|
Один мыслитель, наш современник, высказал однажды то, что в принципе и без
него уже было всем известно. Он сказал: «Еврей – это просто человек, но… чуточку
больше. Во всем…». В грехе и добродетели, в таланте и бездарности, в альтруизме
и эгоизме. Во всем… Все что он делает, он делает подобно всем иным людям, но
немного больше. В Англии, к примеру, тоже живут евреи, и они, естественно, похожи
на англичан. Нельзя не заметить, что евреи-англичане являются хрестоматийными
«англичанами» в гораздо большей степени, чем прочие британцы; даже их шутки
являются куда более «английскими», чем вязкие остроты коренных обитателей туманного
Альбиона.
Не только пресловутый английский юмор, но и сам юмор как таковой – тема достаточно
разработанная. Только за последний век учеными было выдвинуто несколько запутанных
теорий посвященных «проблеме юмора». Практически каждый серьезный исследователь
– будь то философ, этнограф, культуролог или психотерапевт – считает своим долгом
посвятить ей как минимум обширную статью, если не солидную монографию. Им всерьез
занимались как «эллины», так и «иудеи» – от Аристотеля до Шломо (Зигмунда) Фрейда
и Анри Бергсона. Как следствие, о природе юмора написано много трудно читаемых
и еще больше совершенно нечитабельных книг. Надо ли говорить о том, что охваченный
чаяниями непрофессиональный читатель раскрывает эти труды с надеждой, а через
час-другой откладывает с разочарованием.
Однако, несмотря на усилия теоретиков мы продолжаем острить и смеяться. И смех
помогает лучше понять душу человека, который смеется, если он, конечно, не жертва
компрачикосов.
Рассказывая любимый анекдот, человек не просто излагает однажды услышанное или
прочитанное им – он сообщает нам… о себе самом! Это, пожалуй, главная информация,
которую воспринимают слушатели. Анекдот или пересказ забавной истории дают нам
понять, что являет собой сам рассказчик; в еще большей степени это бросается
в глаза в момент экспромта. Удачная шутка, словно вспышка молнии, дает нам на
миг заглянуть в душу рассказчика, выхватывая то, что сокрыто от взоров слушателей,
спрятано в подсознании.
Шутки и юмор способны поведать не только об индивидууме, его характере и складе
ума, но и о целом народе. Множество табуированных явлений, о которых не принято
публично высказываться, потому, что это неприятно, обидно или опасно находят
свое выражение в анекдотах. У каждой народности – у эвенков и папуасов, у суахили
и ингушей – есть ряд архетипов, народные герои, являющиеся не только действующими
лицами легенд, былин и саг, но и персонажами веселых историй и анекдотов. Знакомясь
с ними, мы открываем для себя характерные черты той или иной народности, ее
сильные стороны и слабости, особенности ее менталитета и т.д. Сопоставляя, мы
убеждаемся, что одни и те же явления каждый народ воспринимает по-своему; проходя
через призму этнического сознания те же самые идеи интерпретируются по-разному.
Представители разных народов и смеются над разными вещами. То, что находят смешным
в Одессе, вызовет у британца лишь холодное недоумение, а то, что до колик в
животе заставляет хохотать баварца, оставит равнодушным не только жителя малайского
архипелага, но и парижанина.
Исследователи сколотили целые состояния на тиражировании изысканий в области
фольклорного юмора: английского, французского, русского – «советского» и «пост-советского»,
и даже – как это странно – юмора немецкого. Правда, зачастую оказывалось, что
если не сам автор, то редакторская коллегия очередного бестселлера состояла
преимущественно из евреев. Но, несмотря на неугасимую страсть представителей
нашего народа к мимикрии, на всех пяти континентах среди разных рас и народностей
бытует непоколебимая уверенность в том, что «избранный» народ отличается, в
первую очередь, своим юмором – уникальным и неповторимым.
