КНИГА ДЛЯ ЧТЕНИЯ НА УРОКАХ ЕВРЕЙСКОЙ ТРАДИЦИИ

ЧАСТЬ III

(9-11 КЛАССЫ)

Хана Ротман, Арье Ротман

Консультант: д-р ДАВИД ЭПШТЕЙН

МУЗЫКА ТРАВ

Раби Нахман из Брацлава

Знай,
что у каждого пастуха
есть своя мелодия

Ее узнают по травам,
и еще по месту,
в котором пасет пастух.

Ибо у каждой травы
есть своя песня,
и из песен травы
слагается
мелодия пастуха.

Если бы я удостоился услышать песни
и хвалы,
возносимые травами!

Различить голос каждой травы,
поющей Пресвятому,
Благословен Он;

без тени удивления,
не отвлекаясь чужими мыслями,
не ожидая никакого воздаяния,
ни платы.

Как чудесно и удивительно
слышать их песню!

Как прекрасно в трепете
служить среди них
Б-гу...

Перевод с иврита А. Ротмана

К главному меню

ИСТОРИЯ О ХАХАМЕ И ТАМЕ, РАССКАЗАННАЯ ПРАВНУКОМ БААЛ-ШЕМ-ТОВА, РАБИ НАХМАНОМ ИЗ БРАЦЛАВА СВОИМ УЧЕНИКАМ И ЗАПИСАННАЯ ВПОСЛЕДСТВИИ ОДНИМ ИЗ НИХ, РАБИ НАТАНОМ, НА ЯЗЫКЕ СВЯТОЙ ТОРЫ.
А НА ЭТОМ ЯЗЫКЕ "ХАХАМ" ЗНАЧИТ МУДРЫЙ
А БЕСХИТРОСТНОГО И ПРОСТОДУШНОГО НАЗЫВАЮТ "ТАМ".

