МОЛИТВА
О СУТИ МОЛИТВЫСуществуют самые разные способы выражения религиозных чувств — от действий чисто обрядовых до серьезных решений, которые человек принимает или отвергает в зависимости от того, оценивает он их соответствующими воле Создателя или противоречащими ей. Но самое яркое проявление религиозного чувства — это, несомненно, молитва. Молитва — прямое обращение к Б-гу: совершенно независимо от формы, она по сути всегда остается отчетливым обращением человеческого «я» к Б-жсственному «Ты», и, как и всякое иное обращение, может быть выражением благодарности, жалобой и даже беседой. Многочисленные молитвы, содержащиеся во всех книгах Писания (в особенности в Книге Псалмов, в основе своей являющейся сборником личных и общественных молитв), представляют собой все типы и разновидности молитв. То же можно сказать о молитвах и благословениях, включенных в сидур. Интимность молитвы Молитва — наиболее личное проявление связи еврея со Всевышним — произносится ли она наедине в ночной тиши или же в синагоге, повторенная многими голосами. Беседа между человеческим «я» и Б-жественным «Ты» исходит из простой, но чрезвычайно важной предпосылки, что такое обращение возможно, ибо «действительно слышит Г-сподь, внимая гласу молитвы моей» (Псалмы 66:19). Сознание того, что «Ты слышишь молитву из любых уст», движет человеком, когда он высказывает перед Всевышним все личное и сокровенное — свои желания и помыслы. Такая молитва, о которой сказано в Псалмах (102:1): «Перед Г-сподом изольет он душу свою», требует от человека чувства близости к Б-гу. В наших молитвах зачастую Б-г называется «Отцом» («Отец наш, Отец милосердный»). Сын, стоящий перед отцом, чувствует, что он может раскрыть свое сердце, пожаловаться, попросить помощи. Молитва всегда основывается на этом чувстве близости, выраженном в словах, которые мы произносим в Дни Трепета: «Ибо мы — Твои дети, а Ты — наш Отец», и иначе, с более глубинной, мистической стороны: «Мы — Твоя подруга. Ты — наш близкий Друг». Молитва как предстояние Царю Но наряду с этой стороной молитвы, есть у нее и другая сторона, связанная с другой точкой зрения на характер взаимоотношения человека с Творцом, точкой зрения, проявляющейся в словах пророка: «Есть ли тот, кто осмелится подойти ко Мне?! — сказал Г-сподь» (Иеремия 30:21), или, иначе «Я — Царь великий, — сказал Г-сподь Воинств, — и Имя Мое устрашает народы» (Малахи 1:14). Здесь передается ощущение трепета перед Б-жественным величием, сознания расстояния между человеком и Всевышним, сознания, от которого человек, по словам Маймонида, «отпрянет, испугается, почувствует себя ничтожной, неразумной тварью...» (Законы основ Торы, 2:2). При таком отправном пункте нет места интимной беседе, молитва приобретает другой характер — характер служения. А когда сама молитва становится священной церемонией, она должна быть соответственно и устроена. Каждое слово в ней должно быть на нужном месте, каждая фраза должна выполнять свою функцию, человек должен быть облачен в особую одежду, каждое его движение должно быть продумано. Молитва начинает напоминать царский прием с его отлаженным церемониалом. Такой обряд может происходить в Святилище Царя, которое символизирует обитание Всевышнего, а может и в любом другом месте — ведь для Его обитания нет ограниченного места в пространстве. «Храм» имеет в этом случае духовный смысл, но в него нужно «войти» перед молитвой так же, как входят в материальный дворец, проходя комнату за комнатой, пока не предстанешь перед Б-жественным Присутствием. Такое ощущение трепета перед Б-жественным величием выражено в словах Экклезиаста (5:1): «Ибо Б-г в небесах, а ты на земле: поэтому да будут речи твои немногословны». Наличие качественной дистанции не позволяет человеку говорить как придется: каждое слово его должно быть взвешено, каждое движение — рассчитано. Не надо думать, что такое отношение к молитве непременно сопряжено с состоянием страха, подавленности; напротив, человек сознает, что удостаивается великой чести — «быть введенным в покои Царя» (Песнь Песней 1:4). «Отец наш, Царь наш» Эти
две точки зрения, на первый взгляд, совершенно противоположные, сосуществуют
в мировоззрении иудаизма. Вот строки из сидура: «Ты дальше, чем все далекое,
и ближе, чем все близкое» («Шир га-Ихуд»), или еще: «Если я найду Тебя,
Ты скроешься от меня, а если не найду, то Слава Твоя наполнит весь мир».
Эта двойственная концепция, называемая в философии трансцепдентно-имманентной
(а на языке Каббалы обозначаемая как: «Б-г вне всех миров и наполняет
все миры»), является неотъемлемой частью еврейского взгляда на мир. Она
обсуждается, прямо или косвенно, во всех книгах по еврейской философии.
Классическое для еврейских книг обозначение Б-га как «га-Кадош Барух гу»
(«Святой, Благословен Он»), а также каббалистическое обозначение Всевышнего
«Эйн Соф Барух гу» («Бесконечный, Благословен Он») — само по себе объединяет
эти две характеристики: удаленность и приближенность. Удаленность трансцендентность
выражается понятием «Кадош» («Святой») или «Эйн Соф» («Бесконечный»),
а приближенность/имманентность — понятием «Барух» («Благословенный»).
