Каждую неделю в синагоге читается определенная часть Торы, называемая недельным разделом. За год полностью прочитывается вся Тора. Каждый недельный раздел имеет название, совпадающее с первыми ключевыми словами раздела (в частности, это может быть и одно слово).
Если в явном виде не указано иное, все ссылки в комментариях на первые два недельных раздела даются на книгу Шмот (Исход), в комментариях на два последующих недельных раздела — на книгу Ваикра (Левит).
Рядом с названием недельного раздела указана соответствующая ему неделя (даты): быть может, читателю захочется прочесть недельный раздел и поразмыслить над ним именно тогда, когда это делают религиозные евреи во всем мире.
Понятно, что газетные возможности крайне сужены. Дать хоть сколько-нибудь систематический комментарий даже к небольшому отрывку — невозможно. Поэтому фрагменты еврейских классических комментариев, подготовленные Дмитрием Софроновым, следует рассматривать лишь как указание на многогранность текста Торы и приглашение к пристальному чтению.

ШМИНИ

«И воскурили пред Б-гом огонь чуждый, чего Он не велел им» (10:1)

Исполняя заповедь, еврей находится на грани самопожертвования, всецело подчиняя свой разум и эмоции воле Всевышнего: он словно «самоустраняется» на фоне Первоисточника, дающего жизнь всему сущему. И поскольку заповеди Торы проистекают из того же Первоисточника, они возвращают жизненную силу тому, кто их исполняет должным образом, как сказано: «чтобы жить в них». Надав и Авигу явили пример самопожертвования во Пмя Творца, вложив в святое служение все свои силы, без остатка. Но, увы, их духовный подвиг не воссоздал новую жизнь, ведь их служение не было заповедано Торой: они воскурили «огонь чуждый, чего Он не велел им». (Сифтей-цадик)

«А из птиц вот этих вы должны гнушаться, нельзя их есть, мерзость они и аист» (11:13,19)

На святом языке аист — «хасида», производное от «хасид», благочестивый. Аист назван так потому, что, по словам мудрецов, «поступает благочестиво со своими близкими». Если так, то почему Тора относит аиста к разряду «нечистых» птиц? Тот, кто поступает благочестиво лишь со своими близкими, не может называться праведником. (Раши; Хидушей-га-Рим)

«Всего, что ползает на брюхе: не ешьте» (11:42)

Именно в слове «гехон» (брюхо) находится вертикальная буква вав, которая делит текст Пятикнижия ровно пополам. Здесь эта буква выделена особо и написана гораздо крупнее остальных букв свитка Торы. А все, «что ползает на брюхе», — это змеи («на брюхе своем ходить будешь»). Какой во всем этом смысл? Согласно аллегорическим толкованиям, Змей, до того, как был проклят, ходил, преисполненный гордыней, на двух ногах (напоминая букву вав), как и человек. Тот, кто дерзко и гордо задирает нос, презирая окружающих, заслуживает того же проклятия. (Мэяйна шэль Тора)

ТАЗРИА

«Если женщина зачнет и родит сына» (12:2)

В предыдущем фрагменте Торы перечислены нечистые животные; теперь речь идет о различных видах ритуальной нечистоты человека. Почему сначала упомянуты животные? В шестой день прежде всего был сотворен комар, и лишь потом — дабы не возгордился — человек (Раши; Сангсдрин). Кроме того, в Торе содержится намек на то, что, если родители употребляют в пищу мясо нечистых животных, это отрицательно сказывается на их ребенке, порождая в нем нечистые, дурные качества и наклонности. (Рамбан)

«И осмотрит коген язву» (13:3)

Согласно Устной Торе, коген может исследовать язву проказы у любого человека, но не у самого себя и не у близких родственников. О чем это говорит? Мы можем сравнительно быстро рассмотреть соринку в чужом глазу. Однако несовершенства и изъяны собственные, а также наших близких, распознаются с превеликим трудом. (Мэяйна шэль Тора)

МЕЦОРА

«Это будет Законом (Торой) для прокаженного. В день его очищения следует привести его к когену» (14:2)

