ИЕРУШАЛАИМ ДАНИЭЛЯ

Д-р Иона Шнайдер

Журнал "Отцы и дети", выпуск 27, октябрь 1996 года

1. В книге Даниэля рассказывается.

Когда иудей Даниэль достиг при царе Даръявэше (Дарий) Мидийском высокого положения главного советника царя, царедворцы и сановники стали искать повод погубить его. Не найдя никаких проступков и недостатков, они затеяли интригу, основанную на том, что Даниэль был «иноверец» и соблюдал законы и обычаи веры, во многом отличной от господствовавших вокруг языческих религий. Противники Даниэля добились принятия указа, по которому сначала нужно было обратиться к царю, а уж затем можно было молить Б-га

«А Даниэль, когда узнал, что подписан этот указ, пошел к себе домой. А у него наверху были открыты окна в сторону Иерушалаима, и три раза в день, преклонив колени, молился он и славил Б-га, как делал он это и прежде. Тогда эти люди, искавшие (повода), застали Даниэля молящимся и просящим милости у Б-га своего Потом пошли они и говорили с царем о царском запрете» (Даниэль 611-13).

Несмотря на то, что царь Даръявэш высоко ценил своего советника, он вынужден был выполнить предусмотренное в его же указе наказание и приказал бросить Даниэля в яму со львами. Но звери его не тронули.. Почему Даниэль, узнав о запрете, продолжал молиться так, как прежде? Почему он не стал делать это более скрытно, не выражая явно своего отношения к Иерушалаиму? Чтобы попытаться ответить на эти вопросы нам нужно вернуться к началу Книги и представить историческую ситуацию, в которой находился ее герой.

В 605 г. Ново-Вавилонское царство побеждает Египет в споре за ассирийское наследство. Вскоре (точную дату мы не знаем) молодая империя захватывает Иудею. Обстоятельства, при которых это произошло, не известны, но известно, что иудейские цари не смирились с зависимостью и несколько раз восставали. Одно из таких восстаний закончилось изгнанием в Вавилон 597г. царя Еояхина, его семьи и тысяч иудеев. Проходит около десяти лет и царь Цидкияу поднимает новое восстание. Оно также терпит поражение. После продолжительной осады вавилоняне берут Иерушалаим, разрушают его, изгоняют оставшихся в живых, сжигают Храм.

Все же и после этого у остатков населения Иудеи сохраняется автономия, во главе которой стоял назначенный вавилонянами наместник Гедалия. Но через два месяца наместник был убит и последние элементы еврейского самоуправления в Иудее были уничтожены.

Вслед за изгнанниками центр еврейской жизни на несколько десятилетий переместился в Вавилон Здесь, в Вавилоне, им пришлось решать много сложных проблем в новых непривычных условиях Как жить вне родной земли, без Храма? Как жить (и можно ли жить) без Иерушалаима?

2. Примером одной из судеб, вероятно, типичным, по крайней мере для знатных иудеев, может служить история героя Книги Даниэля. Родовитый, способный, образованный и привлекательный юноша, он был отобран вавилонянами для учебы и службы при царском дворе.

В первой главе Книги рассказывается об испытании Даниэля, инициатором которого был он сам. В программу придворного обучения и воспитания входило специальное питание «с царского стола» Даниэль отказывается от своей порции и просит заменить ее водой с овощами

Почему он это сделал? Возможны следующие объяснения рискованного поступка юноши: «царский стол» мог служить и восприниматься как жертвенный, что делало воспитанников участниками языческих жертвоприношений; порция могла содержать запрещенные сочетаний пищи; Даниэль мог установить для себя более жесткие правила питания. Так или иначе, все объяснения связаны с новой ситуацией, с новым кругом проблем — проблем галута

Как можно объяснить смысл этого испытания? Переживший крушение Храма, Иерушалаима и государства, оторванный от родной земли и семьи, оказавшийся в самом центре великой языческой цивилизации, Даниэль остался иудеем и боролся не только за то, чтобы выжить и жить в чужом мире, но жить как еврей, жить евреем Одно из действенных средств отграничить себя от окружения — особые правила питания Не случайно, связанные с этими правилами обычаи, сохраняются евреями даже в условиях интенсивной ассимиляции, а когда и они забываются, — это, к сожалению, часто оказывается последним шагом из еврейства. Этот последний рубеж для молодого Даниэля, вероятно, был первым и особенно важным, так как уже не существовало государственных, территориальных и других границ, отделявших и защищавших. И еще не окрепли те структуры и формы самоорганизации, которые позволили евреям сохранить себя в галуте В Книге Даниэля мы не находим упоминаний об общине, семье, отеческом доме и т.п

Рассказ об испытании, связанном с отказом от положенных порций с царского стола — центральный в первой главе по значению Это подчеркивается и композиционно, он находится в центре текста и обрамляется несколькими сюжетными линиями.

