|
Григорий Островский
 Х.
Сутин. "Натюрморт с селедками". 1916г.
Если бы я не был евреем в том смысле, который я вкладываю в это слово, я
никогда не стал бы художником, или был бы другим художником. Я сам прекрасно
знаю, что может создать этот маленький народ. Марк Шагал
Несколько лет назад мне довелось брать интервью у ряда ведущих израильских
мастеров, и в их числе скульпторов М. Кадишмана, И. Тумаркина, Д. Каравана,
живописцев
Л. Никель, М. Пичхадзе, Р. Лави, Я. Раухвергера и некоторых других. Для каждого
из них у меня был заготовлен один и тот же вопрос: что такое, по вашему мнению,
еврейское искусство? Ощущаете ли вы, осознаете ли себя еврейским художником?
Ответы были поразительно единодушны: поскольку мы живем и работаем в Израиле,
мы - израильские художники; что такое израильское искусство, мы знаем, что такое
еврейское искусство - не знаем и даже вполне допускаем, что такого не было и
нет.
Может быть и нет, но было! Художники, с которыми мне довелось встречаться в
России и на Украине - Натан Альтман, Роберт Фальк, Анатолий Каплан, Зиновий
Толкачев, Семен Грузберг, - решительно и не задумываясь называли себя еврейскими
художниками.
Если есть - или хотя бы существовала - самостоятельная школа еврейского искусства,
то где и когда она возникла? В качестве предыстории напомним патетическую речь
выдающегося русского художественного и музыкального критика Владимира Васильевича
Стасова, прозвучавшую на исходе 19 века: Пришла, наконец, пора и для народа
израильского выступить из мрака к свету и внести в наше знание тысячи новых
фактов. Недавно еще возникла новая наука - наука еврейской художественной древности,
но она уже дала богатые плоды, и музеи Парижа, Лондона украсились новым, неожиданным
отделом - еврейским. Тут собрались и теснятся образцы скульптуры, металлического
и эмального искусства, резьбы, монетного дела, стекла, сосудов, драгоценных
вещей и украшений. Неужели все это не создания искусства, неужели все еще можно
отнимать художественный вкус, творческую художественную силу у народа, который
был способен создать все это?
Между тем, вопрос о еврейском искусстве все еще оставался спорным. Из самой
еврейской среды доносились и скептические голоса. Так, на Сионистском конгрессе
1901 года Мартин Бубер утверждал: То, что мы называем национальным искусством,
не является чем-то существующим, но это то, что развивается и может состояться.
Не сущее, но его прекрасная возможность.
 М.
Готлиб. "Йом Кипур". 1878г.
Началом нового еврейского искусства некоторые исследователи считают картину
польского живописца конца 19 века Мауриция Готлиба Йом Кипур (Музей искусства
в Тель-Авиве). Готлиб (1856-1879) рано ушел из жизни, не успев и в малой степени
реализовать свой потенциал.
Нельзя не признать, что в разговоре о еврейском искусстве прежде всего заходит
речь о национальной тематике. Ведь искусство - это зеркало, в которое всматривается
народ, ища и познавая свои неповторимые черты.
 И.
Пэн. "Портрет М. Шагала". 1914г.
Евреям и еврейской теме посвятил свою жизнь Иеѓуда Пэн (1854-1937), воспитавший
в родном Витебске, в своей первой в Белоруссии учебной студии, целое поколение
еврейских художников. То была неподнятая целина национальной культуры, и ее
с любовью возделывали многие. Академик из Петербургской Академии художеств Моисей
Маймон (1860-1924) не мог, подобно Пэну, выбирать учеников, однако наряду с
картинами на темы русской истории он пишет знаменитое полотно "Марраны",
изображавшее тайный седер в Испании, которое уже готов был приобрести Музей
Александра III (ныне Русский музей), да помешали антисемиты. А Маймон снова
обратился к народной боли, выставив две картины на тему погромов 1905-1906 годов.
Одну из них, опять на родине, сняли с выставки по указанию цензора. Гравюры
с его еврейских картин украшали многие дома, известны были также альбомы "Библейские
женщины", "Мужи Библии" и "Картины из еврейской жизни".
Второй петербуржец, Исаак Аскназий (1856-1902), посещал синагогу и соблюдал
субботу. Его, автора "Моисея в пустыне", таких замечательных работ
как "Авраам изгоняет Агарь и Исмаила", "Смерть Иеѓуды Ѓалеви"
и "Еврейская свадьб"а, порицали за пристрастие к еврейской теме, однако
он тоже был избран академиком!
 А.
Тышлер. "Антисемитизм". Плакат. 1928г.
Между тем еврейский мир волновался и страдал, бурлил и жаждал действия. Именно
тогда, в 90-е годы 19 века в царской России возникло мощное движение, названное
еврейским национальным возрождением. Оно охватило многие стороны еврейской жизни
и стимулировало беспрецедентный расцвет национальной культуры. Вклад в новое
дело внесли многие художники, жившие в те и последующие годы в разных странах
мира. М. Шагал, Л. Лисицкий, Н. Альтман, Й.-Б. Рыбак, Б. Аронсон, Й. Чайков,
М. Эпштейн, Б. Кратко, Д. Штеренберг, Н. Шифрин, А. Тышлер, С. Юдовин, Х. Шор
- от одного перечня дух захватывает! В 1917-1920 годах центр этого движения
переместился в Киев, где активно и в высшей степени плодотворно работала изосекция
Культур-лиги. Художников очень разного характера и разного уровня дарования
объединила идея синтеза еврейской традиции, в частности народного творчества,
и современного авангарда как базы для национальной школы нового еврейского искусства.