Вопреки распространенному мнению юмор – это не только курьезные истории или
анекдоты. Хотя веселые своей и довольные жизнью люди много и охотно острят,
выдавая «на гора» основную массу шуток, существует еще и "черный" юмор – юмор
неудачников и горемык. Более того, общаясь с людьми, которым удалось выжить
в фашистских концентрационных лагерях – мне довелось узнать, что даже в этих
нечеловеческих условиях им удавалось шутить и смеяться. Это ка жется непостижимым,
невероятным, но это реальный факт: находясь на волосок от смерти, в постоянном
ожидании автоматной очереди крест-накрест перечеркивающей человеческую жизнь
человек способен смеяться! Все то время, что человек жив и его тело не скрутила
смертельная судорога – он способен смеяться!
Так в чем же состоит отличительная особенность еврейского юмора? Мне кажется,
что опыт жизни советского человека в состоянии подсказать один из возможных
вариантов ответа на этот вопрос. Какой метод борьбы со с тоталитарным режимом
– в условиях террора и гонений – мог избрать простой советский человек, какая
альтернатива безнадежному восстанию оставалась у еще не одурманенных пропагандой
граждан? Единственный, и возможно наиболее эффективный способ борьбы с властью,
который могли себе позволить жители СССР – анекдоты. Про бойко вскарабкавшегося
на броневик лысого вождя пролетариата и его "соратницу", про любовный треугольник
героев гражданской войны и курительную трубку усатого генералиссимуса, про «кукурузу
– царицу полей» и всемирную паутину органов КГБ, в конце концов про впавшего
в старческий маразм шамкающего генсека. Веселые и оптимистичные, едкие и злобные,
черные и непристойные… Однако каждый из них был звонкой пощечиной «совку», тем
частным бунтом и маленьким удовольствием, которые мог позволить себе средне-статистический
«строитель коммунизма» в той удушающей атмосфере всеобщей лжи и страха ради
того, чтобы все-таки чувствовать себя человеком.
Сопоставляя юмор различных культур, нельзя не заметить, что нет другого народа,
который рассказывал бы так много анекдотов о себе самом, как евреи. Не спорю,
евреи рассказывают анекдоты и «про Чапаева» или «про Штирлица». Но заметьте,
какой процент в нашем национальном фольклоре приходится на анекдоты «про Рабиновича».
Среди них, разумеется, есть анекдоты «добрые» и «злые». Самое показательное,
пожалуй, то, что среди анекдотов, которые евреи рассказывают о себе, есть и
такие, про которые даже после скрупулезного стилистического и семантического
анализа нельзя однозначно ответить на вопрос о том, что же это на самом деле:
еврейский фольклор или антисемитские происки? Это характерно для мирового еврейства
вообще – над подобными анекдотами смеются не только в Одессе или Жлобине, но
и в Йемене и Марокко.
Почему все-таки евреи так часто рассказывают анекдоты о себе самих? На этот
вопрос есть простой ответ. Преисполненный гордыни человек пребывает в постоянном
страхе перед тем, что его изобличат, осмеют, обнаружат его слабости. Он сделает
все возможное, чтобы не допустить насмешек и шуток в свой адрес. Потому что
он боится! Тиран, ставший мишенью для острот, уже не столь страшен, сколько
смешен и жалок. Величественный монумент воспринимается как огородное пугало.
Последствия известны: человек, который не приемлет шуток в свой адрес, не остановится
ни перед чем, и расплатой за инакомыслие, проявившиеся в форме анекдота, станут
лет пятнадцать-двадцать, проведенные на Колыме.
Нет оружия опаснее, чем шутка! Чем мельче человек, тем оно для него страшнее.
Евреи, умеющие вышучивать некоторые типичные черты – реальные или мифические
– своего национального характера, хорошо понимают, что после такого самолечения
им нечего бояться насмешек со стороны. Изгнавший чувство страха изжил в себе
раба. Тот, кто уверен в своих силах и осознает, в чем его подлинное величие,
может шутить над самим собой сколько ему заблагорассудится. Еврей, который смеется
над самим собой, который обладает абсолютной уверенностью в собственных силах
и ставит себя выше, а своего врага ниже любых обстоятельств, поистине исполнен
подлинного величия! Поэтому его юмор жизнерадостен, искрометен и искренен.
Хасид приходит к ребе и начинает сетовать на то, как тяжело быть хасидом: «У
нормальных людей и в жизни все нормально. Жены, дети, соседи…
А у меня? Что ни день – проблемы с женой, проблемы с детьми, проблемы с соседями.