В одном городе жили двое. У каждого — дом, просторный и крепкий, а в доме достаток. И каждого — сын, а других детей нету.
Сыновья учились у одного учителя, вместе ходили в хедер. Но характеры их различны: один — разумен, сметлив, а другой — простодушен и кроток. И так их прозвали — Хахам и Там, а они любили друг друга, хоть один — мудрец, а другой — мыслями невысок и скромен.
И вот тяжелые дни настали для их отцов, уходил из домов их достаток. День; за днем понемногу беднели и разорились вконец. Только дома сохранили, заботясь о сыновьях. А сыновья начинали взрослеть. Сказали отцы им:
— Нет ничего в наших домах, и пусты наши руки. Ступайте по свету и ищите себе ремесло, которое вас прокормит.
Отправился Там к мастеру конской упряжи, учиться у шорника его ремеслу.
А Хахам, разумный, толковый, не захотел заниматься простым ремеслом, и обдумав, решил:
— Пойду, посмотрю мир и увижу, чему обучиться.
Пошел и слонялся по рынку. Видит: четверка резвых коней, запряженных в повозку с купцами, въезжает на площадь. « Спросил у приезжих:
— Откуда вы? Ответили:
— Мы из Варшавы.
А Варшава город большой и столичный.
Спросил их:
— Куда вы? Ответили:
— В Варшаву, домой. Спросил:
— Может быть, вы нуждаетесь в слугах?
Увидели, что малый разумен и ловок. Понравился им, и взяли его с собой. И ехал он с ними, и служил им в пути хорошо. А прибыв в Варшаву, поразмыслил и решил разумно:
— Раз я уже в Варшаве, для чего свяжу себя службой купцам? Может, найду себе место получше? Пойду, поищу, посмотрю.
Ходил по рынку и спрашивал местных торговцев о купцах, с которыми приехал в повозке. Будет ли толк служить им и дальше?
Сказали торговцы:
— Хозяева, у которых ты служишь — изрядные люди в торговле. Хорошо оставаться у них, издалека они возят товары.
Хотел уходить и увидел рассыльных из лавок, снующих по рынку. Красивые шляпы на их головах, прелестные башмачки на ногах украшены лентами, сами — в одежде из заморского шелка. А он был смекалист недаром и понял — вот кто нашел хозяев получше его. Вернулся к купцам и сказал:
— Не могу оставаться у вас. А за то, что взяли меня в повозку, дорогой я отслужил вам сторицей.
Пошел и поступил рассыльным к хозяину лавки.
А обычай прислуги — вначале служить на тяжелых работах за малую плату. А потом возвышают хозяева слуг. Так и хозяин его поступал — посылал к господам относить их покупки. Знатные люди шелка покупают тюками. Взвалит на плечи рассыльный купленный в лавке товар, и, спотыкаясь, бежит за коляской вельможного пана. Тяжела ему ноша, а горки крутые в Варшаве. Да и хозяин возвысить слугу не спешил.
Подумал сметливый рассыльный и рассудил, как философ:
— Что мне в тяжком труде? Ведь не для иного чего трудятся люди, как только чтобы жениться и обеспечить семью. А мне еще рано думать об этом. Годы мои молодые, зачем мне семья? Лучше скитаться по свету, насыщая глаза созерцанием мира.
Пошел и слонялся по рынку. Видит, и повозку садятся купцы.
Спросил их:
— Куда вы? Ответили:
— В Италию, в город Лагорно.
Попросился в повозку. Ответили:
— Едем!
Прибыл в Лагорно с купцами и оттуда отправился дальше.
Увидел многие страны, моря, высокие горы и реки, столицы, народы, дворцы, королей. Многое понял и сделался мудрым и знающим жизнь. Сказал в своем сердце:,
— Время осмыслить судьбу. Пора о будущем вспомнить.
Размышлял как философ и выбрал себе ремесло. Решил обучаться искусству златолитейщика, мастера дел золотых. Ибо это занятие великое, тонкое, сложное, и в нем разум и мудрость важны. Недаром это искусство приносит богатство.
Пошел к мастеру и попросился в ученье. А поскольку был и разумен, и ловок, и мудр — четверти года не минуло, как стал он великим умельцем, и превзошел мастерством лучших в своем ремесле. Из тончайших расплавленных нитей свивал он образы виденных стран. Птицы и звери, цветы, корабли, плоды благородных деревьев — все удавалось ему.
Размышлял и сказал в своем сердце:
— Овладел я вполне ремеслом златолитейщика. Все тайны искусства мастера дел золотых мне открыты. Учителя я превзошел. Но разве могу быть доволен тем, чего я достиг? Сегодня бесценно мое ремесло, а завтра его позабуду. Тогда напрасной окажется и мудрость моя, и знание тайн золотого литья.
Пошел к ювелиру, изучать ремесло огранки алмазов. Лучший из всех мастеров принял его в ученье. Четверти года не минуло, как учителя он превзошел.
Размышлял и сказал:
— В руках моих два ремесла. В обоих нету мне равных. Но не доволен я тем, чего я достиг. Завтра, быть может, забудут и ремесло ювелира, гранильщика драгоценных камней, и ремесло мастера дел золотых. Как отыскать занятие, важнее которого нету? Такое искусство, что мир никогда не забудет его?
Исследовал дело разумно и изучал его мудро. Взвешивал вес, как философ, и, обдумав, решил:
— Искусство врача бесценнее прочих.
Пошел и учился. А искусство врача требует множества знаний. Необходимо ему чтение греческих книг, понимание древних философов — греков и римлян. В три месяца он овладел мудростью Парцельса и Гиппократа. Книги философов древних и новых прочел. Постиг тайны лекарственных трав и камней. Всю мудрость мира впитал и стал величайшим из мудрых.
И сделался мир в глазах его словно ничто. Все, что он видел, казалось не стоящим взгляда. Ибо уже не осталось людей, знающих больше него.
Сказал:
— Время пришло положить конец скитаниям в этой пустыне. Пора основаться на месте и подыскать себе дом и жену.
В мудрости дело обдумал и разумно к нему подошел:
— Если здесь я останусь, никто не узнает, кем прежде я был и откуда поднялся к высотам. Пойду и в свой дом возвращусь, туда, где прошла моя юность. Там все помнят меня, пусть видят, кем стал я теперь.
Сел в экипаж и поехал. Много изведал в пути огорчений, ибо не нашлось ни попутчика, с которым мог бы беседу вести, ни ночлега, которым остался бы утром доволен.

НА ЭТОМ ПРЕРЫВАЕТСЯ ИСТОРИЯ ХАХАМА,
И МЫ ОСТАВИМ ЕЕ
ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОДОЛЖИТЬ РАССКАЗ
И ПОВЕДАТЬ ИСТОРИЮ ТАМА.

