С мацой связаны многочисленные предания, близкие по духу Пасхальной Агаде, главная мысль которой: мы были рабами в Египте, но Всевышний вывел нас оттуда. Маца несет в себе намек и на рабство, и на освобождение. Ведь вся суть ее заключается в том, что она изготовляется в спешке, так, что тесто не успевает превратиться в хамец. И еще: она не содержит ничего, кроме муки и воды. Это напоминает нам о двух прямо противоположных вещах.
До того, как Всевышний освободил его, еврейский народ находился в рабстве. Его угнетали свирепые надсмотрщики, заставлявшие евреев исполнять тяжелейшую работу и не дававшие им отдохнуть даже ночью. Они выгоняли евреев на работу еще до восхода солнца, так что приготовленное ими тесто не успевало закваситься. Евреи пекли свой хлеб в спешке и в спешке его ели.
Но после того, как Всевышний сломил волю египтян, единственное, на что их хватило, — это в спешке отпустить евреев из страны. И снова не успело закваситься приготовленное ими тесто, ибо Всевышний открылся им и вывел их из Египта, как сказано в Торе: "И испекли они тесто, которое вынесли из Египта, лепешками мацы, ибо оно еще не вскисло, потому что они изгнаны были из Египта и не могли медлить, и даже пищи не приготовили себе" (Шмот, 12,39). В спешке евреи пекли свой хлеб в час освобождения и в спешке его ели, — ибо нужно было спешить: "И отправились сыны Израиля из Раамсеса в Сукот" (Шмот, 12,37).
В этом особенность еврейского народа, в этом его величие: он никогда не просит роздыха, но всегда стремится исполнить свое предназначение. Он терпеливо переживает трудные времена, ибо знает, что удостоится освобождения, и не отчаивается. Напротив, он радуется даже лишениям рабского состояния, так как они приближают окончательное освобождение. Выходит, что он даже в хлебе рабства находит вкус свободы, а в дни процветания не становится высокомерным, ибо помнит времена порабощения, помнит, что когда-то сам был рабом, и Всевышний, освободив его, заповедал: "Чтобы отдыхал раб твой и рабыня твоя, как ты" (Дварим, 5,14). Поэтому даже когда он ест хлеб свободы, он находит в нем вкус бедности и изгнания.
Именно поэтому маца, заповедь о которой евреи получили в Египте, была одним из символов освобождения, — тем более, что ее ели вместе с пасхальной жертвой. Вот как сказано в Торе: "Я пройду в эту ночь по земле египетской и поражу всякого первенца... и над всеми богами египетскими совершу расправу... Да будет вам этот день в память, и празднуйте его как праздник Г-спода в своих поколениях. Семь дней ешьте мацу" (Шмот, 12). Однако когда Моше по указанию Всевышнего через сорок лет после освобождения, незадолго до того, как еврейский народ вошел в прекраснейшую из стран — Эрец Исраэль — и завладел ею, снова напомнил Израилю о заповедях, связанных с мацой, он назвал ее "хлебом бедности": "Приноси пасхальную жертву Г-споду Б-гу твоему... Не ешь при этом квасного, семь дней ешь с ним мацу, хлеб бедности, ибо поспешно вышел ты из земли египетской, чтобы помнил ты день исхода твоего из земли египетской во все дни жизни своей" (Дварим, 16).
Не только узы рабства сбросил еврейский народ, выйдя из Египта. В этот час он навсегда сбросил любое земное иго — ибо что бы мы выиграли, поменяв одно иго на другое? Отныне мы признаем только одно иго — Небесное. Мы были рабами фараона, а стали рабами Всевышнего. Нет и не может быть более полной и возвышенной свободы, ибо, служа Всевышнему, мы завоевываем свободу не только для себя, но и для всего мира.
Находясь в Египте, евреи стремились выйти на свободу как можно быстрее, — оттого они и покинули эту страну в спешке. Но и освободившись, они не медлили, а поспешили исправить отвратительное извращение, к которому успели привыкнуть двадцать шесть поколений людей, — позаботились о том, чтобы люди снова узнали Всевышнего. "Вы видели, что Я сделал с египтянами", — говорит Тора. Египтяне были так уверены в себе, — что же осталось от их спокойствия и уверенности? Тора продолжает: "Вы будете для Меня царством священников", — Моими посланниками среди народов мира. Вы будете служить Мне, повиноваться Мне, ибо в спешке вышли вы из Египта. Никогда не сквасится ваше тесто, ибо никогда у него не достанет для этого времени. Во все времена Я буду открываться вам, — и вы должны будете немедленно приступить к работе. Пусть славятся рабы Всевышнего!
Желательно, чтобы и женщины получили по кусочку той самой мацы, на которую произносятся оба благословения — "Выводящий хлеб из земли" и "Повелевший нам есть мацу".
9. Марор и харосет
И мужчины, и женщины обязаны съесть кезайит марора в пасхальную ночь, ибо и те, и другие прошли египетское рабство. Ведь само название марор взято из слов Торы: "И делали жизнь их горькой (ваимареру) тяжким трудом" (Шмот, 1,14).
Наши мудрецы перечислили те виды овощей, которые могут быть использованы в качестве марора. Это хрен, салат-латук, цикорий и некоторые другие. Однако наилучшим способом исполнить заповедь можно только выбрав в качестве марора хасу — зеленые листья салата-латука. О нем сказано: "Как листья латука — поначалу кажутся сладкими, и лишь затем начинает чувствоваться их горечь, так и египтяне. Вначале они поработили евреев сладкими речами, а лишь затем — тяжким трудом". И еще сказано: "Эти листья названы хасой потому, что Всевышний пощадил (хас) и освободил нас".
Мудрецы постановили, что перед тем, как съесть кусочек марора, необходимо обмакнуть его в сладкий харосет. Однако при этом не следует "зачерпывать" большое количество харосета, чтобы не отбить горький вкус марора.