«Прокаженный» (мецора), о котором говорит недельная глава, — это моци шем ра («разносящий худую молву»), наказанный за свой грех страшным недугом. Злоязычие — не ложь и не сплетня, можно навредить человеку и без злого умысла, сообщая о нем чистую правду, с самыми благими намерениями. Грех злоязычия считается настолько тяжким, что еврейская традиция ставит его в один ряд с идолопоклонством, развратом и кровопролитием. Тот, кто повинен в нем, оскверняет также произносимые им слова молитвы и Торы, превращая святые слова в пустопорожние словеса. И даже выученное «будет Торой», то есть зачтется ему в заслугу, лишь в тот день, когда он искренне раскается, ибо покаяние — единственное действенное лекарство и средство очищения. («Комец га-минха») Люди порой недооценивают силу слова, поэтому и распускают языки. Между тем, оно, даже оброненное нами случайно, может — упаси Б-же! — навлечь беду на ближнего или даже привести к его гибели. Как заставить человека задуматься над тем, что произносимые им слова весомы не менее, чем поступки? В былые времена прокаженного приводили к когену и тот решал, каков будет его статус, произнеся лишь одно слово: «чист» или «нечист». Слово когена являлось определяющим. Даже если все видели воочию, что человек с ног до головы покрыт проказой, тот мог объявить его чистым, как. впрочем, и наоборот. Эта процедура, в которой одно лишь слово обладало столь могущественной силой, что решало участь человека, была хорошим наглядным уроком для всех очевидцев. («Огель Яаков»)

«То повелит коген взять для очищаемого двух живых чистых птиц, и кедрового дерева, и червленую нить, и иссоп» (14:4)

Если, как объясняет Раши, червленая нить и иссоп — символы смирения гордыни, то что символизирует здесь кедровое дерево? Ведь в Писании кедр выступает как олицетворение гордости и достоинства. Согбенная спина вовсе не означает, что смирение человека подлинно. Кедровое дерево напоминает: скромность не отрицает чувства собственного достоинства, а лишь подчеркивает его, как сказано в «Тегилим» (92:13): «Праведник: словно кедр ливанский возвысится». («Авней-азал»)

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Откуда вы взяли, что Далила была хороша собой? Уж во всяком случае не из текста.

— А как же иначе! Отчего тогда Самсон потерял голову?

— Я думаю, красота не играла для него особой роли. Он был простой еврейский парень, она такая филистимская штучка, и этого было ему вполне довольно. Его вообще тянуло на филистимлянок. Ему говорили: послушай, тебе что, мало девушек своего народа? Но он смотрел в другую сторону, и в конце концов это для него плохо кончилось. Что же касается красоты, то есть такой сорт мужчин, для которых важно, что перед ними женщина, а уж хороша она или нет — дело десятое. Самсон был как раз таким.

— У Федора Павловича Карамазова имелась на сей счет итересная теория, и сам он был из этой породы.

— И Петр Первый тоже.

— А Иезавель (гонительница пророков, в ожидании убийц, которых вел совершивший военный переворот Иегу, «нарумянила лицо свое и украсила голову свою»)?

— Что Иезавель?

— Уж она-то была хороша!

— О ее внешности тоже ничего неизвестно, но она была великая царица и сильная личность, вроде вашей Екатерины Второй.

— В смертный час Иезавель вела себя эстетически безупречно.

— Этого у нее не отнимешь. Смерть она встретила и мужественно, и красиво, но душа ее была поражена злом, нравственная сфера вообще для нее не существовала. Иегу (царствование Иегу отмечено массовыми убийствами), отдавший приказ о ее убийстве, — тоже живописный персонаж: он выглядит скорей уж героем Шекспира, нежели Библии.

— А в Библии есть персонажи, о которых известно, что они были красивы?

— Конечно есть. И в Библии, и в Талмуде говорится об очень красивых людях. Причем не только о женщинах, но и о мужчинах. Ну, прежде всего, Иосиф, — не зря же его назвали «прекрасным». А красота рабби Иоханана (мудрец Талмуда) сравнивается с серебряным бокалом, только что вышедшим из плавильной печи, наполненном зернами граната, обложенном розами и поставленном на границе света и тьмы.

— Здесь эстетическое и этическое счастливо совпадают.

— Единство добра и красоты — это такой золотой сон, монистическая мечта человечества: чтобы все было, как до первого греха. Да только так бывает крайне редко, и в этом есть глубокий смысл. Представьте себе, что красота всегда добра, а зло всегда безобразно. Все, конец свободы. Кто бы в таком случае избрал зло?

— Ну почему же, не скажите: всегда найдутся люди с нестандартной эстетической ориентацией. Да и потом не зря же мы начали разговор с Самсона, которого Далила, как выясняется, прельстила не красотой, а какими-то иными своими качествами — я бы очень удивился, если нравственными или интеллектуальными. Рабби Иегошуа бен Хананья (мудрец Талмуда) считал, что красота — только помеха мудрости.

— Рабби Иегошуа был человеком редкостного ума, но, в отличие от рабби Иоханана, неимоверно уродлив, просто из ряда вон, и это обстоятельство не могло не влиять на его размышления о красоте.

