«Амбарная графиня»

Нурит Зархи

Тетя Йосефина и ее племянница Амалия появились в деревне Фасолька вместе с группой таких же как они новоприбывших.

Всем «новеньким» заранее подготовили квартиры. Только тете Йосефине ни одна квартира не подходила, потому что ни в одной из них не было достаточно места для ее многочисленных вещей. Что-то нужно было решать, – и правление деревни поселило тетю Йосефину в старом амбаре.

Целый день и еще полдня Амалия с тетушкой провели стоя на коленях – отскребали и отмывали бетонный пол амбара. Только после этого стали вносить вещи: огромный самовар, швейную машинку старого образца, слегка облупившийся старинный комод, глиняные бочонки, в которых когда-то солили огурцы, пузатые, толстого стекла, банки со специями, часы-ходики с поблекшим золотом цифр, набитую письмами деревянную шкатулку, резную трость, с которой, бывало, отправлялся на прогулки ее дед, целофановый мешочек с марками, отклеенными со всех почтовых конвертов, полученных тетей за долгую жизнь, кофейный сервиз, доставшийся в наследство от бабушки, рулон старомодного гипюра, какой не носили последние пятьдесят лет, стол кленового дерева с витыми ножками, скрипку без струн, на которой когда-то учился играть кузен, четыре деревянных медвежонка, привезенных ее тетушкой с курорта Баден-Баден, и еще много-много всякой всячины…Одним словом, тетя Йосефина не любила расставаться с вещами.

Когда все было водворено в амбар, племянница – девятилетняя Амалия – растерялась. Стало ясно, что в их «дом», похожий на склад никому не нужных вещей и потому навевающий безотчетную грусть, можно будет пригласить только очень особенную девочку, в противном случае над ней просто будут смеяться. А Амалия вовсе не была уверена, что в деревне Фасолька найдется такая особенная девочка.

– Не беспокойся, – сказала тетя Йосефина и надела на голову Амалии бархатный зеленый колпачок, какого в Фасольке уж точно никогда не видали.

Прошло немного времени, и амбар изменился до неузнаваемости. Тетя Йосефина разбросала вокруг своего жилья семена цветов и зелени, которые привезла с собой, и они взошли пестрым ковром. В середине двора она водрузила громоздкий бюст органного мастера Бухгольца, а по обе стороны от него разбила грядки крапивы, из которой по особому, лишь ей ведомому рецепту, готовила "шпинатные" котлеты.

– Что скажут в деревне? – спрашивала Амалия.

– Кого это волнует? –отвечала тетя Йосефина, позвякивая серьгами. Амалия так и не решила, которую из девочек позвать к ним в амбар. Это должно было проясниться после какого-нибудь испытания, но какого – она пока не знала.

На Пурим в школе устраивали праздник и большую лотерею. Амалия отдала в лотерею тряпичную куклу, с которой тетя Йосефина играла еще маленькой девочкой. Кукла была слегка потрепана и старомодна – с этим было трудно спорить, – но серые стеклянные глазки и новое гипюровое платье, специально по этому случаю сшитое тетей, придавали ей несравненное очарование.

– Кому нужна эта старая тряпка?! – с негодованием воскликнула Сари Алон, которой досталась кукла.

И Амалия ничуть не пожалела, когда та обменяла ее на разноцветный резиновый мячик, выигранный Нехамой. Она сразу поняла: Нехама выдержала испытание. «Хоть она и самая маленькая среди девочек», – с грустью подумала Амалия.

Но справедливость обязывает: в тот же день малышка Нехама получила приглашение посетить дом тети Йосефины.

С Амалией они подружилась еще до того, как жители деревни прозвали тетю Йосефину «амбарной графиней». С того самого дня, как Нехама впервые попала в амбар, не было у тети Йосефины и ее племянницы человека вернее и преданнее. Даже когда начались неприятности.