Харосет — это напоминание о яблоне. В Египте еврейские женщины рожали детей безболезненно и не стонали от боли, так что египтяне не слышали, что в еврейских семьях происходит что-то необычное. Именно об этом говорится в Песне Песней: "Под яблоней пробудила я тебя. Там родила тебя мать твоя, там родила родительница твоя" (Шир га-Ширим, 8,5).
Но почему под яблоней? Порабощенные евреи отчаялись и уже не надеялись на освобождение и потому перестали сближаться со своими женами. Они говорили: "Для чего нам производить на свет сыновей, которые тоже будут рабами?" Однако их жены ласкали их и искали сближения, чтобы выполнить заповедь Всевышнего. А когда женщинам приходило время рожать, они уходили из дома в поле и рожали там в тени яблонь без единого стона. И все-таки, почему именно яблоня? Потому, что так же как у яблони плоды появляются раньше, чем листья, так и еврейские дети в Египте сначала появились на свет, а лишь потом Всевышний пришел на помощь и послал им освобождение. Именно поэтому сказал царь Шломо: "Кто та, что поднимается из пустыни, опираясь на возлюбленного своего. Под яблоней пробудила я тебя" (Шир га-Ширим, 8,5).
Этот подвиг еврейских женщин послужил спасению еврейского народа и смягчил ему горечь рабства. В память о нем мы обмакиваем наш марор в харосет, который делается из тертых яблок.
Мы добавляем в харосет и другие фрукты, упомянутые царем Шломо в Песне Песней — книге, рассказывающей о любви, которая связывает Израиль со Всевышним. Израиль и сам уподоблен всем этим плодам. Гранату — ибо сказано: "Как дольки граната виски твои" (Шир га-Ширим, 4,3). Инжиру — ибо сказано: "На смоковнице началось созревание плодов" (Шир га-Ширим, 2,13). Финику — ибо сказано: "Подумал я: взберусь я на [финиковую] пальму" (Шир га-Ширим, 7,9). Ореху — ибо сказано: "Спустилась я в ореховый сад" (Шир га-Ширим, 6,11). Миндалю (шакед) — ибо Всевышний стоял на страже (шакад) и ждал часа освобождения. Упоминание всех этих плодов служит прославлению Израиля за то, что он оставался собой и всегда отличался от египтян, — даже когда находился у них в рабстве. За это Всевышний превратил его горький жребий в сладкий и послал ему избавление. А поскольку и мы сами считаем себя в эту ночь вышедшими из Египта, — ибо не только наших предков, но и нас освободил Всевышний, — мы, так же как они, отведываем и горечи, и сладости нашего общего жребия.
И еще одно объяснение: харосет по внешнему виду напоминает глину. Само его название созвучно слову харсит — глина, из которой изготовлялись кирпичи. Волокна пряностей, добавляемых в харосет, напоминают солому, также использовавшуюся для изготовления кирпичей.
Как мы уже говорили, все символы Седера имеют двойное значение, отражают и порабощение, и избавление. Таковы и марор с харосетом, смесь сладкого и горького, горького и сладкого. Горечь марора смягчается сладостью харосета, ибо наши предки и в период египетского рабства находили утешение в книгах, повествовавших об избавлении. Но сам харосет — это символ, напоминающий нам о соломе и глине, материалах, с которыми мы работали в бытность свою рабами в Египте.
В харосет принято добавлять красное вино, символизирующее кровь: кровь обрезания, кровь пасхальной жертвы — и кровь еврейских детей, убитых египтянами.
Эти символы учат: не горечи следует бояться и не сладости радоваться, не порабощение делает рабом, и не освобождение от работы — свободным человеком. Для того, кто возлагает все свои надежды на фараона, египтян и их отвратительное идолопоклонство, и сладкие плоды становятся горькими, а свобода превращается в рабство. Но для того, кто полагается на Всевышнего, все обстоит иначе: горькие плоды становятся сладкими, а на смену рабскому состоянию приходит подлинное избавление.
Агада напоминает: "Мы были рабами" — пока возлагали надежды на фараона и египтян. Только после того, как сам Всевышний вывел нас из Египта, мы стали по-настоящему свободными людьми.
Ведь если бы Всевышний не вывел наших отцов из Египта, — даже если бы фараон по своей воле освободил их, или они сумели освободиться своими силами, — все мы, наши сыновья и внуки так и остались бы порабощенными египтянами. Не может быть для нас иного освобождения, чем посланное нам Всевышним, когда Он освободил нас и сделал нас Своим народом. Он Сам — и никто другой.
10. Карпас
Это трава, которая так и называется — карпас, или любой другой негорький овощ — как сырой, так и вареный. Те овощи, которые принято есть сырыми, едят сырыми, те, которые принято есть вареными — едят вареными. Карпас едят сразу после Кидуша. Перед этим принято совершать нетилат ядаим, то есть ритуальное омывание рук, но без соответствующего благословения. После нетилат ядаим произносится благословение "Создавший плоды земли", причем его действие распространяется не только на карпас, но и на марор. Затем съедается небольшое количество — меньше кезайита — карпаса, чтобы не было необходимости произнести завершающее такую "мини-трапезу" благословение.
Согласно самому простому объяснению, карпас введен в пасхальный Седер для того, чтобы заинтересовать маленьких детей, которые не сталкивались с подобным обычаем в другие дни года. Кроме того, карпас избавляет нас от необходимости произносить благословение "Создавший плоды земли" перед тем, как съесть кезайит марора (в добавление к специальному благословению на марор). Ведь мы едим марор в память о том, как египтяне омрачали жизнь наших отцов, и поэтому не хотим произносить перед этим сразу два благословения. Точно так же глава Торы, содержащая многочисленные упреки в адрес еврейского народа, читается "залпом", т.е. одним чтецом, а не делится между несколькими, — чтобы не произносить при этом дополнительные благословения. Ведь Всевышний установил правило: "Неправильно было бы допустить, чтобы дети Мои подвергались проклятию, а Мне доставались бы благословения". Поэтому мы оставляем для марора только одно благословение, а второе достается карпасу.