Одна из таких замкнутых линий — линия школы и профессии. В начале главы перечисляются физические, душевные и интеллектуальные качества, которыми должны были обладать отобранные мальчики. Раскрывается программа обучения. В конце отмечаются успехи Даниэля, превзошедшего в учебе всех товарищей. К чему его готовили в привилегированной дворцовой школе? Какую придворную специальность приобрел Даниэль? Он стал советником царя, ученым толкователем снов.

ДВА БРАТА

Много лет тому назад жили в Иерусалиме два брата. У одного были жена и дети, а у другого семьи не было. Люди они были добрые и сердечные.

Было у них пшеничное поле, вместе сеяли они, вместе жали, вместе продавали зерно, а делили урожай всегда поровну.

Однажды ночью было очень жарко. Проснулся брат, у которого не было семьи, и никак не мог снова заснуть. Лежал он, ворочался и думал о женатом брате, о невестке и о маленьких племянниках. И вдруг ему пришла в голову мысль. Вскочил он с постели, побежал на поле, схватил охапку колосьев со своей половины и перенес на половину брата. «Ему нужно намного больше, чем мне, ведь у него большая семья, — думал он, — нечестно нам делиться поровну. Отнесу-ка я ему немного пшеницы, пусть он с детишками порадуется».

Той же ночью не спалось и женатому брату. «Невесело живется моему брату, — думал он, — ни жены у него нет, ни детей Вернется он с поля усталый — никто и на пороге не встретит, никто не позаботится о нем. Дай хоть я его порадую».

Встал он, побежал на поле, взял со своей половины охапку колосьев и перенес на половину брата.

Рано утром пришли они оба на поле и видят — сколько было у каждого пшеницы накануне, столько ее и теперь и оба очень удивились.

На следующую ночь холостой брат снова отправился на поле и перенес немного колосьев на половину женатого А немного попозже проснулся женатый брат, и пошел на поле, чтобы поделиться с холостым.

И вновь оба были очень удивлены, увидев на утро, что пшеницы у них поровну.

Но друг другу они ничего не сказали, продолжая усердно жать.

На третью ночь оба снова встали на поле. Каждому из них хотелось все же сделать то, что он задумал! Но случилось так, что они явились на поле в один и тот же час, и встретились они как раз посередине поля, каждый с охапкою колосьев в руках Братья сразу обо всем догадались. Они крепко обнялись и разошлись по домам.

Б-г увидел их встречу и решил, на этом месте будет стоять Храм.

Царь Давид, когда раздумывал над тем, где устроить себе столицу, этой истории не знал. Советники говорили ему. столица должна быть на море, это удобно для торговли с другими странами Евреи из колена Реувена считали, что столицу нужно строить в их наделе, потому что их прародитель, Реувен — самый старший из сыновей Яакова Колено Йеуды же считало себя самым важным и знаменитым и требовало, чтобы столица была на его земле

«Нет, — подумал царь Давид, — эти советы никуда не годятся. Столица должна быть символом единства народа, и нельзя ее строить на земле какого-то одного из колен». Иерусалим стоит как раз между наделами Йеуды и Беньямина.

До сих пор, несмотря на все войны и потрясения, город остается символом братства для всех евреев мира И пока голос братской любви и взаимного доверия будет громче голоса раздора и войн, Иерусалим останется столицей.

ТАКАЯ КОРОТКАЯ И ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ

Сплошным потоком шли толпы людей по переулкам Иерусалима. Старые и молодые, взрослые и дети. Народу все больше и больше, и все спешат к одному и тому же месту.

К Стене Плача. Настроение у всех праздничное, глаза счастливо светятся. Взоры устремлены к серым камням Стены — и к чистому синему небу над ней. Смотрят люди на эту великолепную картину и как будто не верят: неужто мы и вправду здесь? Может, все это нам снится?