И вам, ребе, я постоянно докучаю своими проблемами. Когда нормальный человек
предстанет пред Высшим Судом, что ему скажут? "В конце концов, ты был не так
уж плох – отправим-ка мы тебя в рай!" А когда приду я, что ответят мне? "Твой
ребе был действительно велик, а ты – ничтожество, – вот, что скажут они мне.
– Топай-ка ты отсюда в ад!"» Ребе, выслушав рассказ, улыбается: «Ну и что у
тебя за вопрос?» «Так я вот что хочу спросить: неужели они и впрямь считают,
что наш ад хуже, чем их рай?!»
Вот оно – подлинно еврейское отношение к миру! Еврей способен сказать: да, я
такой и сякой, но я знаю свои пороки куда лучше, чем все антисемиты вместе взятые.
Он способен со всей искренностью изобличить свои недостатки в сто раз смешнее
и безжалостнее, чем его самые заклятые враги. Когда же наступает критический
момент и его спрашивают: «Ну, а что ты теперь скажешь?», – он не колеблясь,
отвечает: «Да уж лучше наш ад, чем ваш рай!»
Однажды в изрядно потрепанной книге мне попался на глаза такой рассказ. Один
еврей шел со своим сыном по настоящему, в духе Шагала, местечку. Надо сказать,
что в таких вот местечках и сегодня, после «электрификации всей страны», семидесяти
лет советской и десятка лет постсоветской власти, на проезжей части куда больше
грязи, чем асфальта. И вот, пока они пробираются через эту жижу, отец, который
не на шутку встревожен образом жизни своего отпрыска, отчитывает его: «Ты совсем
не учишься! Ленишься, бегаешь из хедера! Подумай, что из тебя получится, если
так и будет продолжаться? Ты не станешь талмид-хохомом! Вырастешь неучем и невеждой!
Станешь полным ничтожеством!» Беспокойный папаша увлекался все больше и больше,
красочно живописуя, сколь мрачное будущее грозит бедному шлим-мазлу, если тот
наконец не возьмется за ум. Вдруг, хлеща густо-кофейной жижей из-под колес,
из-за поворота вылетела губернаторская карета, запряженная шестеркой рысаков.
Обдав путников с ног до головы целым фонтаном отнюдь не лечебной грязи, карета
с сидящим в ней генерал-губернатором промчалась мимо. И тут измазанное лицо
родителя просияло от неожиданной находки и он, менторски указывая перстом вслед
уносящейся карете, воскликнул: «Ты, ты станешь таким, как он!»
Простой человек, портной или сапожник, а может, жалкий старьевщик, нищий еврей,
у которого не было даже пары не залатанных штанов… Да как он осмелился сказать
такое о Его Превосходительстве?! Посмотреть на генерал-губернатора сверху вниз
– словно через линзу, уменьшающую изображение во сто крат, как на какую-то жалкую
мразь!
Еврей, воспринимающий таким образом действительность, дающий беспристрастно-адекватную
оценку себе самому, способен смеяться не только над собой, но и над теми, кто
находится неизмеримо выше его на общественной лестнице. Когда он именно так
рассматривает свой духовный статус, то можно до неузнаваемости обезобразить
его лицо побоями, проломить череп, но подобными методами все равно не удаться
вытравить неистребимое чувство собственного достоинства. И пока его сознание
не ускользнуло за спасительный рубеж беспамятства, каждым своим взглядом, жестом
он словно говорит палачам, беснующимся от собственного бессилия: «Я выше и сильнее
всех вас вместе взятых!»
Последняя иллюстрация – не фрагмент из голливудского триллера. Это реалии из
не столь уж отдаленного прошлого, из биографий наших отцов или дедов. Многие
рассеянные сегодня по всему миру евреи – потомки святых героев, погибших в погромах
и застенках. Потомки портных, шорников и жестянщиков из того самого еврейского
местечка. Но если кто-то осмелился бы задать нашим предкам вопрос: «Быть евреем
– это честь или наказание?», – то на него в лучшем случае посмотрели бы как
на недоумка. Я, например, более чем уверен, что если бы кто-нибудь спросил о
чем-либо подобном моего прадеда, в ответ он услышал бы лишь три непечатных слова.