Карпас принято обмакивать в уксус или в соленую воду. Во времена Иерусалимского Храма и в течение долгого времени после его разрушения, пока еврейский народ еще имел возможность соблюдать законы о ритуальной чистоте, нетилат ядаим делали всякий раз перед тем, как ели жидкую пищу. Дело в том, что, согласно постановлению мудрецов, руки, не прошедшие нетилат ядаим, передают любому съедобному напитку нечистоту первой степени. Поэтому еврейский закон просто обязывал делать в таких случаях нетилат ядаим и произносить соответствующее благословение. Однако у нас в наше время нет никакой возможности уберечься от ритуальной нечистоты, поэтому мы делаем нетилат ядаим только перед тем, как съесть кусок хлеба. Исключение составляет только пасхальная ночь, в которую мы выполняем одно из требований закона о ритуальной чистоте, — прежде всего для того, чтобы эта ночь отличалась от всех других. Тем самым мы как бы заставляем удивленных детей задавать различные вопросы.
Кроме того, мы придаем всему, что происходит в эту ночь, такое же большое значение, какое придавал всему происходящему коген в Храме во время служения. Поэтому мы и делаем нетилат ядаим перед тем, как обмакиваем карпас в уксус или соленую воду, — в точности как делали бы, если бы действительно соблюдали законы о ритуальной чистоте как в древние времена. Однако при этом мы не произносим соответствующее благословение, поскольку большинство авторитетов полагают, что и изначально обязанность делать нетилат ядаим не распространялась на наш случай, когда твердая пища только обмакивается в жидкость. Несмотря на то, что некоторые авторитеты считают иначе, — то есть что и в этом случае закон обязывал делать нетилат ядаим и, стало быть, необходимо произнести благословение, Гагра — Виленский Гаон — постановил именно так, и в пасхальную ночь мы следуем его решению.
Существуют интересные дополнительные объяснения природы и смысла карпаса.
Тот, кто ест марор в значительном количестве, неизбежно создает себе желудочные проблемы. Карпас является прекрасным лекарством от них. Мы едим карпас раньше, чем марор, напоминая тем самым, что Всевышний всегда посылает нам лекарство раньше, чем болезнь. Избавление Израиля было подготовлено Им еще до того, как евреи отправились в Египет и стали там рабами.
Буквы слова карпас, — переставленные в обратном порядке, читаются как — с-парех. Слово парех означает "угнетение", "гнет", а числовое значение буквы самех — шестьдесят. Таким образом слово карпас, прочитанное в обратном порядке, напоминает нам о шестидесяти ревавот (десятков тысяч) евреев, которые были порабощены в Египте.
Кроме того, слово карпас сходно по устройству со словами кутонет пасим — "полосатая одежда". Именно так называет Тора одежду, подаренную Лаковом своему сыну Йосефу и вызвавшую зависть его братьев. Именно с этого подарка и началась история переселения евреев в Египет и их порабощения.
11. Корех ("бутерброд")
После того, как мы съедаем кезайит марора, мы ломаем пополам нижнюю мацу (соответствующую Израилю — в отличие от когенов и левитов), добавляем к ней марор так, чтобы и мацы, и марора было не меньше, чем кезайит, помещаем марор между двумя кусками мацы и едим их вместе, как бутерброд. По другому мнению, корех может быть меньше, чем кезайит. Принято делить мацу, лежавшую на пасхальном блюде, между всеми присутствующими, — если после того, как приготовлен первый корех, еще есть, что делить. Существует и другой обычай, согласно которому каждый из присутствующих использует для кореха наряду с обычным марором специально приготовленную им мацу-шмуру ("оберегаемую мацу").
С корехом не связано никакое специальное благословение, — ведь благословения, связанные с мацой и марором, уже были произнесены перед исполнением обеих заповедей. Однако перед тем, как есть корех, мы произносим формулу, приведенную в Агаде: "В память о Храме по Гиллелю". Многие сефардские общины произносят несколько иную формулу.
Обычай соединять мацу и марор и есть их вместе как корех восходит к Гиллелю Старшему. Он полагал, что во времена Храма, когда есть марор во время пасхальной трапезы обязывала сама Тора, его следовало есть вместе с мацой, в соответствии с его интерпретацией слов Торы: "С мацой и марором будете есть ее (пасхальную жертву)". Гиллель понимал их буквально: мацу и марор во времена Храма, когда приносилась пасхальная жертва, следовало есть вместе, как корех.
Как известно, в наше время пасхальная жертва не приносится, есть марор нас обязывает лишь постановление мудрецов, а заповедь Торы относится только к маце. Таким образом, даже если принять интерпретацию Гиллеля, мы уже не можем выполнить заповедь о маце, съев ее вместе с марором как корех, поскольку в таком случае вкус марора (который Тора более не обязывает нас есть) отбивает вкус мацы и получается, что мы едим мацу (что предписано непосредственно Торой) вместе с другим кушаньем, которое Торой не предписано. Поэтому мы выполняем указание Гиллеля лишь после того, как исполняем заповеди о маце и мароре каждую в отдельности. Только после этого мы едим корех, что, по мнению Гиллеля, было заповедью Торы во времена Иерусалимского Храма.
В некоторых общинах существует обычай обмакивать в харосет и марор, предназначенный для кореха, — точно так же, как мы делали бы, если бы ели марор в первый раз в пасхальную ночь. В других общинах так не поступают — ведь смысл этого обмакивания прежде всего в том, чтобы умерить горечь марора, а когда его едят вместе с мацой, горечь все равно умеряется.
12. "Зроа" и яйцо
Во времена Иерусалимского Храма на пасхальном столе, устанавливавшемся после Кидуша, лежали марор, другие овощи, маца, харосет и, разумеется, ягненок — пасхальная жертва, а также мясо Хагиги 14-го Нисана. Хагига приносилась в жертву для того, чтобы на пасхальном столе было и другое мясо, кроме мяса пасхальной жертвы, и пасхальную жертву мы ели уже насытившись.