"С этой эпохой, - писал Б. Аронсон, - воскресло стремление к своему стилю.
С ней связано возрождение заглохшего пластического интереса, пробуждение желания
создать свои музеи, собрать разбросанное народное искусство во всех его проявлениях,
все памятники религиозной жизни, быта, родной старины." Таланты собрались
большие, и в историю художественной жизни Европы было вписано еще одно яркое
и самобытное национальное явление. Галут не кончался, но художники еврейской
диаспоры обрели свое виртуальное отечество, избавлявшее их от донорства в пользу
пусть не всегда чуждых, но чужих культур.
Эту концепцию много позже возродил и развил один из лидеров так называемого
второго авангарда 60-70-х годов 20 века Михаил Гробман, ныне живущий в Израиле.
Он соединил в творчестве концептуализм и традиционные образы еврейского фольклора,
мистические символы каббалы и т.п.
Великая идея соединения национальных традиций с новейшими течениями российского
и европейского авангарда пришла к внутреннему противоречию. Максималисты приходят
к несовместимости своих формальных пристрастий и внятной еврейской направленности
искусства. В статье "Пути еврейской живописи" Аронсон и Рыбак провозглашают:
"Только через принцип абстрактной живописи, свободной от всякой литературности,
можно достичь выражения своего собственного национального начала", хотя
попробуй разобраться в национальной принадлежности абстрактного полотна.
Со временем абстракционизм, а вслед за ним концептуализм и постмодернизм получили
широчайшее распространение в еврейской и израильской художественной среде, но
универсальность эстетики, сделавшая творчество еврейских художников полноправной
частью европейского и американского современного искусства, лишила его каких
бы то ни было национальных атрибутов.
Тематика еврейской истории и еврейской жизни - одна из важнейших, но не единственная
составляющая национальной идентификации искусства. Наиболее близкий к нашей
теме - случай Хаима Сутина.
 Х.
Сутин "Девочка с куклой". 1919г.
В местечке Смиловичи, в тридцати верстах от Минска, в семье бедного еврейского
портного десятого, но не последнего, ребенка назвали Хаим. В 16 лет он ушел
из дома и после нескольких годов полуголодной жизни, скитаний и ученичества,
оказался в Париже. Творчество художника Хаима Сутина (1893-1943) неоспоримо
вошло в сокровищницу европейского и мирового искусства. А еврейского?
Ни в одном из жанров - портрете, пейзаже, натюрморте - еврейской темы у Сутина
нет. Его считают одним из создателей французского экспрессионизма, течения,
возникшего в Европе под влиянием травмирующего опыта Первой мировой войны. Сутин
все свои сюжеты находил в окружающей жизни, но обыденное трансформировалось
у него в трагическое, мучительные противоречия цветов и линий рождали ощущение
апокалипсиса. Но это сугубо еврейский трагизм, еврейская боль. Жизнь Сутина
пришлась на эпоху, которую историки характеризуют как ломку еврейского традиционного
уклада и ломку еврейского традиционного мировидения. Абстрактное понятие ломки
словно воплотилось в живописи Сутина буквально: изломано пространство, контуры,
ломается гармония цветов.
Нам представляется, что драма его судьбы и его творчества - это трагедия евреев
российской диаспоры, зажатых чертой оседлости. Вырвавшись из нее, художник так
и не научился дышать полной грудью; ему всегда словно не хватало воздуха. Печать
еврейства Сутин всегда остро ощущал - с момента рождения в духовном гетто и
до смерти в оккупированном нацистами Париже. В первые годы оккупации он скрывался,
но потом, сломленный болезнью, был доставлен в больницу, где и умер. Искусство
Хаима Сутина отмечено печатью истинно еврейской обреченности.
Судьба Сутина - это судьба художников, отвергнутых обществом и отвергнувших
его, и в этой отверженности сказался код исторической судьбы еврейского народа.
Страстная жажда жизни, диктующая палитру красок: хаос зеленого, желтого, красного,
коричневого, фиолетового, и трагическое предвидение гибели, отразившееся в постепенном
предпочтении венозно-кровавого цвета и в выборе модели для натюрморта, такой
как Мясная туша или Висящий индюк, - все это шло от еврейского мировосприятия,
трансформированного Монмартром, но не искорененного им.
Окидывая мысленным взором экспозиции современного израильского искусства в
музеях, галереях, выставочных залах, мы замечаем проявления национального колорита
и своеобразия, увы, лишь в порядке исключения. Видимо, придется признать, что
история израильского искусства продолжается, история же искусства еврейской
диаспоры остается в веке минувшем, а если и продолжается, то скорее по инерции,
в порядке исключения и в качестве рудиментного явления.
Я не сумел, да и не предполагал ответить на поставленный вопрос: кто мы? Я
лишь показал множественность подходов к поиску ответа. Искусство 20 века продемонстрировало
нам всеобщую унификацию, стирание национальных и локальных различий, а общественная
жизнь - обострение национальных противоречий и амбиций. Как же нам отличать
еврейских художников от всех других?! Может быть, просто воспользуемся опытом
Марка Шагала: вспоминая парижскую молодость, он писал: "Я, к счастью, посмеивался
над праздной затеей моих приятелей беспокоиться о судьбе еврейского искусства:
очень хорошо - болтайте, а я буду работать".
|