В один прекрасный день правление деревни потребовало у тети Йосефины освободить часть амбара, чтобы разместить там двух только что купленных в Дании лошадей. Тетя отказалась, а на общем собрании постановили, чтобы в течение месяца госпожа Йосефина избавилась от своей «рухляди» и переехала в обычную квартиру, по примеру всех остальных новых жителей деревни.

– Чего они добиваются? Чтоб я выбросила кресло-качалку тетушки Аделаиды? – говорила тетя Йосефина Амалии дрожащим от возмущения голосом. – Выбросить каминные щипцы, которыми поправлял угли еще мой дед?! Отказаться от клетки с канарейками, висевшей в беседке у нас в саду? От всех этих связок ключей? От этой чугунной печи, где бабушка варила свои карамельки и раздавала их нам, детям, еще теплыми? Расстаться с серебряной чеканкой, которую мне подарили в день окончания гимназии? Правда, она немного помялась и облупилась, как и многие другие вещи, но избавиться от всего того, что перешло ко мне от моих дорогих родственников, – и не подумаю! Пусть даже из-за этого мне придется совсем уехать из деревни, – закончила тетя свою гневную речь, и серьги ее угрожающе зазвенели.

Назавтра на деревню Фасольку обрушились проливные дожди. Жители забыли о тете Йосефине: вода затопила курятники и коровники, размыла проселочные дороги, ветер сорвал с петель оконные рамы. Вдобавок ко всему прервалась телефонная связь и выбило электричество.

Тьма египетская воцарилась в Фасольке, и почти в тот же час в доме тети Йосефины появилась задыхающаяся от бега Нехама. Струйки воды текли с ее волос, катились по лицу, стекали с плаща на пол, образуя лужицу.

– У вас свет? – спросила Нехама в полном изумлении.

На столе, как обычно, стояла керосиновая лампа под розовым с бахромой абажуром и озаряла пространство большого амбара теплым, мягким светом, которому были не страшны неполадки с электричеством.

– Мы не зависим от капризов погоды, – отвечала тетя Йосефина. Нехама не долго сдерживалась и разразилась горькими рыданиями. Причиной слез оказалась их большая электрическая печь. В ней отец Нехамы, пекарь, выпекал к каждому утру хлеб для жителей деревни. Но теперь печь стояла холодная и бесполезная.

– Это ужасно, – повторяла, всхлипывая, девочка, и даже разнесшийся по дому запах горячего какао не мог ее отвлечь. – Это ужасно, и ни один человек в мире не должен об этом знать! Папа не запасся хлебом, как положено, потому что всю последнюю неделю был болен. Он думал, что поработает сегодня ночью и завтра пополнит свой запас. А вот теперь, из-за дождя, в шкафах пекарни нет ни единой буханки хлеба! Да и в соседнюю деревню за хлебом тоже нельзя поехать, потому что все дороги затоплены водой. Что же делать? – спросила Нехама и опять залилась слезами.

Тетя Йосефина с выражением глубокой задумчивости на лице покачивалась вперед-назад в качалке. Наконец, она сказала Нехаме:

– Беги скорее домой и пришли ко мне отца. Скажи ему, чтоб запряг Матанью в телегу и привез сюда мешки с мукой… А теперь, Амалия, – сказала тетя, когда дверь за Нехамой закрылась, – засучика повыше рукава.

С большим трудом выволокли тетя с племянницей на середину комнаты огромную чугунную печь, обмели с нее и с извлеченных из шкафа противней пыль. В полночь, под нетерпеливое фырканье томящегося во дворе Матаньи, раскрасневшиеся от жара Амалия, Йосефина и пекарь Люстиг осторожно вынимали из печи маленькие булочки, посыпанные кунжутным семенем и имбирем из тетушкиных пузатых стеклянных банок. Несмотря на сомнения Люстига, тетя Йосефина настояла на том, чтобы булочки выпекались в формах, которые она привезла из своего родного города. Островерхие крыши и арочные окошки были у домов того города, и такими же островерхими с арками окон выходили булочки из форм.