А Там изучал у шорника, ремесло его и учился прилежно многие годы, но не постиг ремесла мастера конских уздечек как должно, в полноте его. И он взял себе жену и кормился с нею в стеснении своим промыслом, ибо промысел его не приносил ему достаточно, потому что не постиг ремесла своего вполне.
И не было у Тама минуты отдыха, но с утра до ночи сидел над своим занятием, и не имел досуга даже для еды. В час, когда протыкал он шилом кожу и вдевал в отверстие ее грубую нить, как заведено шить у шорников, тогда откусывал от ломтя хлеба и ел. И он был всегда весел, радость была обычаем его, и имел все яства, пития и наряды, какие только желал. Говорил жене:
— Жена, дай мне поесть!
И подавала ему ломоть хлеба, и ел.
Говорил затем:
— Жена, подай мне соус с бобами!
И отрезала еще ломоть, и подавала ему, и ел, и восхвалял жену свою очень, говоря:
— Сколь хорош и приятен для вкуса соус с бобами, подобный этому!
И повелевал подавать себе мясо и другие кушания, и брала нож, и отрезала ломоть хлеба, и подавала ему, и ел, и наслаждался вкусом изысканных яств, и хвалил жену свою очень, говоря:
— Как прекрасно приготовлено блюдо, и сколь хорош его вкус! Насытившись же, приказывал:
— Жена! Подай вина для питья!
И наливала ему воды в кружку, и брал се, и пил, и восхвалял жену свою очень, говоря:
— Сколь прекрасно и приятно для вкуса вино, подобное этому! А теперь подай мне медовый напиток.
И наливала ему воды в кружку, и брал ее, и пил, и восхвалял жену свою весьма, говоря:
— Как прекрасен медовый напиток, подобный этому, и сколь хорош его вкус! И по простоте своей и радости всегдашней, воистину чувствовал вкус различных кушаний в черном хлебе, и вина — в колодезной воде. А когда отправлялся на базар купить кожу для упряжи, говорил:
— Жена! Подай мне тулуп!
И подавала ему кацавейку, что была у них в общем владении, и надевал ее, и шел на базар, и покупал кожу для упряжи.
Когда же шел к заказчику отнести готовую упряжь, говорил:
— Жена! Подай мне шубу.
И подавала ему кацавейку, и надевал, и шел к заказчику, и относил упряжь.
А когда собирался в синагогу, говорил:
— Жена! Подай мне кафтан на лисьем меху!
И подавала ему кацавейку, и восхвалял свою жену очень, говоря:
— Наслаждение для тела и отрада для взора кафтан, поданный тобой. Красотой отделки и искусством покроя что сравниться с ним?
И шел в синагогу, и вставал на молитве, и молился горячо, и возвращался полный радости, и ликовал, и пел громко.
Когда же брался латать чужой сапог обрезками кожи, была у него радость великая по окончании дела. Хотя и криво лежали заплаты, ибо не постиг в совершенстве ремесла, но брал сапог в руку и любовался трудом своим, говоря:
— Жена! Взгляни, сколь прекрасен и сколь хорош сапог, подобный этому! И радовался созданию рук своих, и вкушал плод деяния своего, и сладостью плода наполнялось сердце его.
И вопрошала жена его, говоря: .
— Если столь прекрасен сапог, залатанный тобой, почему другие сапожники берут три рубля за починку, а ты довольствуешься половиной платы?
Отвечал ей и говорил:
— Что мне в этом? Таковы деяния их, но не таковы деяния мои. Что нам пользы говорить о других? Разве не лучше, если тотчас сочтем нашу прибыль? И высчитывал, говоря:
— Кожа встала во столько-то, деготь во столько-то, и во столько-то нить. Итак, заработал я нынче десяток полновесных монет!
И были те монеты достоинством каждая в копейку, и радовался, и ликовал, и наполнялась душа его весельем.
У всего мира он был посмешищем, и желанным он был для насмешников, и настигали его насмешки, чтобы изводить его, и вволю издевались над ним. Ибо был он в глазах их как сумасшедший. И приходили, и вступали с ним в разговор, и не открывали намерения своего. Говорил им:
— Только без насмешек!
И обещали ему, и заверяли его, и верил, и не открывали намерения своего до поры. И вступали с ним в беседу, и дурачили его, говоря:
— Царь приказал всех евреев произвести в генералы.
И верил, и пугался.
Или:
— Ксендз в костеле велел нарисовать с тебя икону.
И дрожал, и прятался.
Когда же понимал, что шутят над ним, обращал к насмешникам своим слова укоризны, говоря.
— Не много мудрости надо, чтобы дурачить, меня. Ибо кем я считаюсь у вас? И хоть будешь ты много мудрее меня, а все равно останешься глупцом. И разве не в том видна твоя глупость, что приходишь соизмерить свой разум с моим?

ВСЕ РАССКАЗАННОЕ — ИСТОРИЯ ТАМА,
КОТОРУЮ ПОВЕДАЛИ МЫ, ПРЕРВАВ
ПОВЕСТЬ О ХАХАМЕ.
ТЕПЕРЬ ЖЕ ВОЗВРАТИМСЯ, И ПОДНИМЕМ, И СВЯЖЕМ
ПРЕРВАННУЮ НИТЬ ПОВЕСТВОВАНИЯ НАШЕГО