Еврей способен совместить в одном лице принца и нищего. Он остается самим собой
всегда и везде, как на своей собственной земле, так и в изгнании. Вне зависимости
от социального статуса и достатка его национальное существование было обусловлено,
в первую очередь, развитым чувством собственного достоинства, верой в свою значимость,
твердой убежденностью в своем избранничестве. Утрата этого чувства с неизбежностью
приводила к обессмысливанию еврейства в глазах его носителей, распространению
антисемитских мифов и стереотипов даже в еврейской среде, и, как последний этап,
– к ассимиляции.
История еврейского народа – не только евреев СССР, но и еврейская история вообще,
– большей частью трагична. Безусловно, стоило бы серьезно проанализировать общие
места предпосылок, причин, породивших катастрофические события, которыми изобилует
наша история. Я уверен, что почти всегда каждая новая еврейская трагедия предварялась
вопросом, который мы задавали сами себе: «Быть евреем – это хорошо или плохо?»
Туда, где возникал этот вопрос, и приходила беда.
И не надо путать его с иным: «Легко ли быть евреем?» Совершенно независимо от
того, кем был ваш прадед, раввином или конокрадом, независимо от его общественного
или материального положения, ответ был бы однозначным. Он бы вздохнул и сказал:
«Разумеется, тяжело. Тяжело быть евреем, даже если ты богат и уважаем. Но как
же тяжело им быть, если ты беден и тебя бьют со всех сторон!» Все знают, что
евреем быть тяжело, но за все хорошее надо платить.
Евреи СССР в ходе эмансипации и ассимиляции постоянно задавали себе вопрос о
целесообразности еврейства. Отчасти это было следствием нажима властей, отчасти
евреи приложили к этому собственные усилия, но в любом случае все очень хорошо
постарались, чтобы лишить советского еврея характерных национальных черт. Что
еще можно было сделать, чтобы выбросить из себя все еврейское? «Потерять» метрику,
изменить «пятую графу», сходить к логопеду, взять фамилию нееврейки-жены? А
может быть, избавиться от мучительного комплекса, последовав примеру Майкла
Джексона? Допускаю, что многие, будь у них такая возможность, с радостью пошли
бы на операцию по коррекции носового хряща или по преображению в голубоглазого
блондина. Те многочисленные евреи, которые сделали со своим еврейством то, что
невозможно охарактеризовать никакими цензурными словами, теперь попали в ситуацию
вора, пойманного с поличным. Можно только дивиться тому напористому упрямству,
с которым их потомки продолжают снова и снова совать свой еврейский нос в политику
нееврейского государства! Так или иначе, многие из них сделали из перечисленного
выше реестра то, что было в их силах. Но все же главная проблема вовсе не в
этом, и такие люди все же не составляли большинства.
Отказ от еврейской идентификации обусловливается, в первую очередь, отречением
от иудаизма. В СССР не только само это понятие было предано поруганию и забвению,
но даже на произнесение этого слова в среде советских евреев было наложено своеобразное
табу, с тем, чтобы у человека не возникало никаких ассоциаций, напоминающих
ему о его подлинной сути. Однако форма, лишившись наполнения, перестает быть
ценной, превращаясь в шелуху, материальную оболочку, на языке Кабалы – клипу,
«скорлупу», не вмещающую дар благословения свыше, а являющуюся воплощением –
и носителем – проклятия.
Иногда конец жизненного пути заставляет человека явственно почувствовать, что
от него не осталось ровным счетом ничего, кроме «налипшего» снаружи. Если подвести
итог прожитым годам с учетом того, что было сделано за жизнь во имя Ленина-Сталина,
комсомола, партии (а иными словами – для собственного временного и относительного
благополучия), – то результат будет, по меньшей мере, плачевным. Однако это
именно то, что произошло с подавляющим большинством советских евреев. Да, сначала
было покончено с иудаизмом, но затем и светлая идея коммунизма приказала долго
жить, – и вот, от человека более не осталось ничего, кроме характерного внешнего
облика, неприятного как себе самому, так и окружающим, от которого, как ни пытайся,
– не избавишься. Что осталось? Русская культура?! Деньги?! Если это стало самым
отличительным еврейским качеством, то действительно существует очень большой
вопрос, есть ли какой-нибудь смысл в таком «еврействе». Что еврейского в его
мировоззрении, в мышлении, образе жизни? Оболочка, в которой мучается еврейская
душа; то, на основании чего и теперь его называют «жидом» соседи и прохожие.
