пламени, испустили душераздирающий крик и ринулись тушить огонь, не щадя ни сил, ни жизни, ибо то, что они столь преданно охраняли, исчезало на их глазах.
Гонец принес известие о пожаре Титу, отдыхавшему после боя в своей палатке. Тит выбежал из палатки как был и ринулся к Храму, чтобы пресечь бесчинства. Его военачальники устремились вслед за ним, а вслед за ними ринулись возбужденные, яростно вопящие легионеры. Цезарь кричал и размахивал руками, требуя от солдат потушить пожар. Но солдаты были ослеплены и оглушены яростью и не слышали его криков и не видели подаваемых знаков.
И легионы ринулись в Храм, и уже ни приказы, ни угрозы не могли предотвратить бесчинства: бешенство овладело армией. Сбитые в кучу в проходах, солдаты топтали друг друга, и победители погибали той же жалкою смертью, что и побежденные.
Приближаясь к святилищу, солдаты делали вид, будто не слышат приказов кесаря и подстрекали бегущих впереди швырять головешки. Повстанцы уже не могли ничему помочь: всюду были убийства и кровавые схватки. В большинстве жертвою пали мирные жители, слабые и безоружные. Изловив их, римляне безжалостно их убивали. Возле алтаря росла гора трупов и вдоль ступеней святилища текла река крови, и тела убитых наверху скользили по ступеням вниз. Солдаты были словно одержимые, и невозможно было их удержать, и никто уже не пытался бороться с огнем.
Когда кесарь увидел, что с разбушевавшимися солдатами не справиться, он прошел со своими военачальниками во внутренний зал и лицезрел Святая святых. Он осмотрел внутреннее убранство Храма, превосходящее по красоте все описания, воистину заслужившее свою славу.
Огонь еще не проник во внутренний зал, но плама уже бушевало в прилегающих помещениях. Кесарь подумал, что еще возможно спасти изумительное здание. Покинув помещение, он принялся уговаривать солдат приступить к тушению огня. Он повелел Либералию, центуриону стрелков своего караула, бить дубинками каждого, кто осмелится не подчиниться приказу.
Но страх и уважение к кесарю были бессильны побороть бешенство, овладевшее солдатами, их ненависть к евреям, обуявшую их жажду боя. Большинство было к тому же объято жаждой наживы, убежденное, увидев золотую отделку Храма, что храмовые подземелья ломятся от денег.
И уже кто-то предупредил их желание и, в то время как кесарь пытался удержать своих солдат, подложил огонь к металлической обшивке ворот. Языки пламени появились изнутри. Кесарь и его военачальники отступили, оставив Храм на милость армии. Так, вопреки желанию кесаря, Храм был предан огню.
Велика наша скорбь о разрушении Храма, изумительнейшего здания, которое когда-либо представало взору смертного, здания несравненного и по своей величине, и по красоте архитектуры, и по совершенству каждой детали, и славе своего Святая святых. Но все же мы можем найти великое утешение, признав неумолимость судьбы не только к живым существам, но также к произведениям искусства и к городам.
И мы только можем подивиться той точности, с которой судьба вращает колесо времени. Сожжение Храма произошло в тот же день и месяц, как некогда, столетия тому назад, — его разрушение вавилонянами. Со времени основания его царем Соломоном и до нынешнего разрушения, которое произошло во второй год Веспасианова правления прошло тысяча сто тридцать лет, семь месяцев и пятнадцать дней. (Веспасиан, отец Тита — римский император, основатель династии Флавиев; правил в 69 79 гг. н.э.) Со времени восстановления Храма Хаггаем во второй год царствования Кореша (Кира) и до его падения в годы правления Веспасиана прошло шестьсот тридцать девять лет, сорок пять дней. (Хаггай — пророк, призывавший к восстановлению Храма, Кореш (Кир) — персидский царь, по Эдикту которого в 638 году до н.э. евреям было разрешено вернуться на Святую Землю).
(День разрушения Храма)
Доктор М.Гликсон
В дни осады и разрушения Храма в его сторону были направлены все стрелы врага.
В этом отношении имеет глубокое символическое значение талмудический рассказ о стрелах римского императора Нерона, направленных во все четыре стороны: на восток, запад, север и юг, которые падали в одну сторону, в одно место, в Храм Иерусалима.
Имеется в Талмуде много других рассказов и легенд, символизирующих желание римлян уничтожить Храм. Все устремления римских военачальников во главе с их тираном-императором Титом были направлены именно на уничтожение и сожжение Храма Иудеев.
Не меняют ситуации рассказы некоторых римских историков о том, что советники императора Тита высказывались за сохранение этого грандиозного сооружения.