Поскольку наши грехи привели к разрушению Иерусалимского Храма, и теперь нет у нас ни пасхальной жертвы, ни Хагиги, мы, располагая указанные выше предметы на пасхальном блюде, заменяем пасхальную жертву и Хагигу двумя другими кушаньями: соответственно зроа — жареной костью с мясом (или просто куском жареного мяса) — и вареным яйцом. Яйцо используется (вместо Хагиги) потому, что оно всегда имеется в наличии, и его можно легко и быстро сварить. Даже когда пасхальная ночь приходится на исход субботы (в таком случае во времена Храма Хагига в жертву не приносилась), во всех общинах следуют традиции и кладут и зроа, и яйцо на пасхальное блюдо.
Таким образом, на нашем пасхальном столе всегда находятся два предмета, олицетворяющие, соответственно, пасхального ягненка и Хагигу. Ршионим (еврейские мудрецы X-XVI веков) приводят от имени Иерусалимского Талмуда следующее объяснение этого обычая: "Для чего на блюдо кладутся зроа и яйцо? Поскольку на арамейском языке, которым пользовались мудрецы Талмуда, слово яйцо — (бейца) — созвучно арамейским же словам: просьба, милость, желание, эти предметы как бы связываются в такое предложение: "Всевышний захотел освободить нас Своей простертой рукой (зроа)".
Слова мудрецов следует понимать так: "Несмотря на то, что на нашем столе отсутствуют предметы, связанные с важнейшими заповедями дня, мы верим в грядущее спасение и убеждены, что Всевышний снова пошлет нам избавление и построит Храм, в котором мы сможем приносить все необходимые жертвы, так что пасхальная жертва и Хагига снова окажутся на нашем пасхальном столе. Точно так же, как в былые времена мы добились освобождения не своими силами, и были спасены Всевышним не за свою праведность, а только потому, что Он сам захотел нас спасти, — точно так же мы обретем спасение и в наше время. Ведь Всевышний вечен, и Его решение приносить избавление еврейскому народу Его простертой рукой также вечно. Яйцо (бейца) — символ этого милостивого решения Всевышнего. Зроа на блюде — символ освобождения, которое приносит нам Его простертая рука (зроа).
Яйцо — предмет, не имеющий отверстий, — напоминает нам и о том, что посланное нам Всевышним избавление в буквальном смысле заткнуло рты наших врагов. До этого они утверждали: "Еврейский народ ничем не отличается от всех остальных, раз он до сих пор томится в рабстве". Однако освобождение заткнуло им рот.
Это происходит в каждом поколении. Наши враги начинают поднимать голову, сговариваются между собой и решают: "Поднимемся и уничтожим этот народ, и не останется от Израиля даже памяти".
Для того, чтобы сорвать их замыслы, мы из года в год прославляем Всевышнего, избавившего нас от порабощения, так что каждый из нас является настоящим царем в пасхальную ночь. Наши враги давно погибли, а Израиль существует и поныне. Поэтому-то мы и съедаем яйцо, — чтобы заткнуть рот нашим врагам и гонителям во всех поколениях.
И еще говорят, что зроа и яйцо символизируют двух руководителей еврейского народа — Моше и Агарона, послуживших его освобождению. Ведь их обоих мы упоминаем в пасхальную ночь лишь намеком, поскольку вся она посвящена одному лишь Всевышнему, как сказано в Агаде: "Я — и никто другой. Я — а не посланник".
Рамбам в (Море невухим) дал следующее объяснение заповеди, обязывающей зарезать ягненка в качестве пасхальной жертвы и съесть его мясо:
"Поэтому, чтобы утвердить в наших сердцах истинную веру и искоренить бессмысленные верования, приобретенные нами в Египте, Всевышний повелел зарезать пасхального ягненка, ибо египтяне поклонялись овце, как символу созвездия Овна, и потому запрещали резать мелкий рогатый скот. Именно поэтому и приказал Всевышний зарезать ягненка и открыто разбрызгать его кровь на пороге дома. Все это — для того, чтобы очиститься от египетских суеверий, сообщить египтянам, что мы верим в то, что им чуждо, что поступок, который, по их мнению, должен был принести великие беды, стал источником жизни и спасением от смерти и опасности".
Эти слова Рамбама объясняют, почему мы едим в пасхальную ночь мясо и яйцо (которое также животного происхождения), так как египтяне не ели пищи животного происхождения, повинуясь своим суевериям. Ришоним добавляют: "По нашему мнению, египтяне во времена Моше придерживались тех же воззрений, что и нынешние индуисты, составляющие больше половины человечества. Все они происходят от Хама и не едят по сей день мяса, рыбу, молока и яиц. Чтобы показать, что у нас нет ничего общего с их суевериями, мы и кладем на пасхальное блюдо кусок мяса и яйцо".
13. Обмакивание яйца в соленую воду
После того, как мы съели кезайит мацы и марора, а также корех, как требует обычай Гиллеля Старшего, мы исполняем еще один обычай. На стол ставится блюдо с крутыми яйцами, и мы едим их, обмакивая в соленую воду. Существует также обычай съедать крутое яйцо сразу после Кидуша.
Вот что пишет об этом книга Даркей Моше.
"В некоторых общинах существует обычай в пасхальную ночь есть крутые яйца в знак траура. На наш взгляд, этот обычай вызван тем, что существует связь между Песахом и 9-м Ава. Гагра (Виленский Гаон рабби Элиягу) связывает эту параллель со словами Мидраша Эйха Раба: "Слова Писания "Он накормил меня горечью" (относящиеся к 9-му Ава и разрушению Храма) относятся и к первому праздничному дню Песаха, о котором сказано: "С мацой и марором будете есть его (мясо пасхальной жертвы)"". В книге Эйха сказано: "Он накормил меня горечью досыта, напоил меня полынью" (Эйха, 3,15). То есть: то, что насыщает нас в пасхальную ночь, превращается 9-го Ава в полынь, ибо пасхальная ночь и ночь 9-го Ава — это перед лицом Всевышнего одно и то же"".