И вот, повсюду разнесся слух, что едет домой Хахам, возвращается философ в лоно народа своего, в мудрости и величии поспешает домой.
И прослышал об этом Там, и повелел жене подать себе кафтан, бежать навстречу возлюбленному другу своему, и подала ему кацавейку, и облачился, и вышел, и побежал быстро.
А Хахам ехал в наемной карете, и возница его стегал лошадей. И обнял друга Там, и вопросил о здоровье его и благополучии его, говоря:
— Брат мой возлюбленный, благословен Г-сподь, возвративший тебя, и я удостоился созерцать тебя вновь!
Был весь мир в глазах Хахама словно ничто, не тем более ли человек этот, похожий на сумасшедшего? Но ради великой любви своей юности взыскал его приблизил его, и в карете своей дал ему место рядом с собой.
И приехали в город.
Отцы же их уже приложились к народу своему, и могилы их — в среде погребенных Израиля, ожидающих возвращения в Землю Святую.
Ничего не оставили сыновьям, как только жилища. И унаследовал Там дом отца своего, и уберег дом отца своего, и жил в нем. Хахама же не было подле, принять последний вздох отца своего, и не смог сберечь дом отца своего от запустения и разрухи. И не осталось следа, где было место дома отца его.
И поселился Хахам в гостинице, и терпел неудобства и мучения многие, и поселился в другой, и там досаждали ему, и не было ему покоя, но повсюду теснили его и раздражали его, и не мог найти жилища согласно желанию своему.
Сказал Там, видя страдания друга:
— Брат мой возлюбленный, вот мой дом И соберу все достояние мое в щепоть руки, а ты соизволь и войди, и живи согласно желанию твоему, в чем увидишь удобство твое, то да будет обычаем в доме твоем.
И понравилось Хахаму радушие друга его, и вошел в его дом, и жил. Но была полна мучением жизнь его также и в доме друга его. Ибо создал себе славу великого мудреца и мастера, искусного в ремеслах и врачевании. И пришел к нему вельможа, князь той страны, и повелел отлить золотое кольцо с украшениями. И отлил ему кольцо удивительной красоты, но оно не снискало благосклонности в глазах вельможи, ибо не ведал вельможа и не знал меры великолепия его, и не мог оценить искусства создавшего его.
И явился другой вельможа из князей той страны, и принес перстень с драгоценным камнем, а на том камне печать. Сказал:
— Изделие мастеров амстердамских — перстень, который ты видишь. Нет числа совершенствам камня, блеск его затмевает звезды, древность печати — как возраст мира. Ты подобный сделаешь мне.
А был тот перстень изделием ученика, и печать его — печатью менялы.
Взял Хахам сходный камень, огранил его и оправил его, и вырезал печать. Но от страха перед гневом вельможи дрогнула рука его и испортил рисунок.
И снискал тот перстень большое благоволение в глазах вельможи, так что не мог отличить один от другого, и наградил Хахама щедро. Ибо не ведал князь той страны меры ущербу, и не мог оценить несовершенства перстня.
И от этого были у Хахама огорчения многие, ибо сказал:
— Пало искусство мое.
Когда же звали его к больному, обращался к латинским и греческим книгам и изыскивал лечебное зелье. И умирал больной, говорили:
— От лекарства умер. И исцелялся:
— Вопреки лечению исцелен.
И наполнялось горечью сердце Хахама и страданием — разум его. И не мог найти одежды, покрыть тело, и мучился с портными, и бился напрасно. Говорил:
— Так и так отделай мне кафтан, так и так вышей его, а крой — как рисунок, который изображаю тебе.
Заверял его портной и обещал сделать по желанию его. И отпускал его, и возвращался портной в дом отца своего, и шил кафтан, как учил его отец его, и отец отца его, а того отец его отца, и гак о г начала их рода И шил надежно и крепко, суровою нитью, и распевал псалмы.
И от этого были у Хахама мучения многие, ибо не мог облечь тело свое в кафтан, говоря:
— В странах иных сочли бы меня безумцем, наряженным для осмеяния всенародного, увидев в подобном кафтане.
И переполнялась душа его горечью сердца его. Печалился Там о друге своем видя огорчение его. Сказал.
— В чем причина вседневной грусти возлюбленного брата моего? Разве не полон разум его мудрости, а кошелек — золотых монет? Вот я — радость сердца моего всегда со мной.
Но была радость его посмешищем в глазах Хахама, и сам он — как лишенный разума. Жалел Там друга своего, и вопрошал к мудрости друга своего, говоря:
— Может ли сделаться, чтобы ты стал как я, и достиг моей простоты? - Ибо желал добра другу. И отвечал Хахам, и сказал:
— Возможно это и легко. Ибо все во власти судьбы, а жребий ее кому известен? Может, от скорби и я разума скоро лишусь.
И сокрушался Там, видя одиночество друга своего, и вопрошал к мудрости его, говоря:
— Может ли сделаться, чтобы я стал как ты, и достиг твоей мудрости? Ибо хотел разделить одиночество друга. И отвечал Хахам, и сказал:
— Невозможно это и немыслимо. Ибо над разумом не властна природа, и не может безумный стать мудрецом.
И не согласился с ним Там, говоря:
— Для Всесильного, благословен Он, что невозможно?
Смеялся над другом Хахам, и был смех его вкусом подобен горечи желчной.

