Если бы король Хусейн поверил израильскому радио, ближневосточная карта была бы сегодня иной
–
В юности я постоянно
слушал западные
станции и «Голос
Израиля», до шестьдесят
восьмого (до ввода
войск в Чехословакию)
не глушили, но
и потом
все равно как-то
умудрялся. Слушание
иностранных
станций, обмен
информацией,
обсуждение ее
– существенная
часть постсоветской
культуры. В Шестидневную
войну я вообще
от приемника
не отходил; обычный
график работы
«Голоса Израиля»
был сломан, последние
известия передавали
каждый час. По
голосу диктора
определял станцию.
Прекрасно помню
Анатолия Максимовича
Гольдберга с
Би-би-си. Потом
как-то попалось
его фото. Совершенно
непохож! Тембр,
интонация, темп
речи – все порождало
иной образ.
– Я неоднократно
слушал по радио
Игаля Алона[1].
Он производил
впечатление
тонкого, интеллигентного
человека, и вот
мы как-то встретились...
– И вы
поняли, что заблуждались.
– Нет, но он
оказался ниже
меня,[2]
и это незначительное
обстоятельство
почему-то меня
поразило, я испытал
чувство разочарования.
На сознательном
уровне, слушая
Игаля Алона, я
вовсе не думал,
что он непременно
высок, но, видимо,
такой образ сложился
бессознательно.
Радио требует
от человека творческого
усилия – он должен
сам выстраивать
визуальный ряд.
– Порой,
как мы видим, ошибается.
– Все-таки, чтобы
ошибиться, надо
что-то вообразить.
Это творческая
ошибка. Телевидение
кардинально
освобождает
от такого рода
ошибок, от внутренних
усилий, вообще
ничего от человека
не требует, можно
бездумно смотреть
картинки.
– Мне
сейчас пришло
в голову еще одно
объяснение разного
статуса радио
в СССР и Израиле.
Россию отделял
от всего мира
железный занавес
– радио пробивало
в нем брешь. Я слушал
по нему новости,
но оно было, кроме
того, источником
новых знаний
и идей. Для моего
поколения и моей
культурной ниши
западное радио
было не только
идеологическим,
но и культурным,
и мировоззренческим
фактором. Советские
власти прекрасно
это понимали,
поэтому не жалели
денег на глушение.
Государство
искусственно
поднимало статус
радио именно
в силу того, что
не могло его полностью
контролировать.
После краха СССР,
разрушения железного
занавеса, упразднения
тотального контроля
за СМИ статус
западного вещания
на русском языке
резко понизился.
Специфический
советский феномен.
В Израиле не могло
быть ничего подобного.
Вы говорите, западные
станции ориентировались
на интеллигентного
слушателя?
– В разной
мере, но в общем,
конечно, да.
Это могут позволить
себе только государственные
станции, и это
совсем не характерно
для радио. «Нормальное»
радио предназначено
для среднего
идиота. Много
примитивной
музыки, упрощенные
тексты, игры, реклама...
Здесь случился
пожар, там кража,
министр – коррупционер,
в центре города
пробки. Главное
– новости: их-то
как раз все и слушают.
В основном, в машинах.
– Все
это так, но ведь
есть интеллигентные
программы, аналитика.
И даже целые станции.
Скажем, станция
«Орфей» в России
и «Коль ѓа-музика
» в Израиле целый
день передают
классическую
музыку. И никакой
рекламы.
На радио есть,
конечно, всякое.
Но только какое
место классическая
музыка занимает
в общей сетке
вещания? Какой
процент людей
его слушает? Радио
в принципе не
может быть ориентировано
на интеллигента.
– Тогда
почему вы выступаете
по радио?
Я отдаю себе
отчет в том, что
меня слушают
не слишком многие.
Однако все-таки
больше, чем может
вместить средний
зал. Так что это
имеет смысл.
– Арабские
станции ведут
передачи на Израиль?
Раньше вели;
возможно, и сейчас
ведут. Но неуспешно.
Они совершенно
не представляют
себе израильскую
психологию. И,
кроме того, говорят
на плохом иврите,
их иврит вызывает
смех. Их никто
не слушает.
– Как
китайское вещание
на русском в моей
юности. И в языковом,
и в психологическом
отношении это
было смехотворно.
А арабы израильское
радио слушают?
– Арабский
язык – второй
государственный
язык Израиля,
и у нас, естественно,
есть вещание
на арабском языке.
Оно адресовано
в первую очередь
израильским
арабам и арабам,
живущим в автономии,
но его слушают
и за границей.
Арабы доверяют
нам больше, чем
собственным
станциям. Относительно
правдивости
своих СМИ у них
нет иллюзий. В
1967 король Хусейн[3]
не поверил
нашему радио,
и это привело
к трагическим
для него последствиям.
Во время Шестидневной
войны наше арабское
вещание было
даже оперативней
ивритского. Оно
первым сообщило
об уничтожении
египетской авиации.
– А что
король думал
о телевизионных
репортажах с
фронта – что это
фальсификация?
У нас вообще
телевидения
тогда не было.
– То
есть как
это?!
А так. Оно после
этой войны только
и возникло.
[1] Игаль
Алон (1918-1980) - заместитель
премьер-министра
и министр (в т.ч.
министр иностранных
дел) в разных правительствах.
Один из разработчиков
стратегии Шестидневной
войны.
[2] Адин
Штейнзальц невысокого
роста. [3]
Иорданский
король Хусейн
поверил заверению
Насера, что разгром
египетских войск
- сионистская
пропаганда; он
вступил в войну,
от чего его предостерегали
израильтяне,
и потерял Иерусалим,
Иудею и Самарию.
Фатальная ошибка
короля психологически
понятна: возможность
моментального
разгрома египтян,
самой мощной
военной силы
на Ближнем Востоке,
просто не укладывалась
в его сознании.