И вовсе это был не праздник. Дело было в пост Девятого ава. Многие шли в тряпичной обуви, потому что девятого ава нельзя носить кожаную, и несли с собой Кинот—специальный молитвенник на этот день. Поели перед долгим постом.

Они напоминали ребенка, которого отругали, наказали, а потом простили — и вот он бежит в объятия к отцу.

Народу все больше, а сердце замирает будто в ожидании чего-то. непонятно, почему.

Вот и сегодня они снова будут плакать по разрушенному Храму.

Плакать или смеяться? И плакать, и смеяться.

Вот уже совсем скоро прижмутся они к огромным старинным камням, как тот же наказанный ребенок утыкается в грудь простившего его отца.

А вот и маленький Яир. Его почти не видно в большой толпе. Но у него совсем не то настроение, что у всех. И у папы и мамы тоже. Медленно, сутулясь, ни на кого не глядя, идут они, пропуская всякого, кто спешит, вперед. Как будто боятся подойти к Стене. Не видно в их глазах праздника. Только одна скорбь Девятого ава. Яир глядит на папу и маму и сердце его сжимается.

Йоханан. Его старший брат Йоханан, всегда такой веселый и прыткий. Йоханана больше нет на свете. Он погиб здесь, в Старом городе. В битве за Иерусалим.

Впервые после его гибели отправились родители к Стене Плача. Не тогда, когда все устремились, ликуя, в освобожденный город. Не в первых рядах, с веселящимися и поющими. В доме траур, шторы опущены. По квартире ходят молча. И сидят тоже молча. Уже слезы на глазах высохли. Сегодня, когда весь народ скорбит, горечь объединяет их с другими, и вместе с толпой папа и мама идут к Месту, за которое погиб их сын.

И вот перед ними Стена. Древняя, вся серая. Огромные камни устремлены ввысь. Над Стеной слева золотой купол, справа серебряный, а в самой вышине пурпурного цвета закатное облако...

Минуту папа и мама стояли неподвижно, глядя на Стену, а потом как будто кто-то их подтолкнул, и они понеслись в общем потоке, не останавливаясь, пока не коснулись руками Стены.

Слезы, которых, казалось, уже не хватает, вдруг хлынули из глаз, омывая старинные камни. «Плачьте, плачьте, дети мои, — как будто говорили эти камни, — много слез пролито на нас, целые реки слез, плачьте же, дети...»

Плачет и Яир. Плечи его дрожат от рыданий. Почему, Б-же, почему Йоханан должен был погибнуть? Почему гибнут самые хорошие, красивые, любимые?

Яир уткнул голову в расщелину между двух больших камней. Ему вспомнилась та страшная ночь в бомбоубежище. Ночь битвы за Иерусалим. Хаос повсюду, грохот, взрывы гранат, выстрелы, свист пуль. В бомбоубежище все слышно. Все с тревогой ждут новостей по радио. Никто в эту ночь не спал, кроме самых маленьких. Даже если кто-то и засыпал, перед сводкой новостей все просыпались, как по часам. А по радио говорилось далеко не все.

Яир сидел на сложенном вдвое одеяле, прислушиваясь сразу и к голосу диктора, и к грохоту на улице. Но вот сообщения прекратились и стали передавать одну только музыку. Яиру же казалось, будто мелодии говорят с ним, пытаются сообщить ему нечто очень важное. «С вершины горы Скопус, — запел голос, — привет тебе, Иерусалим!», а потом другая певица исполнила «Золотой Иерусалим», а затем «Да будет отстроен Храм, в скорости, в наше время...». Все эти песни как будто на что-то намекали, словно открывая огромную, чудесную тайну.

Что теперь будет с нами? Все что угодно. Раздастся звук трубы Машиаха — никто не удивится. Сколько ждали, надеялись, молились наши предки — а мы увидим своими глазами. Вот-вот увидим что-то необычайное

И вот теперь Яир у Стены. Горячие камни распространяют по телу приятное тепло. И вдруг является Йоханан, протягивает ему руку, гладит его по щеке и глядит ему прямо в глаза. Глаза у Йоханана ясные, веселые.