В чем, собственно, его достояние, когда все, что связывает его с еврейством,
– всего лишь некий внешний признак, происхождение, «еврейские» гены?.. Для того,
чтобы оставаться таким евреем, не стоит прилагать никаких усилий, а быть им
– не проклятие, не благословение, а глупость. Многие утратили способность осмысленно
поддерживать разговор на эту тему. Хотят ли они еще быть евреями, способны ли
они ими быть? Как часто они вспоминают о своем еврействе, о том, к чему это
их обязывает? И когда очередной эмиссар Сохнута, представитель Джойнта или другой
организации читает лекцию на эту тему перед аудиторией, состоящей в большинстве
своем из людей, которые вспомнили о своем еврействе лишь в связи с улыбнувшейся
возможностью получения льгот, всегда ли он отдает себе искренний отчет в том,
для кого, для чего и о чем говорит?
После того, как «союз нерушимый» все-таки рухнул (был ли он союзом или нет,
вопрос отдельный; по крайней мере, ему удалось просуществовать в теории, как
и научному коммунизму), вдруг повсеместно заговорили о том, что он возник по
вине евреев, оказавшихся в авангарде революционного движения. То, что произошло
в действительности, – нелепость, нонсенс, обернувшийся трагедией на одной шестой
части суши. Теоретические построения кабинетных философов о социальном устройстве
общества и о несправедливости этого мира были неожиданно восприняты всерьез
обездоленными и отчаявшимися людьми. Эти бедолаги не только не усомнились в
жизнеспособности теоретических моделей, но и попытались реализовать их на практике.
Прежде чем приступать к реализации «теории, способной поколебать устои
мироздания», следовало бы прежде апробировать ее идеи в минимальных масштабах.
А вместо этого был проведен гигантский эксперимент на одной шестой части
суши. Если бы не трагедия миллионов и не потоки невинной крови, мы бы
могли посмеяться над произошедшим, как смеются над человеком, принявшим
всерьез шутку. Попробуйте, пошутите в присутствии человека без чувства
юмора – опасность того, что вас поймут буквально достаточно велика. Что
происходит в таком случае? Прежде всего, полностью игнорируется и искажается
заложенная в ней идея. К вашей интеллектуальной забаве могут отнестись
с полной серьезностью, делать далеко идущие выводы, начнут теоретизировать,
созидать миры… В конце концов, из того, что по сути своей было всего лишь
невинной игрой ума, может получиться кровавая трагедия.
Советский человек смеялся, читая журнал «Крокодил». «Крокодил» – вот подлинная летопись советского времени. Люди, смеявшиеся над гротескными карикатурами «Кукрыниксов» во времена сталинских чисток, в то самое время, когда вокруг текли потоки крови, похоже, вовсе не замечали, что происходит вокруг них; многие из них так и не поняли, что вокруг разыгрывался отнюдь не фарс, а трагедия. Да разве только «Крокодил»?! Возьмите любую советскую газету! По настоящему смешным было то, с какой серьезностью и доверием относилось большинство населения к тому, чем их потчевали.
Верит ли во что-нибудь бывший советский гражданин? Есть ли изменения в его мировоззрении? Пожалуй, что да. Если раньше книжный шкаф в «интеллигентной» семье был забит запыленными томами полных собраний сочинений прославленных классиков русской литературы XIX столетия, то сегодня – увы! – в большинстве домов это триллеры и детективы для мужчин и низкопробные женские романы для представительниц прекрасного пола. У многих явственно прослеживается атрофия мысли в тяжелой форме: с одной стороны они не приемлют ничего серьезного, а с другой – готовы не только проглотить всякую чушь, непригодную даже для казармы, но даже платить за нее. Я готов понять предприимчивых авторов этой макулатуры. Их бизнес – некий налог на глупость. Справедливости ради следует отметить, что в их поведении есть и рационализм и логика. Жалко лишь детей «народа Книги», разменивающихся на подобную ерунду и вносящих ее в свои дома.