Не меняет ситуации также и то, что в рассказе Раба и приверженца Тита еврейского историка Иосифа Флавия говорится о желании римского императора сохранить прекрасный Иерусалимский Храм.
Мы знаем свидетельство летописца монаха Сульфициуса, основанное на показаниях современных императору Титу источников, в которых ясно говорится о твердом намерении Тита разрушить Храм с тем, чтобы вырвать с корнем веру иудеев в вечность их Храма.
Многочисленные рассказы и хроники тех лет доказывают, что Рим и их император Тит рассматривали разрушение святыни еврейского народа, его духовного бастиона, его веры и надежды как свою «историческую миссию».
И это злодеяние соответствовало духу Римской империи. Храм, назначение которого символизировать и воплощать дух народа, его Тору и веру в единого Бога, его религиозность и моральные чувства, был совершенно чужд и противен сознанию и миропониманию римлян.
Безусловно, что в основу Храма были положены в самом его начале гуманные устремления и идеи. Его строитель, царь Соломон, в своей молитве при открытии Храма вещал: «Храм этот будет святым для всех, и чужой, не из народа Израиля, придет к тебе». «Чтобы знали все народы мира Имя Господа, как и народ Израиля».
А пророк Исайя, один из величайших пророков Израиля, прорицал: «И Храм мой будет домом для всех народов».
Но мысли и сердца римлян не были подготовлены для этой универсальной всемирной идеи, выпестованной еврейским народом. Слишком духовными, слишком возвышенными, слишком человечными были эти идеи.
Правда, Римская Империя временами относилась довольно терпимо к верованиям других народов. Покорители тогдашнего мира, римские сатрапы иногда поклонялись богам покоренных народов. Но проявление такой веротерпимости объяснялось прежде всего отсутствием веры вообще у римлян и безразличием к вопросам религии. Поэтому им была чужда настоящая вера, духовная возвышенность религиозных идей, основанных на принципах этики и морали.
Языческие преклонения, идолы — это было для них «естественно» и понятно, и к ним можно было относиться терпеливо и даже с уважением. Это были своеобразные храмы для идолов, статуй и изваяний. Но этот Иерусалимский Храм, в котором не было ни идола, ни статуи, а только какая-то отвлеченная, возвышенная идея, окутанная туманом неизвестного единого невидимого Бога — такой Храм был чужд римскому языческому миру с его преклонением перед грубой физической силой, материальной и овеществленной.
Отсюда все это неуважение к Иудейскому Храму, все надуманные римские побасенки о том, что в Иерусалимском Храме стояло грубое изваяние с главою осла. Отсюда все старания сильных мира сего, вроде императора Калигулы, ввести в Храм Божий идола, которому обязаны поклоняться иудеи, и быть посему!
Отсюда, с точки зрения римлян, и необходимость разрушить Храм вообще, разрушить духовную крепость этого странного непонятного им народа, отсюда эта ненависть к строптивому, своевольному народу.
«Иудея покоренная, Иудея плененная» — вот чем гордилась, вот чем хвасталась и вот в чем видела свою заслугу Римская империя Тита и так ее видят потом во все века притеснители еврейского народа — последователи римских легионов.
Повторяются те же жестокие законы, безжалостная тирания и насмешки по отношению к народу покоренному и изгнанному, ведущему неравную борьбу за право на существование.
Повторяется то же пренебрежение к духовному творчеству целого народа, презрение к его идеям и моральным ценностям. Одним словом, все те «особенные отношения», которые проявляла Римская империя во время разрушения Иерусалима, сопровождали затем, как тень, длинную дорогу еврейского народа в странах рассеяния. Он был окружен враждебным миром, гонимый из страны в страну.
Все свои героические усилия выстоять в борьбе и продолжать свои традиции в национальном духе своих предков, исключительная моральная выдержка, оберегавшая народ от атрофии и вырождения, и даже наступившая затем чудесная пора национального возрождения и пробуждение к новой жизни, к возвращению на свою историческую родину — все это не принималось во внимание и не возбуждало уважение к древнейшему народу — носителю всемирной исторической религии. Так же, как и римляне в свое время не оценили героическое сопротивление Иудеи и ее стойкость против многократно превосходивших сил римских легионов, покорителей мира, так и теперь мир этого не оценит.
Факел в руках римского легионера, поджигающего Храм в Иерусалиме, служил символом ненависти к еврейскому народу и к Иерусалиму как тогда, так и теперь.
Отсюда и то большое трагическое значение для нашего народа факта сожжения и разрушения Храма, которое оно имело для своего времени и на века грядущие.