Прославленный мудрец рабби Моше Софер объясняет этот обычай по-другому. Он говорил: "Все другие кушанья, если их долго варить, становятся мягкими. Только яйцо становится тем жестче, чем дольше его варили. Точно так же и Израиль: чем сильнее угнетают его другие народы, тем упорнее он становится. Поэтому он никогда не покоряется угнетателям и не смешивается с ними. Израиль живет собственной, совершенно иной, чем они, жизнью. Чем больше его угнетают, тем сильнее и многочисленнее он становится".
Крутое яйцо следует обмакивать в соленую воду вилкой или ложкой, а не руками, чтобы не получилось, что мы в течение Седера обмакиваем различные кушанья трижды. В Агады прямо сказано, что мы делаем это дважды (обмакивая карпас в соленую воду, а марор — в харосет), и необходимо подчиниться этой формуле.
Почему мы обмакиваем яйцо именно в соленую воду? По мнению некоторых авторитетов — в память о разрушении Сдома и Аморы, которое произошло в пасхальную ночь. Долина Сдома была до этого богатым и благословенным краем, изобиловавшим тучными полями, пастбищами и источниками воды. После разрушения этих городов вода поднялась на поверхность земли, и на месте долины возникло Мертвое (Соленое) море. А жена Лота, которая, вопреки запрету, оглянулась, чтобы увидеть, что произошло со Сдомом, была превращена в соляной столб. Наши мудрецы рассказывают: "В ту ночь, когда посланцы Всевышнего пришли к Лоту, его жена обошла всех соседей и просила у каждого из них соли, говоря: "Одолжите мне соли, к нам пришли гости". Тем самым она оповещала о прибытии гостей всех жителей города, чтобы те, как у них было заведено, собрались вместе и напали на гостей. Поэтому она и была превращена затем в соляной столб".
Это значит, что жена Лота была такой же злодейкой, как и остальные жители Сдома, и желала зла своим гостям. Несмотря на то, что заслуги мужа спасли ее на какое-то время, это не давало ей права наблюдать со стороны за гибелью города. Как только она оглянулась, — на нее обрушился серный и соляной огненный дождь. Но мы, наши жены и дети совершенно не похожи на жену Лота, ибо мы искренно рады гостям. Ведь в самом начале Седера мы говорим: "Всякий, кто голоден — пусть придет и ест с нами". Поэтому мы не боимся ни соли, ни воды, поэтому мы и пользуемся ими для своих нужд, — ибо бедствия — удел злодеев, а счастье — удел праведников.
14. Афикоман
Закончив пасхальную трапезу (но еще не прочитав Биркат гамазон), мы достаем спрятанный нами афикоман и съедаем не меньше кезайита, удобно усевшись в кресле и облокотившись на левую руку. Некоторые съедают даже двойной кезайит, чтобы наилучшим образом выполнить заповедь, а затем делят остаток афикомана между всеми присутствующими. Если афикомана недостаточно, чтобы каждому достался простой или, соответственно, двойной кезайит, тот, кто сидит во главе стола, сам съедает афикоман, а все остальные съедают, удобно усевшись и облокотившись на левую руку, соответствующее количество обычной мацы-шмуры. Благословение при этом не произносится. Если спрятанный афикоман по какой-либо причине утерян, то и тот, кто сидит во главе стола, ест мацу-шмуру, которая как бы становится афикоманом, поскольку то обстоятельство, что кусок мацы был спрятан, не делает его афикоманом, — ведь прячут его только для того, чтобы заинтересовать маленьких детей. Они спрашивают: "Для чего прячут мацу? Ведь мы еще ничего не ели!" В ответ мы рассказываем историю Исхода из Египта.
Необходимо съесть кезайит афикомана до полуночи, поскольку мы едим его в память о пасхальной жертве, которую запрещалось есть после полуночи.
После того, как съедается афикоман, наливают третий бокал. Затем мы омываем руки после трапезы и читаем Биркат гамазон. После этого мы ничего не едим и не пьем (кроме воды) до самого утра, чтобы во рту у нас остался вкус афикомана, который мы ели в конце трапезы.
Как известно, мы едим афикоман в память о пасхальной жертве. Ее мы ели в самом конце трапезы, уже насытившись мясом Хагиги и другими блюдами. Только тогда каждый из присутствовавших съедал кезайит мяса пасхальной жертвы, будучи уже сытым, так что вероятность, что он случайно сломает одну из костей пасхальной жертвы, что строго запрещается Торой, была очень мала. Это был великий и радостный момент, сопровождавшийся громким пением и чтением Галлеля. Мудрецы Талмуда говорят: "Кезайит пасхальной жертвы — Галлелъ, разбивающий потолок" (Псахим, 85). Это значит, что, хотя съедался всего кезайит мяса пасхальной жертвы, звуки Галлеля как бы "разбивали" потолок и поднимались к Небесам. После этого больше ничего не ели, чтобы "вкус заповеди" оставался во рту до утра. Поскольку афикоман — память о пасхальной жертве, мы едим его в радостной обстановке, а затем произносим Биркат гамазон, выпиваем третий бокал и завершаем чтение Галлеля.
Существует мнение, что афикоман символизирует и мацу, с которой мы ели в свое время пасхальную жертву, как сказано в Торе: "С мацой и марором будете есть ее". Поэтому-то многие и съедают два кезайита афикомана — один в память о пасхальной жертве, другой — в память о маце, с которой ее ели.
Магариль писал, что обычай съедать два кезайита афикомана связан с тем, что заповедь об афикомане занимает особое, почетное место среди всех остальных заповедей. Поскольку закон утверждает, что если какая-либо заповедь обязывает нас есть определенное блюдо, мы должны съесть не меньше кезайита, для афикомана установлена двойная норма. Он добавляет, что если по какой-либо причине невозможно съесть два кезайита, необходимо съесть хотя бы один — никак не меньше.
15. Обычаи, связанные с афикоманом
В "оглавлении" Седера афикоман обозначен словом цафун — скрытый. Это значит, что мы извлекаем спрятанную мацу и едим ее в качестве афикомана.