– Только никому ничего не рассказывайте, – наставляла тетя Йосефина Люстига, когда утро высветлило окна в амбаре, а Амалия все терла слипающиеся глаза белыми от муки руками, – никому – таков уговор!

Люстиг проворно сложил выпечку в корзины и пошел разносить по домам, словно нынешнее утро ничем не отличалось от всех остальных. Несмотря на то, что ливень кончился, Амалия в тот день в школу не пошла. Она выпила чашку горячего какао, свернулась клубочком под пушистым одеялом и перенеслась в мир грёз.

Деревня Фасолька – небольшая, и, хотя пекарь Люстиг умеет хранить секреты, назавтра все жители знали, что маленькие булочки были выпечены тетей Йосефиной.

Лишь только высохли окрестные луга, Нехама принесла тете Йосефине огромный букет лиловых анемонов, который поставили в глиняный бочонок, служивший некогда для засолки огурцов. И члены правления тоже пришли и, смущаясь, тихонько постучали в дверь амбара. Они сказали, что история с булочками была замечательным проявлением взаимопомощи: один – за всех, и все – за одного.

– Вы можете остаться в этом доме, если хотите, – сказали они Йосефине.Тетушка была очень довольна, а с нею – и все жители деревни Фасолька, потому что тетя Йосефина обещала печь для них к каждой субботе свои особые булочки, похожие на островерхие дома, что были у нее на родине.

Перевела З. Копельман

Нурит Зархи – израильская детская писательница, лауреат литературной премии Израиля 1999 г..

Две бабушки

Мина Фляйшер

Есть у меня две бабушки – из Берлина и Ирана.

Когда пытаюсь их сравнить, все кажется мне странным.

Вот нэнэ (бабушка) Рахель приходит к нам домой

с большою, всякой всячиной набитою сумой –

ничто в ней не забыто, ни кубэ, ни маслины.

Приходит нэнэ в платье простом, знакомом, длинном,

платок на голове и разных лакомств тыща –

нигде подобных лакомств на свете всем не сыщешь!

Поставит только сумку тяжелую и сразу

целует: «Боже сохрани вас, деточки, от сглаза.

Ну что за детки! Видит Бог, вы для меня – весь мир.

Пусть черт остережется, уж как мне каждый мил!»

А после долгожданный начнется пир горой –

конфеты и орехи, и крендели с дырой!

Нэнэ Рахель на кухне засучит рукава,

гостинцы все разложит – тут тхина, тут халва,

и нашу маму спросит: «Ахвала шума?»,

что значит что-то вроде «что слышно?», а сама

все ищет, что бы сделать и чем бы подсобить, –

не любит бабушка Рахель у нас баклуши бить.

Когда же ома* Вита придет проведать нас,

то это, уж поверьте, совсем другой рассказ.

Придет к нам с чемоданчиком (подарки для внучат)

и по порядку станет подарки нам вручать –

вот марки, вот подписка на детскую газету

и на гастроли Венского балета всем билеты.

Она в костюме модном всегда – зимой и летом,

а волосы подкрашены голубоватым цветом,

они всегда подстрижены и тщательно завиты.

Нас аккуратно в щечки целует ома Вита.

«Из Иерусалима к вам дорога тяжела!

Ви гейтс?» и все такое, что значит «как дела?»,

и «как успехи в класс?» – расспрашивает нас,

в конце же скажет: «Битте**, быть тихо, не хочу

я слышать здесь ребенка, который так кричу!»

У нэнэ Рахели и у омы Виты четыре общих внучки

и внуков общих шесть.

Откуда же различия, которых мне не счесть?

И как же получается, что, несмотря на них,

люблю я одинаково двух бабушек своих?

Перевела с иврита Дана Зингер