СКАЗАЛ РАБИ НАТАН:
ОТСЮДА ПРОДОЛЖИЛ СВОЮ ИСТОРИЮ РАБИ НАХМАН,
ПАМЯТЬ О НЕМ БЛАГОСЛОВЕННА, И СКАЗАЛ:

— Эти двое стали известны повсюду, потому что удивительным было в глазах людей: вместе росли, вместе учились, в одном доме живут, но один — мудрец, и нет равного ему, а другой — простак, и нет ему подобных. Скоро никто уже не называл их иначе, как по их свойствам: Хахам и Там. А когда подавали ревизскую сказку в уездную управу, так и вписал в нес казенный раввин — этого Тамом, а того — Хахамом.
В то время Царь возвратился в свою столицу. И вот, принесли Царю списки его подданных, и нашел имена двоих стоящими рядом. Расспросил, и показалось дело в глазах его удивительным, и пожелал видеть обоих. Сказал:
— Если пошлю гонца с приказом немедля доставить их во дворец, испугаются, и выйдет от этого вред. Претерпит ущерб мудрость Хахама, а Там — как бы и вовсе не лишился рассудка.
Задумался и решил:
— Отправлю посланцев к обоим, к каждому — близкого ему по свойствам. К Хахаму — мудрого, а к Таму — простодушного.
Так и поступил. В выборе посланца к Хахаму не испытал затруднений, ибо полна мудрецами столица царства. Но простака не могли найти среди приближенных Царя, пока не вспомнили про царского казначея. Ибо таков обычай Царя: не ставить мудреца над своими сокровищами, чтобы не измудрился и не замыслил растратить казны.
Дали послам по письму с царской печатью — письмо от Царя Хахаму — в руки мудреца, и письмо от Царя Таму — в руки простака, хранителя царских сокровищ. И вышел от Царя указ губернатору той округи, где жили Хахам и Там, чтобы в мягких словах известил обоих, что не неволит их Царь явиться к нему, а как сердце их расположит, так пускай и поступят, каждый по желанию своего сердца.
Отправились в путь посланцы, Мудрец и Простак прибыли в главный город округи. А губернатор расспрашивал жителей города о Хахаме и Таме, и ему сказали:
— Один — мудрец, такой, что нет ему равных, а богатства его велики. Другой — простак, и нет ему подобных, а все его имущество — кацавейка да шило.
Приказал губернатор пошить для Тама дорогие одежды, достойные царских взоров, положил их в карсту и проводил посланцев до городской заставы.
И вот, постучался Мудрец в дверь Хахама, а Простак — в дверь Тама. Там, когда принял в руки письмо, сказал посланцу:
— Разве смогу понять, что здесь написано? Прочти мне ты.
Ответил Простак:
— Не умею прочесть, но скажу на словах: "Царь приглашает тебя во дворец".
Тотчас воскликнул Там:
— Только без насмешек!
Заверил его:
— Воистину так.
Поверил Там Простаку, и обрадовался до того, что бросился к жене и закричал:
— Жена! Царь пригласил меня во дворец!
Спросила жена:
— Почему и зачем?
И не нашел, что ответить. Мигом собрался, уселся в карету, увидел одежды, достойные взоров царских, и возвеселился, и возрадовался, и возликовал, и поехал.
Тем временем поступил донос на губернатора той округи, что вершит неправедный суд, и сместил его Царь. И рассудил за лучшее, чтобы впредь быть губернатором человеку немудрому. Простак прямыми путями поведет страну, потому что нет у него хитрости строить козни, и разума — изыскивать корысть.
И вознамерился царь назначить губернатором Тама. Приказал:
— Да встанут в воротах города, и как только покажется Там, тотчас возложат на него губернаторский сан и введут в правление городом и округой.
Встали в воротах города и поджидали. Видят, едет карета, и в ней Там. Остановили карету и сказали Таму:
— Царь назначил тебя губернатором.
Тотчас воскликнул:
— Только без насмешек!
Заверили его:
— Воистину без насмешек.
Так, в одночасье, сделался Там губернатором. И судьба его вознеслась высоко, и поучительна его судьба в наших глазах.
А став губернатором, поднабрался Там рассудительности и разумения в делах. Ведь чтобы править страной, разума много не нужно. Когда приходили к Таму на суд, говорил одному:
— Прав.
И другому:
— Виновен.
И никогда не ошибался. Объяснял приближенным:
— Столько обманывали и дурачили меня в прошлом, что теперь с одного взгляда отличаю говорящего правду от говорящего ложь.
И судил честно, и не брал взяток.
Любили губернатора все жители той страны, и были у него советники справедливые и неподкупные. Сказал один:
— С течением дней несомненно призовет тебя Царь. Разве не он посылал за тобой? И сан губернатора обязывает непременно предстать пред лицом Царя. И хотя угоден ты Царю во всем, и нет в правлении твоем несправедливости вовсе, но таков обычай Царя: говорить подданным мудрые слова и беседовать с ними. Разве не прекрасно и не достойно, если сможешь внимать мудрости Царя и изречениям его?
Принял Там добрый совет, учился мудрости и достиг понимания ее. И тогда вспомнил слова друга, о том, что не может стать мудрым простак. Сказал:
— Вот, достиг я мудрости друга моего.
По прошествии времени Царь послал за губернатором, и явился к Царю Там. Беседовали о делах правления, и понравилось Царю, что прямыми путями ведет страну губернатор и простоте своей не изменил.
Затем стал Царь говорить мудрые слова и изречения, а Там внимал ему с пониманием и отвечал достойно. И еще больше понравилось Царю, когда увидел, что мудрец перед ним, а простоте и справедливости все же не изменил.
Тогда вознес его Царь высоко и поставил над всеми министрами царства, и дана была об этом царская грамота Таму. И царь отвел особое место для дворца его, место, окруженное великолепными стенами. Между этих стен во дворце поселился Там, и получил от Царя великую силу и законную власть во всех делах, царства.
А посланник-мудрец постучался в дверь Хахама. И Хахам, когда принял в руки письмо, сказал ему:
— Останься и заночуй у меня. Поговорим и обсудим дело. Вечером устроил для гостя пир. На пиру предался мудрости и рассуждал философски. Сказал:
— Виданное ли дело, чтобы Царь, у которого власть и могущество, отправил собственноручно письмо такому незначительному человеку, как я? Кто я, чтобы Царю посылать за мной? Если скажу: ради мудрости моей пожелал видеть меня, — то что моя мудрость в сравнению с его мудростью? И разве недостаточно мудрецов среди вельмож царских?
Изумлялся письму все больше и больше. Размышлял и сказал гостю:
— Знай же, вот что тебе я отвечу. По разумению моему, дело тут ясное и сомнению не подлежит. Нет никакого Царя в мире, и быть его не может. А люди пребывают в глубоком заблуждении. Все они ошибаются, веря, что воистину существует Царь. Смотри же, и помысли, как такое возможно: люди предают себя в руки единственного, каждый уповает на его помощь. Возможно ли, чтобы один был опорой всех?
Возразил Мудрец-посланник:
— Не письмо ли от самого Царя ты держишь в руках? Улыбнулся Хахам тонкой улыбкой и спросил:
— Сам Царь вручил тебе письмо для меня? Ты видел его? 4 Сказал Мудрец:
— Нет. Некий человек из слуг царских дал мне письмо, исполняя волю Царя.
— Так вдумайся и увидишь, что слова мои верны и нет в мире Царя. Ибо не ты ли вырос в столице царства? И ответь, видел ли ты Царя хоть раз, от дней младенчества твоего? Рассуди же и слова мои покажутся тебе ясными: раз даже ты, мудрец из мудрецов столичных, не удостоился хоть раз созерцать Царя воочию, то это не оттого ли, что нет его вовсе?
Возражал Мудрец и спросил:
— Если так, то кто же правит миром?
— Это тебе открою с легкостью, ибо понятно мне дело, и несложно его объяснить. В юности моей скитался я из страны в страну, и в бытность в Италии видел такой обычай правления: семьдесят советников избираются из среды горожан, и ставят их над городом на установленный срок. И эти семьдесят правят, пока не сменят их другие семьдесят. И так, одни за другими, каждый в свою очередь, все жители той страны управляют сами собою.
Начали речи Хахама входить в уши Мудреца, и не мог не согласиться с его доводами. Проводил Хахам гостя и сказал:
— Завтра представлю новые свидетельства делу. И уверишься вполне, что нет в мире Царя, и быть его не может. Встал рано и разбудил гостя. Сказал:
— Выйдем вместе, и воочию узришь все заблуждение рода людского. Ибо воистину не существует Царя, и это великая ошибка полагаться на него.
Пошли на рынок и увидели солдата при ружье и сабле. Спросили:
— Кому служишь, солдат?
Ответил:
— Царю.
Спросили:
— А ты его видел когда-нибудь?
Ответил:
— Никогда не видел.
Воскликнули:
— Какова глупость, и велико заблуждение людей!
Слонялись по рынку и встретили генерала. Спросили, кому служит. Ответил:
— Царю.
— А ты его видел?
— Ни разу в жизни.
Смеялись над ним, и обратился Хахам к Мудрецу:
— Теперь познал ты воочию великую глупость и заблуждение рода человеческого.
И согласился с ним Мудрец, и сказал:
— Воистину не существует Царя, и не он послал меня к тебе с посольством.