Некоторые прячут афикоман под подушку, на которой сидят или лежат, следуя словам Писания: "Как велико благо Твое, которое прячешь (цафанта) Ты для почитающих Тебя" (Тегилим, 31,20). Согласно еврейской традиции, пространство под подушкой или между подушкой и периной — место, предназначенное для хранения ценных предметов. Традиция, обязывающая прятать мацу, выводится из слов Торы: "Прячьте (или берегите) мацу, ибо в сей день Я вывел ополчения ваши из земли египетской" (Шмот, 12,17).
С афикоманом в различных еврейских общинах связаны многочисленные обычаи. Согласно одному из них, его едят в спешке, с дорожным посохом в руках и надев дорожную обувь, в память о следующих словах Торы: "И так ешьте ее (пасхальную жертву): чресла ваши подпоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посох ваш в руке вашей, и ешьте ее с поспешностью — это песах Всевышнего" (Шмот, 12,11). Книга Шела рассказывает, что в некоторых общинах было принято целовать мацу и марор так же, как целуют мезузу, тфилин и другие предметы, связанные с исполнением заповедей.
В Эрец Исраэль был распространен некогда следующий обычай: большую часть средней мацы, служившей афикоманом, завертывали в белое покрывало и перекидывали его через плечо, как котомку, а затем передавали друг другу — с левого плеча на правое плечо. Последний, к кому попадала эта "котомка", произносил следующие слова Торы: "Квашни свои, увязанные в одеждах своих, на плечах своих" (Шмот, 12,34), и проходил с ней на плече не менее четырех амот (около двух метров). Присутствующие спрашивали его: "Откуда ты пришел?" Он отвечал: "Из Египта". "Куда ты идешь?" "В Иерусалим". И тогда все присутствующие вместе произносили: "В будущем году — в Иерусалиме".
В сефардских общинах был распространен следующий сходный обычай. После того, как средняя маца разламывалась пополам, чтобы большая ее часть стала афикоманом, ее не прятали, а завертывали в покрывало и передавали ребенку, который клал его на плечо, выходил из дома и начинал стучать в дверь. Его спрашивали: "Кто ты?" Он отвечал: "Израиль". "Откуда ты?" "Из Египта". "Куда ты идешь?" "В Иерусалим". "Что ты несешь?" "Мацу". После этого ребенок заходил в дом, смотрел на пасхальный стол и спрашивал: "Чем отличается эта ночь от всех других ночей?" Афикоман оставался у него на плече до самого конца трапезы.
В Талмуде (Псахим, 109) сказано: "Поучение. Рабби Элиэзер говорил: "Хотфин (похищают, отнимают) мацу в пасхальную ночь — ради маленьких детей, чтобы они не спали"". На основании этого поучения (Барайты) возник обычай, согласно которому дети похищают афикоман и возвращают его, только получив выкуп. Несмотря на то, что две основные интерпретации этой Барайты совсем иные: что следует есть мацу поспешно, а также что не следует давать ее детям, иначе они наедятся досыта и заснут раньше времени, этот обычай прижился во многих домах и не следует его отменять. Необходимо помнить, что Рамбам понимал эту Барайту именно так.
По мнению других авторитетов, не следует разрешать детям похищать мацу — прежде всего, потому, что у них она может упасть на землю и стать непригодной для использования в пасхальную ночь. Кроме того, недаром весь уклад пасхальной ночи называется Седер — "порядок". Поскольку обычай, осуществление которого зависит от поведения маленьких детей, неизбежно привносит беспорядок, он не годится для этой ночи. Поэтому следует привлекать интерес детей к Седеру и не давать им уснуть другими способами.
Существует также обычай сохранять небольшой кусочек афикомана в течение всего года. Этот обычай одобряется многими авторитетами несмотря на то, что заповеди, связанные с мацой, относятся только к семи (вне пределов Израиля — восьми) дням праздника Песах, ибо маца заслуживает того, чтобы сопровождать нас в течение всего года. Ведь несмотря на то, что в течение года мы едим хамец, наши души должны оставаться свободными от него, чистыми и недоступными для высокомерия и других посягательства ецер га-ра — злого начала.
16. Что такое афикоман
Мишна (Псахим, 10,8) начинается следующими словами: "Не восклицают: "Афикоман" после того, как едят мясо пасхальной жертвы".
Слово афикоман заимствовано из греческого языка. Оно означает "десерт" — дополнительная трапеза, устраиваемая после окончания основной. В те времена свободные высокопоставленные люди, завершив трапезу за общим столом, восклицали:
Афикоман, то есть: "Теперь подавайте сладости на десерт!" Мудрецы Талмуда рассматривали слово афикоман и как комбинацию двух арамейских слов: афико (выносите) и ман (лакомства) или афико и мани (столовые приборы). Смысл последней интерпретации: "Выносите приборы, отсюда мы перейдем в другое место, где продолжим трапезу".
Несмотря на то, что пасхальная трапеза проводится так, как пировали в те времена свободные люди, ее устав не включал обычай восклицать: "Афикоман" и подавать десерт после трапезы. После мяса пасхальной жертвы мы уже ничего не едим — ни за собственным столом, ни, тем более, в другой компании. Ведь пасхальную жертву разрешается делить только между заранее установленными компаньонами, но даже они после нее уже ничего не едят, как сказано в Мишне: "Не восклицают: "Афикоман" после того, как едят мясо пасхальной жертвы".
Кезайит мацы, который мы едим в конце пасхальной трапезы, получил название афикоман, заимствованное непосредственно из текста Мишны, упоминающей этот обычай. Хотя указание Мишны, запрещающее обычай подавать на стол афикоман-десерт, противоречит смыслу, который мы придаем теперь этому слову (ведь сегодня афикоман — заповедь), мы сохранили его до сегодняшнего дня — как символ.
Может быть, слово афикоман было сохранено потому, что оно связано с обычаем свободных людей, которым подавали десерт в конце их трапез. Сегодня мы исполняем этот обычай, перенося его непосредственно на мацу, которая и стала для нас десертом, после которого мы уже ничего не едим.
