|
— Обычно человек подсознательно уверен в собственном бессмертии. Тут работает механизм вытеснения. Разумеется, люди умирают, но это другие люди— ведь я-то не из таких, уж со мной-то этого никогда не случится. Скажем, могильщики— они всегда перед лицом смерти, однако же, как известно, не живут в постоянном унынии и печали, во всяком случае, большинство из них. Они делят мир на тех, кто хоронит и кого хоронят. Поскольку хоронят не их, они чувствуют себя очень хорошо. И сохраняют чувство юмора.
— Но все-таки на рациональном уровне люди прекрасно понимают, что это
случится и с ними, что и они тоже рано или поздно умрут.
— Ну конечно, они это знают, но это абстрактное знание никак не влияет
на их поступки, планы и жизненные установки. Жизнь многих людей строится
на неформулируемом предположении, что она будет продолжаться бесконечно.
Рамбам*, размышляя над этим интересным явлением, называл такую установку
безумной, однако полагал, что это безумие— необходимая предпосылка развития:
действительно, если ты можешь умереть в любой момент, стоит ли строить
дворец, который простоит двести лет? Зато только благодаря такому безумию
(говорит Рамбам) в мире вообще существуют дворцы. Осознание смерти как
реальной возможности именно для тебя может решительно изменить человеческую
жизнь.
— Означает ли это, что человек, задумавшийся о смерти должен стать
лучше?
— Лучше? Почему лучше? Совершенно необязательно. Разве если он перестанет строить дворец, он непременно станет лучше? Ведь можно рассуждать и так: если завтра все равно помирать, то уж сегодня надо погулять на славу. Если вчера такой человек еще как-то считался с окружающими, сегодня он вообще не принимает их в расчет.
У меня был один знакомый офицер— его посылали на самые опасные задания.
Он мог погибнуть в любой момент, и прекрасно это сознавал; в конце концов
его убили. Так вот, когда какая-то девушка ему нравилась, он сразу говорил
ей: «Хочешь со мной переспать?» — на ухаживания у него просто не было
времени, все его планы простирались не далее сегодняшнего вечера.
Перед лицом смерти многое отпадает, смерть создает острое ощущение настоящего.
Когда Яаков** предлагает Эсаву** продать первородство, тот руководствуется
именно такой логикой: доживу ли я вообще до того момента, когда эти права
понадобятся? Между тем реальная плата за проблематичное будущее предлагается
немедленно. Не следует забывать, что Эсав был охотник (а согласно нашему
преданию, и разбойник); он постоянно подвергался опасности и привык жить
сегодняшним днем.
— Но разве близость смерти не приводит человека к мысли подвергнуть
свою жизнь ревизии, как-то ее переосмыслить?
— Да, такое случается. Но только вопрос в том, к чему приводит эта ревизия. Человек переосмысливает свою жизнь в соответствие с собственной иерархией ценностей. В обычной ситуации, когда он не думает о смерти, важное и неважное в его жизни перемешано. Теперь он, возможно, попытается отбросить то, что представляется ему второстепенным и посвятить остаток жизни главному. Допустим, главное в его жизни— оставить детям как можно больше денег. Теперь, когда он осознал, что времени у него осталось совсем немного, он вообще перестанет думать о средствах— ведь ему надо торопиться. Если главное— удовольствия, человек попытается за оставшееся время спустить все деньги, которые у него есть, поскольку будущее потеряло для него какую бы то ни было актуальность.
— Но ведь возможна и принципиально иная иерархия ценностей.
— Конечно, возможна. Но я хочу сказать, что эта иерархия не возникает
вдруг, в один момент, как только человек подумал о смерти,— она создается
всю жизнь. Чтобы стать оперным певцом надо серьезно потрудиться. Чтобы
стать праведником— тоже. Смерть подводит итог, это завершение того, что
было, точка в конце текста, который уже почти полностью написан, и у тебя
(если обстоятельства позволяют) остается совсем немного времени, чтобы
дописать последнее предложение. Но, чтобы текст вышел достойным, надо
работать над ним всю жизнь, а не две недели перед смертью. Смерть задает
масштаб. В наших утренних молитвах повторяются размышления Коэлета** о
том, что все, что обычно почитается важным и ценным, в сущности ровным
счетом ничего не значит: и сила, и слава, и даже мудрость; дела несущественны,
дни жизни ничтожны, и нет преимущества у человека перед животным.
— И что же, на этой пессимистической ноте все и завершается?
— Вовсе нет. В молитве говорится: и нет преимущества у человека перед животным, кроме чистой души, которая будет держать ответ перед Всевышним.
— Отсюда следует, что основная жизненная задача— поддержание чистоты
души, и если это удалось, тогда смерть не страшна. Но разве такая установка
не приводит к тотальному обесцениванию деятельности человека в мире? Если
дела несущественны, а существенна только забота о чистоте души?
— Бояться надо не смерти, бояться надо неправильно прожить жизнь— только
этот страх конструктивен, потому что помогает что-то реально изменить.
Что же касается заботы о чистоте души, то она, согласно нашему пониманию,
осуществляется, в том числе, и в многообразной деятельности человека в
мире. И с этой точки зрения, дела могут и должны быть осмысленны и существенны.
* Рамбам (Маймонид)— выдающийся еврейский средневековый мыслитель
(1135-1204).
** Соответствия имен и названий синодальному переводу: Яаков— Иаков,
Эсав— Исав, Коэлет — Экклезиаст.
Опубликовано в 9 выпуске "Мекор Хаим" за 1999 год.
Анализ процедуры криолиполиза.