Пошли вдвоем странствовать по свету, и всюду, куда ни приходили, видели мир погруженным в заблуждение, и смеялись над глупостью населявших его. Так скитались, пока не растратили свои богатства. Тогда продали одежду и коней, и сделались нищими, но не оставили своего пути и продолжали странствовать, насмехаясь над глупостью людей. Обошли весь сие! и жалкими бродягами возвратились в столицу царства, где жил во дворце Там.
А то время в столице проживал Баал-Шем, Знающий тайное Имя Всевышнего, благословен Он. И был он весьма уважаем горожанами, и даже князья и вельможи столицы царской уважали его. С утра во множестве стекались к его дому кареты и повозки, полные больных и увечных, жаждущих исцеления. И случилось, что брели Хахам и Мудрец в нищенских лохмотьях мимо дома Баал-Шема. Увидел Хахам больных, ожидающих очереди, и решил, что в доме живет врач. И поскольку сам был великий доктор, решил познакомиться с коллегой. Спросил:
— Кто живет в этом доме? Ответили:
— Баал-Шем, чудотворец.
Услышал, и уста его наполнились горьким смехом. Сказал мудрецу, товарищу своему:
— Вот ложь, достойная удивления, и глупость, превышающая даже измышления о Царе. Чудотворец, как видишь, живет в этом доме! _ Смеялись оба, пока не ощутили голод. Пошли в корчму, где за счет общины бесплатно кормили нищих, велели хозяину подать себе еды. И пока насыщались, не переставали насмехаться над обманщиком и глупцами, верящими в его силу. Услышал хозяин корчмы их насмешки над Баал-Шемом, и сильно разгневался. Сказал нищим:
— Ешьте, что дали вам, и ступайте своим путем.
В то время в корчму зашел сын Баал-Шема. Сказали бродягам о нем, кто огец его, но не прекратили насмешек. Рассвирепел хозяин корчмы, видя людей, глумящихся над отцом в глазах сына, схватил палку и с побоями выгнал насмешников из корчмы, и бил их до первой крови.
Стонали Хахам и Мудрец от побоев, и решили прибегнуть к закону для наказания обидчика. Пошли к человеку, приютившему их под кровлей своего дома, искать у него совета. Рассказали, что палкой избил их хозяин корчмы. Спросил их:
— Почему и за что? Сказали:
— За то, что смеялись над Баал-Шемом. Ответил гостеприимец нищим:
— Конечно, не дело палкою бить людей. Но не сами ли вы виноваты? В столице весьма почитают Баал-Шема, многие чудеса от сотворил, и никто не глумится над ним.
Увидели, что нет у хозяина их разума, но и он заблуждается вместе со всеми. Встали и пошли от него. Пришли к начальнику городской стражи. А начальник стражи "был язычник, поклоняющийся силам небесным, а не еврей. Изложили ему дело, и разгневался на них. Закричал на своем языке, взял палку, и палкой выгнал нищих вон из дверей, и нанес им многие ссадины и ушибы. Ибо в столице и язычники уважали Баал-Шема за то, что исцелил их от недугов.
Долго скитались Хахам и Мудрец, ища управы на обидчиков своих, и всюду их гнали. Пока не пришли ко дворцу Первого министра. А у ворот дворца стоит караул, и никого не пускают, пока не расскажет своего дела. Затем докладывают о просителе самому Первому министру, и тот приказывает впустить его во дворец.
И так поступили с нищими: Хахама приказал министр привести к нему, а Мудрец остался ожидать у ворот.
Тотчас, как ввели Хахама в залу, узнал Там своего друга. А Хахам не сразу признал в министре Тама, из-за величия, каким облек его Царь. Сказал министр нищему:
— Смотри, простота моя куда привела меня. А тебя мудрость твоя к чему привела?
Отвечал Хахам и сказал:
— О том, что ты мой друг Там, потом поговорим. Прежде дай мне положенное по закону, чтобы наказали обидчиков моих, ибо весь я изранен и избит. Спросил его:
— За что и почему?
Ответил:
— За правду, ибо называл я обман ложью, и обманщика — лжецом.
И рассказал ему все. Сказал ему Там:
— И доселе держишься ты своих мудрствований? Помнишь ли, как я спросил, возможно ли мне достичь твоей мудрости? Ты сказал, что невозможно. И вот, я достиг большего. И еще я спросил, возможно ли тебе сделаться, как я. И ты ответил, что с легкостью. Но теперь я вижу, что это куда труднее — мудрецу достичь простоты, чем простаку мудрости.
И приказал принести одежды, достойные гостя, и усадил его за свой стол, и разделил с ним трапезу. А за трапезой открыл Хахам глаза министру и поведал ему, что нет в мире Царя, и быть его не может.
Воскликнул Там:
— Но я своими глазами видел Царя!
Не сдержался Хахам и возвысил голос на друга:
— Ты так уверен, что это был Царь? Простак и безумец! Разве ты был знаком с отцом его и дедом его, и видел их сидящими на троне? С чего ты взял, что видел Царя? Люди сказали тебе? Они сказали тебе — вот Царь? Так я тебе говорю: ложь! Тебя одурачили, это был не Царь! ,
И разгневался нищий на министра, что и он глуп, как все.
В это время вошел некто в покои Таме и сказал сотрапезникам:
— Демон смерти Аэазелл послал за вами.
Испугался Там, задрожал всем телом и бросился к жене. Закричал:
— Жена! Демон смерти пришел за мной! !
Посоветовала ему жена обратиться к Баал-Шему. Пришел чудотворец и дал ему амулет, и научил молитве. Сказал, чтобы не боялся больше, ибо нет у демонов власти над ним. И успокоился Там и вернулся к трапезе. Спросил его Хахам:
— Чего ты так перепугался?
— Из-за демона смерти, который прислал за нами. Удивился Хахам:
— И ты поверил? Ты что, веришь, что существуют демоны?
— А кто, по-твоему, присылал за нами? '
— Мой товарищ, конечно. Наскучило ему ждать, и решил напугать меня.
Спросил Там:
— Если так, то как этот, что был здесь, прошел во дворец, и стража не задержала его?
— Конечно, товарищ мой подкупил твою стражу, дал солдатам на водку. ' В это время возвратился входивший прежде и возвестил вновь:
— Демон смерти Азазелл послал за вами.
Но на этот раз не испугался Там, ибо заверил его Баал-Шем, что нет у демонов власти над ним. Спросил Хахама:
— Ну, а теперь что скажешь?
Встал Хахам и обратился к вошедшему:
— На кого похож пославший за нами и каков образ его?
Ответил посланный:
— Таков-то и таков-то.
Кивнул Хахам и сказал другу:
— Ну, видишь сам. Образ пославшего за нами — как образ моего товарища. Прискучило ему ожидание и захотел напугать меня.
Испугался Там:
— И ты пойдешь с этим?
Ответил:
— Непременно пойду и исследую дело. Но ты дай мне солдат, чтобы защитить меня от злых людей, если вздумают подшутить надо мной.
Дал ему министр сопдат, и пошли с вошедшим. У ворот встретили Мудреца Спросили его и сказал:
— Не я посылал этого.
И пошли вместе: черт, Хахам, Мудрец и солдаты.
Спустя час возвратились солдаты. Спросил министр:
— Где те, кого вы охраняли?
Ответили:
— Не знаем сами, непонятно, как исчезли все трое.
А это черт схватил Хахама и Мудреца. И бросил их в глубокую яму, в самую грязь и мерзость, где на троне сидел Азазелл, демон смерти. Бились и не могли выбраться из грязи, ибо прилипала как клей. Закричали:
— Злодеи, за что мучаете нас? Ответили им:
— Мы слуги дьявола. Наш князь — Азазелл, демон смерти. Завопили Мудрец и Хахам и сказали:
— Разве существует дьявол? Это заблуждение! Вы злодеи, мучаете нас ни за что!
Погрузились с головой в мерзость, кишащую червями, и рассуждали там друг с другом философски, говоря:
— Конечно, разбойники, такие же нищие, как мы, схватили нас и издеваются над нами. Мстят нам за то, что мы когда-то подрались с ними на дороге и побили их вожака.
И мучились, и страдали ужасно в зловонной яме несколько лет.
А Там грустил о пропавшем друге. И случилось ему однажды навестить Баал Шема в его доме. Склонился перед ним и спросил:
— Увижу ли вновь друга моего? И как отыскать его?
Ответил Баал-Шсм:
— Покажу тебе его и выведу его из места страданий.
Произнес Тайное Имя Всевышнего, благословен Он, и тотчас оказались оба у ямы. Увидели Хахама и Мудреца, барахтающихся в омерзительной жиже. И Хахам увидел их. Закричал другу:
— Брат мой! Посмотри, как мучают нас эти злодеи ни за что, ни про что.
Воскликнул Там:
— Так по-твоему, это разбойники сунули тебя в яму? Доселе ты не оставил мудрствования своего! Ни во что не веришь! Смотри, вот Баал-Шем, не его ли ты поносил? Если бы ты поверил хоть в него, он бы вытащил вас, несчастных, из этой ямы!
И попросил министр, и взмолился Баал-Шему, чтобы вызволил друга вместе с товарищем его из зловонной ямы, и чтобы показал им, в чьих руках они находились. Тогда Баал-Шем сказал то, что сказал, и вмиг оказались оба, Хахам и Мудрец, на твердой земле, а мучители их на их глазах растаяли без следа. И когда увидел это Хахам, то поневоле пришлось ему поверить в чертей. Ну, а после этого рассудил и убедился, что спас его никто иной, как Баал-Шем. В растерянности сунул Хахам руку в карман, чтобы достать платок, и нашел там письмо от Царя. И печать оказалась цела. Ведь письмо он так и не прочитал.

НА ЭТОМ ЗАКОНЧИЛАСЬ ИСТОРИЯ О ХАХАМЕ И ТАМЕ, РАССКАЗАННАЯ РАБИ НАХМАНОМ ИЗ БРАЦЛАВА СВОИМ УЧЕНИКАМ,
И ЗАПИСАННАЯ ВПОСЛЕДСТВИИ ОДНИМ ИЗ НИХ, РАБИ НАТАНОМ.

Литературный пересказ А. Ротмана.

К главному меню