17. Чтение Агады
Рамбам в седьмой главе Гилхот хамец и маца писал следующее:
"Позитивная заповедь Торы обязывает нас рассказывать о чудесах, совершенных ради наших отцов в Египте в ночь на 15-е Нисана, как сказано в Торе: "Вспоминайте этот день, в который вышли вы из Египта, из дома рабства" (Шмот, 12,3). Точно так же в Торе сказано: "Помните день субботний" (Шмот, 20,8). Но откуда мы знаем, что вспоминать все происшедшее следует именно 15-го Нисана? Там же сказано: "И расскажи твоему сыну в тот день так: "Ради этого сделал со мною Г-сподь при выходе моем из Египта"" (Шмот, 13,8). "Ради этого" — значит, в час, когда на столе перед тобой лежат маца и марор, — даже если у тебя нет сына. Даже величайшие мудрецы обязаны рассказывать об Исходе из Египта, и тот, кто сможет рассказать больше других, заслуживает особого уважения.
Заповедь обязывает нас рассказывать об Исходе своим детям, даже если те ни о чем не спрашивают, ибо в Торе сказано: "И расскажи твоему сыну". Тора не говорит — "Твоим сыновьям", — но в единственном числе — "Твоему сыну". Это значит, что необходимо обращаться к каждому из них индивидуально — в соответствии со способностями сына. Как именно? Если сын еще мал или глуп, мы говорим ему: "Сын мой, все мы были рабами — как вот этот раб или эта служанка. Но в эту ночь Всевышний выкупил нас, и мы вышли на свободу". Но если сын уже достаточно велик и разумен, мы рассказываем ему обо всем, что произошло в Египте, обо всех чудесах, совершенных ради нас Всевышним при посредстве нашего учителя Моше — все это в меру разумности сына.
Обычаи этой ночи должны отличаться от обычаев других ночей, чтобы дети заметили разницу и спросили: "Чем отличается эта ночь от всех остальных ночей?" Тогда мы сможем ответить им: "То-то и то-то случилось в эту ночь, так-то и так-то это было".
Чем же она должна отличаться? Мы раздаем детям жареные пшеничные зерна и орехи, убираем со стола у них на глазах еще до начала трапезы, отнимаем друг у друга мацу и так далее.
Если у тебя нет сына — пусть жена задает тебе вопросы. Если нет и жены — спрашивай себя сам: "Чем отличается эта ночь от всех других ночей?" Даже если величайший из мудрецов оказался один в пасхальную ночь, он обязан задать себе этот вопрос.
Необходимо начать рассказ с осуждения, а закончить его прославлением. Каким образом? В начале мы рассказываем историю наших предков со времен Тераха, хотя они были идолопоклонниками, отрицали существование Всевышнего и тянулись лишь к мирской суете. А заканчиваем мы рассказом о вечной истине — о том, как Всевышний приблизил нас к Себе и отделил от всех других народов. Мы начинаем с упоминания о том, что находились в рабстве у фараона в Египте, с рассказа о всех наших бедствиях, а заканчиваем чудесами, совершенными ради нас, нашим освобождением. Мы начинаем со слов "Арамеянин пытался погубить моего отца" и читаем и объясняем эту главу (Дварим, 26) до конца. Чем более распространенным будет наше объяснение этой главы — тем лучше".
Заповедь, обязывающая нас рассказывать об Исходе из Египта, соблюдалась нашими отцами с древнейших времен, начиная с самого Исхода и до наших дней. Однако поначалу, во времена скитаний по пустыне, в эпоху Йегошуа и его завоеваний и даже в эпоху Первого Храма еще не была составлена пасхальная Агада. Обязательными были лишь те части Галлеля, которые евреи читали еще в Египте, и те, которые были составлены первыми пророками, жившими до царя Давида, — их еврейский народ читал во все времена. Все остальные части рассказа об Исходе каждый еврей составлял сам, в меру собственной мудрости и знаний, приноравливаясь к уровню своих сыновей и слушателей. В эту ночь каждый читал отрывки из Торы, рассказывающие об Исходе, и объяснял их присутствующим в меру собственной мудрости.
Однако мудрецы, жившие во времена Второго Храма и входившие в Кнессет га-гдола, установили постоянный текст различных молитв и благословений и, в том числе, Пасхальной Агады. Она была названа так потому, что заповедь о пасхальном рассказе начинается словами: "И расскажи (вегигадта) твоему сыну".
После того, как мы были изгнаны из нашей страны, нам поневоле пришлось изменить текст Агады, — ведь он был составлен первоначально во времена Храма. Так, из Агады был исключен вопрос: "Почему во все другие ночи мы едим всякое мясо — жареное, тушеное и вареное, — а в эту ночь — только жареное?" Ведь у нас нет больше пасхальной жертвы и мы не едим жареного мяса! Вместо этого появился другой вопрос: "Почему во все другие ночи мы можем сидеть или возлежать за столом, а в эту ночь — только возлежать?" Точно так же мы больше не можем говорить: "Почему мы едим эту пасхальную жертву?" Вместо этого мы говорим: "Почему наши отцы ели эту пасхальную жертву?" Были введены и другие изменения, в том числе "Память о Храме, как учил Гиллель" и т.д.
Кроме того, мудрецы добавили следующие слова: "Вот хлеб бедности... сегодня мы здесь, в будущем году — в Эрец Исраэль". Эта фраза произносится на арамейском языке, на котором разговаривали евреи в те времена.
Позднее мудрецы разных поколений внесли в Пасхальную Агаду новые добавления — прославления Всевышнего, поэтические символические фрагменты, ставшие неотъемлемой частью священного текста Агады. Поэтому мы читаем ее целиком, в соответствии с традицией, такой, какой получили от своих отцов, и ничего в ней не меняем. Однако следует иметь в виду, что основа этого текста, включая главные благословения, была составлена мудрецами, входившими в Кнессет га-гдола.