Я уже несколько лет стараюсь найти подлинного еврея-атеиста. Мне доводилось встречать всяких евреев – невежественных, наивных, глупых, но вот рафинированных, матерых атеистов среди них не было. Однажды меня пригласили в Петербургский институт научного атеизма, и нельзя было не заметить, что в тамошнем руководстве – как вы уже, наверное, догадались – было много евреев. Но посудите сами: когда человеку, не вполне осознанно тянущемуся к чему-то духовному, требуется кормить семью, чем ему заняться, если он гражданин государства, в котором атеизм является государственной религией? Я уверен, что когда человек действительно хочет найти себе приличный заработок и готов трудиться для этого, то он обязательно его найдет. Но иногда в тех областях человеческой деятельности, где успех обусловлен отказом от собственных моральных принципов.
Вера в то, что основа души человеческой, ее источник, по сути своей является неистребимой совершенно иррациональна и потому не поддается никакому анализу. Доказать это логически не то чтобы тяжело, скорее, вообще невозможно. И, тем не менее, мы верим, что это так. Независимо от того, что на уровне внешних проявлений и деклараций демонстрирует человек – веру в Б-га, или в его отсутствие, в каждой еврейской душе, сокрыто некое зерно, хотя у некоторых оно спрятано столь глубоко, что для того, чтобы оно проявилось, нужна реальная угроза потери земного бытия. Может быть это звучит излишне сурово, но это именно так. Впрочем, мы являемся последовательными сторонниками более мягких методов достижения желаемого результата.
Средство, способное дать искре еврейской души разгореться, существует, хотя я очень сомневаюсь, стоит ли предлагать его для применения. Я был лично знаком с одним человеком, который им воспользовался, и это ему помогло. Это уже отнюдь не анекдот, а подлинная история. Однако она дает понять, как человек может снова обрести свое еврейство.
Жил на свете один человек, по фамилии Бергер-Барзилай, я хорошо его помню – довольно резкий и сухой человек. Лет двадцать назад я познакомился с ним в Тель-Авиве – он был уже в довольно преклонном возрасте. В середине двадцатых он хорошо обеспеченным человеком, жил в Израиле и работал генеральным секретарем партии, которая тогда называлась КПП – Коммунистическая Партия Палестины. Как и все ее члены, он боролся с религиозным дурманом иудаизма.
За свою «антиимпериалистическую» деятельность Бергер-Барзилай был схвачен английскими мандатными властями, и поскольку за ним не числилось никакого серьезного преступления, его выслали из страны. Он прибыл в Россию в 1929 году, и так как на самом деле был человеком способным, то быстро поднялся по служебной лестнице и стал заместителем председателя Коминтерна. Когда начались сталинские чистки, его, как и многих других, снова взяли. Его допрашивали, он был вынужден дать показания и подписать их – следователям НКВД, с их методами работы, удалось очень легко выудить из него признание. Однако на суде этот человек совершил такой поступок, который мало кто позволил бы себе сделать. Он во всеуслышание заявил, что все, что он подписал – ложь, и он сделал так только потому, что его пытками вынудили так поступить. Решение суда было отложено. Его вновь «взяли в оборот», он все признал и подписал, но и во второй раз на суде он поступил точно также. После третьего раза его оправили в лагерь, в Сибирь, на двадцать пять лет.
Четверть века – достаточно продолжительный срок для глубоких и основательных раздумий. Тем более, когда условия для них столь благоприятные. В лагере быстро научаешься понимать, что представляет собой человек. Там начинаешь, наконец, задумываться над вечными вопросами о добре и зле, смысле существования, ценности жизни…
В конце пятидесятых его, как польского гражданина, все-таки освободили, и через Польшу он вернулся в Израиль. Когда я с ним познакомился, передо мной стоял седобородый еврей в черной ермолке, постящийся раз в неделю во искупление грехов молодости.
Ирония судьбы…