Все это не просто абстрактная проблема, интересующая лишь философов, —
она находит свое выражение в самой сути еврейской молитвы. Невозможно
понять молитву, не учитывая этой ее двойственности. Уже в одной из самых
древних молитв мы видим такой взгляд — «Отец наш, Царь наш». Это внутреннее
напряжение — мы предстаем перед Тобой, «либо как дети Твои, либо как рабы
Твои» (из молитвы в Рош га-Шана) — сопровождает весь сборник молитв. КЛАССИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ
«И положит смесь благовоний на огонь пред Б-гом» (16:13) Смесь благовоний для жертвоприношений изготавливалась «пред Б-гом». то есть, непосредственно в Храме. Ведь мудрый начинает исправление мира с самого себя, в этом источник его искренности и способности влиять на других. Но если наставник излагает этические нормы и изрекает сентенции, хотя в сердце его — пустота, за ним никто не пойдет. («Диврей-шаарей-хаим») «А [если] ко входу в Шатер Откровения не принесет для жертвоприношения Б-гу перед Шатром Б-га, то кровь вменена будет тому человеку в вину» (17:4) Жертвоприношение — урок жертвенности для человека. Но если еврей приносит жертву за пределами Храма, — то есть занимается тем, что выходит за рамки иудаизма, — это приравнивается к бессмысленному кровопролитию, и «кровь вменена будет тому человеку в вину». («Эглей-таль»)
«Бойтесь каждый матери своей и отца своего» (19:3) Родителей надо чтить, и об этом должен помнить не только ребенок, зависящий от них, но и взрослый человек — самостоятельная и независимая личность, которому поддержка родителей не требуется. («Ктав софер») «Увещевай, увещевай ближнего своего» (19:17) Зачем слово повторяется дважды? Воспитание — длительный процесс, и однократный наскок не даст желаемого результата. «Увещевай, увещевай» — и сегодня, и завтра. («Хават-яир») «Перед сединой — встань» (19:32) Подумай о душе прежде, чем наступит старость и побелеет твоя голова: «встань», занимайся Торой и действуй, пока на это есть силы, пока у тебя есть возможность совершать требуемые поступки. (Из хасидских источников)
«И если дочь когена осквернит себя блудом, то отца своего бесчестит она» (21:9) Есть грехи, передающиеся «по наследству». Как правило, только закоренелый негодяй способен на тяжкое преступление; обычный человек отшатнется от этого в ужасе, все его естество восстает против такого греха. Поэтому злое начало и подстрекает людей лишь к тем нарушениям, которые кажутся им самим незначительными. Однако сила греха растет как снежный ком и становится все ощутимей из поколения в поколение. Тяжелее всего противостоять именно такому, «наследственному», греху, результату духовного бездействия нескольких поколений. Поэтому если «дочь когена» вдруг совершает столь тяжкий грех — «отца своего бесчестит она», иначе говоря, это свидетельствует о том, что предки подвели. («Имрей шефер») Среди евреев есть и такие: молятся днем и ночью, кичатся своим происхождением и святостью, забывая о воспитании детей. Они читают святую книгу «Зогар», а их дочери в это же время — всякую ерунду, если вообще читают. Результат печален: они «бесчестят отцов своих», которые не удосужились «спуститься с небес» и заняться воспитанием собственных отпрысков. Подобная «святость» — вершина эгоизма, осквернение подлинных еврейских ценностей. («Авней-азал»)
«И если будете продавать что-либо ближнему своему или покупать что-либо у ближнего своего, не обманывайте друг друга» (25:14) Деловой человек, молясь Б-гу, нет-нет да и вспомнит о том, что служит источником его заработка, попросит Творца об успехе. Но помнит ли он о Б-ге тогда, когда занимается своим делом? Между тем, за порогом синагоги иудаизм для еврея не заканчивается, а начинается! Если ты честен и прям при заключении торговых соглашений, исполняешь в срок данные тобой обязательства, избегаешь обмана, не взимаешь проценты, пользуешься «гирями выверенными», знай, что все это и есть святое служение, заповеданное Торой. («Меор эйнаим») «И не обманывайте друг друга» (25:17) Таково предостережение Закона. Однако человек, желающий достичь истинной
праведности, должен опасаться, прежде всего, самообмана: не лицемерь,
приписывая себе качества, которых ты лишен. (Раби Симха-Бунем из Пшисхи) С ХАСИДСКОГО СТОЛА
О пользе бедности• • •
Рабби Шмуэль из Карова отзывался о богатстве с пренебрежением. Это обижало
местных богачей. Один из них даже привел ему слова мудрецов: • • •
Говорил рабби Зуся из Аниполя: • • •
— Моя бабушка всегда молилась, чтобы ее потомки были нищими, — рассказывал рабби Ехиэль-Михл из Злочова. — Не знаю как вы, а я не встречал другой такой странной бабушки. Впрочем, когда я вырос, я понял ее молитву: богатому так трудно не растерять совесть и веру. • • •
Рабби Яаков из Родзимина был очень беден. Однажды местный богач сказал
ему: РАЗГОВОРЫ С РАВВИНОМ
ДЕВУШКА С КРАСНЫМИ ВОЛОСАМИ
|