— Его жесткая оценка была спровоцирована вопросом, почему сосуд мудрости столь вызывающе безобразен. И как ему было ответить? То, что вы назвали золотым сном и монистической мечтой, отражает глубокую потребность в гармонии.

— Которая в наличном мире сплошь и рядом отсутствует. Красота глубоко амбивалентна. Это тема Бодлера, тема Уайльда.

— Один из выводов, к которому подводит читателя «Портрет Дориана Грея», состоит в том, что «на самом деле» зло безобразно.

— Это «на самом деле» обнажается только после смерти героя — при жизни он был внешне прекрасен. Этот прием обнажения используется в одном талмудическом рассказе. Человеку, согрешившему с красавицей, предлагают ее в аду, но только в виде расчлененки. Ты ее желал? Сегодня день исполнения желаний, все запреты сняты: возьми, пожалуйста!

— Нельзя сказать, что это приятная сцена.

— Что вы хотите — это же сцена ада! Описаний ада в нашей традиции не слишком много — эта подкупает своей пластичностью.

— Ваш пример с красоткой в аду — типично мужской. Можно представить, как тяжело этому несчастному парню, но, ради его душевных мук, расчленена все же девица.

— Изменилась не девушка — изменились глаза героя: он просто увидел то, что, по слабости зрения, не видел при жизни. До поры скрытое стало для него явным. Ну и, кроме того, это же был его ад. Возможно, в ее аду — все с точностью до наоборот. Красота, связанная со злом, — проблема не только нравственного порядка: самые красивые грибы — ядовитые. Это справедливо и по отношению к некоторым другим творениям. Об опасности красоты, о ее возможной разделенности с добром говорится уже в самом начале Библии, причем в предельно острой форме: Древо познания прельщает Еву, помимо всего прочего, и эстетически — оно «услада для глаз». В Талмуде существуют разные подходы к красоте. С одной стороны, есть трезвое осознание, что красота может быть связана со злом. С другой стороны, она может рассматриваться и как самодостаточная ценность. Однажды красота женщины так поразила рабби Гамлиэля (мудрец Талмуда), что он произнес благословение, которое обычно произносится раз в году во время цветения деревьев. Это благословение содержит благодарность за красоту, которую создал Всевышний. Кстати, женщина была нееврейка.

---

СЕМИНАРЫ

---

Владимир Сорокин, преподаватель из Белгорода-Днестровского, был участником подмосковного семинара «Ламед», осуществляемого при поддержке фонда имени Л.А.Пинкуса. В прошлом номере «Мекор Хаим», а также в специальном выпуске нашей газеты вы уже имели возможность познакомиться с работой семинара. Теперь, благодаря Сорокину, вы можете взглянуть и на то, что происходило вокруг да около. Внимательный к мелочам, с чувством юмора и остры,» пером этот кулуарный летописец сшил из пестрых лоскутков впечатлений домашний образ семинара. Талантливые люди работают в еврейской школе! Кстати, именно Сорокину принадлежит конструктивная мысль устроить семинар «Ламед» в Иерусалиме. Это идея очень хорошо соотносится с празднуемым нами Песахом: «В будущем году в Иерусалиме!». Если продолжать в духе Сорокина, надо добавить: «Да, но почему не в этом?!».

ЯЗЫК МОЙ — ДРУГ МОЙ

Рав Хасдай дарит нам истину о том, что "Мудрец говорит о том, что видал, глупец — что слышал». А я люблю слушать и слышать. Это не одно и то же. В то время, как один говорит, другие, как правило, ждут, когда он закончит, чтобы начать говорить самим. Я же в это время слушаю, что говорят. Иногда это бывает полезно не только мне, но и говорящему. Потому что только услышав себя со стороны, человек осознает, что же он такое сказал. Перед вами результат этой моей привычки. Это то, что я услышал во время семинара ассоциации "Ламед» с 10 по 17 января 2000 года в снегах под Москвой. Кое-что «изрек» я сам, но в тот момент даже и не думал, что шучу. Я не пытался быть остроумным, как и вы, мои неназванные соавторы. По-моему, у нас получилось смешно, К тому же, некоторые высказывания, как мне кажется, это уже не юмор, а самая настоящая философия. Я надеюсь, что между строк вы прочтете о моем добром и трепетном отношении ко всем участникам семинара и о моей благодарности его организаторам. С уважением, Владимир Сорокин

Иона Шнайдер на уроке: «Если тебе плохо, — принял таблетку, запил, и все! Так живет Америка да и Европа тоже: стаканчик — таблетка; стаканчик — таблетка — стаканчик». — «А мы в Украине без таблеток обходимся, у нас только: стаканчик — стаканчик — стаканчик».