— Не плачь, мальчик, — шепчет Йоханан, наклонившись над Яиром, — что это ты плачешь? Смотри, как мне хорошо, светло и покойно.

Яир чувствует, что Йоханан близко от него, слышит, что брату его хорошо, и ему самому хорошо от этого.

— Видишь эту стену, Яир? На этом самом месте я уже сражался однажды и погиб. Не теперь, а много-много лет назад... Совсем на другой, далекой войне. Та война была долгой, много дней и ночей. Мы сражались тогда за каждый угол, за каждый дворик Храма, с болью отступая перед жестоким врагом Из последних сил мы бежали тогда к нашим музыкальным инструментам, в комнату, где они хранились Ведь мы были левиты, и игра в Храме во славу Б-жию была нашей обязанностью. Каждый схватил свой инструмент, надеясь спасти его из огня. И тут мы услыхали голоса врагов.

—Левитов не убивать! Возьмем их живыми, и пусть играют на праздновании нашей победы при императорском дворе! Так приказал командир.

Мы переглянулись и решили бежать на крышу, каждый со своим инструментом. Стоял я на крыше Храма, вокруг пожар, а небо багровое, будто и оно залито кровью, как улицы нашего города. Поднял я свою арфу и воскликнул. «О Владыка мира! Пусть отсохнет рука моя, если я не могу больше играть во славу Твою! Пусть онемеет язык мой, раз не петь мне больше в Храме!»

И братья мои, левиты, воскликнули в один голос: «Умрем вместе с Иерусалимом, любимым нашим городом, сгорим вместе с Храмом!»

Тут нас поглотило пламя. Дикая боль, душераздирающий крик — и все. Вдруг мы стали легкими, как будто у нас выросли крылья, и понеслись ввысь. Белокрылые ангелы вышли нам навстречу и повлекли нас в Ган-Эден. Наши уставшие души с радостью устремились в обитель света и покоя.

Но вдруг до нас донеслись звуки рушащегося города, вопли и плач. До самого неба долетели языки пламени и столбы дыма. Содрогнулось небо, и даже крылья ангелов затрепетали.

— Не пойдем мы в Ган-Эден, — сказали мы ангелам, — не нужно нам вечного блаженства под сенью Всевышнего.

— Как не нужно? — удивились ангелы. — Вы не согласны идти в Ган-Эден? Но почему, возлюбленные дети? Разве вы не заслужили покоя?

— Иерусалим разрушен, — отвечал я, — жители которые погибли, которые взяты в плен, в позорное рабство, а мы будем наслаждаться покоем? Пожалуйста, добрые ангелы, передайте Владыке мира, что дети его, как ни мечтали попасть в Ган-Эден, не явятся туда до тех пор, пока Он не пошлет их обратно в Иерусалим, чтобы освободить его от врагов.

Огорчились ангелы, покачали головами, расправили крылья и скрылись во вратах Ган-Эдена.

А наши души витали над городом. День за днем. Год за годом. Век за веком.

Йоханан умолк и посмотрел Яиру в глаза. И вдруг Яир все понял, как будто спала пелена с его глаз.

— Вы... вы вернулись, чтобы снова воевать за Иерусалим, — шептали его губы, — вы вернулись чтобы отдать за него жизнь... Вот теперь, в наше время..

— Да, — улыбнулся Йоханан. — Владыка мира дал нам несколько лет жизни в подарок. И вот мы вернули Иерусалим в руки детей его. Видишь, Яир, теперь врата Ган-Эдена открыты перед нами. Врата света и покоя. Мы совершили то, что должны были совершить. Мы ждали своего часа целую вечность и вот...

—Я знаю,—отвечал Яир. — Я все, все понимаю.

Он положил руку на плечо брата, но тут глаза его открылись, и он увидел, что гладит не Йоханана, а большой раскаленный от зноя камень. А где же Йоханан?

Яир ищет глазами брата. Вокруг полно народу, сидят на земле, читают книгу Эйха. Поют грустный напев, но на этот раз в нем и радость, и надежда. Где же Йоханан? Исчез. Яир поднял глаза — сколько в небе звезд!

— Пошли домой, — говорит папа.

— Пойдем, Яир, — мама берет его за руку, как брала когда он был маленький. И голоса их, кажется, уже спокойней...

Может, они тоже видели Йоханана?

Ваша оценка этой темы
1 2 3 4 5