Начинаем с осуждения, а заканчиваем прославлением
Заповедь рассказа об Исходе обязывает нас, как учит Мишна (Псахим, 116), "начинать с осуждения, а заканчивать прославлением". Это значит, что каждый из нас рассказывает сыну, окружающим и себе самому о том, какой прискорбной была наша жизнь до Исхода, и какой славы мы удостоились, выйдя из Египта. Гемара приводит две интерпретации приведенных в Мишне слов гнут (которое мы перевели как "осуждение"), и шевах (которое мы перевели как "прославление"): "Рав сказал: "Гнут относится к словам Торы: "В начале наши предки служили чужим богам", а шевах — к словам: "А теперь приблизил нас Всевышний для служения Себе"". Шмуэль сказал: "Гнут относится к словам Торы: "Рабами были мы у фараона в Египте", а шевах — к словам: "И вывел нас Г-сподь Б-г наш""". Возможно, между этими интерпретациями нет никакого противоречия, и они просто дополняют друг друга. Поэтому мы принимаем обе интерпретации и включаем все четыре цитаты из Торы в Агаду. Более того, мы начинаем ее словами: "Рабами были мы" — как требовал Шмуэль. Вот как это объясняется.
То, что существо Агады заключается в противопоставлении понятий гнут и шевах, осуждения и прославления, мы узнаем непосредственно из Торы. Там (Дварим, 6,20) сказано: "Когда спросит тебя сын твой в будущем, говоря: "Что это за откровения, уставы и законы, которые заповедал вам Г-сподь, Б-г ваш?", то скажи сыну твоему: "Рабами были мы у фараона в Египте, и вывел нас Г-сподь из Египта рукою крепкою"". Здесь Тора непосредственно определила, что такое гнут и шевах. Что же дало Раву основание предложить иную интерпретацию этих слов?
Дело в том, что Тора как бы обращается к четырем различным сыновьям-слушателям. Слово "сын" употребляется в Торе непосредственно в отношении к заповеди о пасхальном рассказе четыре раза. В первый раз в Шмот, 12,26 — "И когда скажут вам сыновья ваши: "Что это за служение у вас?" — То скажите: "Это пасхальная жертва Г-споду"". Во второй раз в Шмот, 13,8 — "И скажи сыну своему в тот день так: "Это ради того, что сделал со мною Г-сподь при выходе моем из Египта"". В третий раз в Шмот, 13,14 — "И вот, когда спросит тебя в будущем сын твой, говоря: "Что это?", то скажи ему: "Силою руки вывел нас Г-сподь из Египта, из дома рабства"". В четвертый раз — в цитате из Дварим, 6,20, которую мы привели выше.
Этих четырех сыновей, в том порядке, в котором они упомянуты в Торе, Тора называет так: "злодей", "тот, кто не способен задать вопрос", "наивный" и "мудрый". По-настоящему противостоят друг другу "злодей" и "мудрый". "Тот, кто не способен задать вопрос" как бы присоединен к "злодею", а "наивный" — к "мудрому".
Поскольку Тора говорит обо всех четырех сыновьях сходным образом, а ответ "мудрому" сыну начинается с осуждения, а завершается прославлением ("Рабами были мы" — "И вывел нас Г-сподь"), ответ "злодею" также должен быть устроен таким же образом — только содержание его должно соответствовать характеру сына. Поэтому все еврейские авторитеты соглашаются с тем, что ответ "злодею" содержится во фрагменте Агады (опирающемся на цитату из 24-й главы Книги Йегошуа), который начинается словами: "В начале наши предки служили чужим богам" (это начало-осуждение, как бы говорящее: ты такой же, как они), и заканчивается словами: "А теперь Всевышний приобщил нас к служению Ему" (это конец-прославление, как бы говорящее: но в итоге и ты приобщишься к этому служению) Что же до двух других "несамостоятельных" сыновей, то, по общему мнению, Агада дает им только вторую, позитивную половину ответа, пропуская первую, отрицательную — ибо эти сыновья не в состоянии были бы выслушать всю Агаду. Позитивная половина ответа "тому, кто не в состоянии задать вопрос" — это окончание ответа "злодею": "Это ради того, что сделал со мною Г-сподь при выходе из Египта" — то есть ради того, чтобы я исполнял Его заповеди. "Наивному" сыну адресовано окончание ответа "мудрому" сыну: "Силою руки вывел нас Г-сподь из Египта, из дома рабства". С этим согласны все еврейские авторитеты.
О чем же, в таком случае, спорят Рав и Шмуэль? Только о том, с чего следует начинать рассказ об Исходе — с ответа "злодею", который упомянут в Торе первым из четырех сыновей, или с ответа "мудрому" сыну, который упомянут в Торе последним. По причинам, которые мы объясним ниже, составитель Агады расположил сыновей в ином порядке, нежели Тора: сначала "мудрый", затем "злодей", "наивный" и "тот, кто не способен задать вопрос". Поэтому и сам текст Агады начинается со слов, адресованных Торой "мудрому" сыну: "Рабами были мы у фараона в Египте, и вывел нас Г-сподь из Египта рукою крепкою". Однако, уже приведя ответ "мудрому" сыну, Агада считает необходимым отметить, что этот сын — не единственный, что существует и иной вариант пасхального рассказа, что "Тора говорит о четырех сыновьях". Агада приводит краткий вариант ответа всем четырем сыновьям, а затем как бы начинает новый пасхальный рассказ, параллельный первому, адресованному "мудрому" сыну. Этот рассказ адресован "злодею".
Таким образом, перед нами целых две Агады, соединенные в одну. Вот каким образом это происходит.
"Рабами были мы у фараона в Египте". Почему мы стали рабами? Потому, что "в начале наши праотцы поклонялись чужим богам" и необходимо было смыть их проступки страданиями потомков. "И вывел нас Г-сподь из Египта крепкою рукой" — за какие заслуги? Потому, что мы исполняли Его заповеди, потому что Он знал, что мы примем их все — "теперь приблизил нас Всевышний, чтобы служить Ему".