«Ого, мы сильно опаздываем, на целых 15 минут». — «Ну, не может же так получиться, чтобы мы пришли и все закончилось?! Значит, мы не опаздываем».

«Я уже давно хочу сделать Вам комплимент как женщина мужчине: мне нравятся Ваши ботинки».

Сосед по комнате лечится от простуды чесноком. На следующий день он пьет кофе. Другой сосед по комнате замечает: «Все-таки насколько лучше, когда пахнет не чесноком, а кофе». Немного подумав, добавляет: «Хотя это, конечно, антисемитское высказывание»,

«Как закончить вечер: стирать или не стирать, стирать или не стирать? Да, правильно, лучше помолиться!»

К вопросу о еврейской самооценке.
«Мы ушли, и без нас здесь стало так хорошо». (Женщина, вернувшись после перемены в класс).

Смотрим телевизор, выступает какой-то российский чиновник Починок. Сосед замечает философски: «В сущности в мире нет ничего случайного. И этот семинар, и этот телевизор... И даже этот ушастый Починок не случаен». — «Что же ты мне об этом говоришь, скажи лучше об этом его родителям!»,

После урока Давида Паланта приходим в столовую. Уборщица говорит: «Они закрылись, говорят: придут наши, пусть стучат». У нас сразу рождается экспромт:

Изучив Раши,
пришли наши
покушать каши.

Иду по территории. Вокруг меня голодные собаки бегают, смотрят, облизываются. Сначала я думал, что они хотят меня съесть. Потом понял, что они просто мне завидуют. Дуры! Можно подумать, я не в той же столовой питаюсь.

Волосы приходят и уходят, а голова остается.

Участники семинара в столовой жалуются, что устали ждать. На что машгиах замечает: «А евреем вообще быть тяжело», на что ему тут же отвечают: «Сочувствуем Вам!».

Рав Штейнзальц говорит, что евреи из России — это явление, которого в принципе не может быть. В аудитории раздается ропот. Один из слушателей: «Не волнуйтесь, к нам это не относится, мы же евреи из Украины».

Входим в номер: он небольшой, две кровати, рядом диван, на котором будет спать третий. Во встроенном шкафу стоит стул и две табуретки. Один из нас, указывая на эту картину, спрашивает: «А это что?». Другой тут же отвечает: «А это, помните, говорили, что будут еще одноместки без удобств. Это, видимо, одна из таких одноместок».

«Мужчины, помните: миньян — это единственное, что отличает вас здесь от женщин».

Директор еврейской школы водит нас по «виртуальному музею», показывает пустые комнаты, рассказывает о том, что здесь будет. Обмен мнениями: «Какая замечательная идея». — «Да, и главное, экспозицию можно менять каждый день».

Держит в руках чашку и говорит: «Настоящий чай должен быть, как поцелуй женщины: крепкий, сладкий и горячий». Отпивает глоток, задумывается и добавляет: «Не хотел бы я встретить женщину с таким поцелуем».

Разговор двух «семинаристок»: «Что же ты, такая молоденькая и не пьешь?!»

Женщина внимательно смотрит, как Давид Эпштейн отмечает отсутствующих, затем идет резюме: «Мало того, что еврей, так еще и левша».

Преподаватель рассказывает о шаббате: «Мы хотим, чтобы еда в шаббат отличалась от еды в другие дни». Измученный голос с последнего ряда: «Очень хотим!»

Давид Палант разучивает субботние песни. Его спрашивают, почему они такие грустные, минорные. Он отвечает: «Написано — в миноре, значит, надо петь в миноре». Тот же голос: «После субботней трапезы в миноре петь не надо. В миноре надо петь после наших завтраков».

Миньян неспешно завтракает. Рядом нервничает Галина: «Ну, мальчики, быстрее, урок идет. Вот рав Давид: прибежал, за секунду все проглотил и убежал», На что следует ответ: «То, что может рав, не может простой еврей». Трапеза продолжается.

Рав Штейнзальц говорит, что в субботу женщина зажигает свечи, потому что она хранительница мира в доме. «А если она все время злится?». — «Что же он такое делает, что она все время злится?». — «Спросите лучше, чего он не делает».

«Иона, извини, я не могу следить за твоей мыслью, потому что у меня в голове своя».

Разучиваем субботние песни, поем: «Най, най, най». Женщина смотрит к соседу в листок: «Где это написано?». Он (философски): «Где-то между строк».

ПРИ ПОДДЕРЖКЕ ФОНДА ПИНКУСА
ПО РАЗВИТИЮ ЕВРЕЙСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В ДИАСПОРЕ, ИЗРАИЛЬ