Рабби Элиэзер бен Гурканос, еще при жизни заслуживший наименование Элиэзер Великий, происходил из одного из знатнейших левитских родов. Существовала традиция, возводившая его родословную к Моше-рабейну (1)*. Тем не менее, в юности никто бы не сказал, что Элиэзеру предстоит стать достойным славы своего рода. Его семейство было одним из богатейших в Иудее, но изучению Торы не отдавалось в нем безусловного предпочтения. Элиэзеру предстояло заниматься хозяйством, и к этому его готовили с детства. Только став взрослым он смог заявить о своем желании изучать Тору, но возможность для этого представилась далеко не сразу. Поворотным пунктом в его жизни стал несчастный случай. В то время сыновья богатых землевладельцев не уклонялись от сельскохозяйственного труда. Во время пахоты тягловая корова сломала ногу, и в голове Элиэзера в одно мгновение созрело решение не возвращаться домой, чтобы просить прощения у отца, а, бросив все, идти в Иерусалим и всецело посвятить себя Торе (2)*.

Оказавшись в Иерусалиме, рабби Элиэзер спустя краткое время стал учеником рабана Иоханана бен Заккая. В тот период у него совершенно не было средств к существованию. По преданию, он питался лишь черноземом, принесенным с родного поля. Гордость и всепоглощающая страсть к учению - два качества, доминировавшие в нем всю жизнь, - толкнули рабби Элиэзера на своего рода двойной обман. На постоялом дворе, где он остановился, полагали, что его кормят в доме учителя, а в доме учителя были уверены, что он столуется на постоялом дворе. В действительности же ни там, ни там рабби Элиэзеру не перепадало ни крошки. Так продолжалось до тех пор, пока рабан Иоханан бен Заккай, которого вообще отличало внимание к людям, не заметил, что ученик голодает. С тех пор он постоянно заботился о нем, приложив все усилия, чтобы помирить рабби Элиэзера с семьей. Дело было так: Гурканос, отец рабби Элиэзера, отправился в Иерусалим, чтобы лишить сына всех прав на имущество и наследство. Узнав об этом, рабан Иоханан бен Заккай пригласил его на праздничную трапезу, где присутствовали самые выдающиеся мудрецы того поколения и первые Иерусалимские богачи. Хотя Гурканос тоже был человеком не бедным, в таком славном собрании он оробел. Рабан Иоханан бен Заккай попросил своего ученика обратиться к присутствующим со словами Торы. Отец, узнавший в блестящем молодом ученом сына, настолько растрогался, что не только не лишил рабби Элиэзера наследства, а, напротив, пожелал оставить все ему одному. Сын, правда, отказался принять долю братьев, но был рад возможности предаваться учению не заботясь о куске хлеба. Семейные отношения были восстановлены, и в доме рабби Элиэзера водворился достаток, не покидавший его до конца дней.

С этого момента рабби Элиэзер всецело погрузился в мир Торы, и ничто иное его не интересовало. Учитель, рабан Иоханан бен Заккай, уподоблял его колодцу, чьи оштукатуренные стенки не пропускают не капли воды (3)*. Эта метафора свидетельствует об изумительной памяти, которой обладал рабби Элиэзер. Он не забывал ничего из того, что изучил. Рабан Иоханан бен Заккай говорил, что он один стоит всех учеников. Учитель относился к ученику с огромным уважением и был душевно к нему привязан. Рабби Элиэзер вместе с рабби Иеѓошуа, своим товарищем по учебе и вечным оппонентом в споре, помог рабану Иоханану бен Заккаю выбраться из осажденного Иерусалима в гробу, притворившись мертвым (4)*. И тот, и другой оставались верными сторонниками Иоханана бен Заккая во всех смутах того тревожного времени.

Рабби Элиэзера отличали феноменальные способности и исключительная преданность своим учителям (это вообще было одной из главных черт его характера) (5)*. Однако многое влекло его к школе Шамая. Подход Шамая больше соответствовал характеру и личным склонностям рабби Элиэзера (6)*. Как и Шамай, он стремился к предельной чистоте мышления, что на практике приводило к ужесточению позиций и оборачивалось неспособностью к компромиссам. Во имя Торы рабби Элиэзер готов был вытерпеть муки голода, жить в крайней нищете. Его преданность Торе казалась безграничной. Но Тора рабби Элиэзера была похожа на него самого: жесткая, категоричная, не оставляющая места для дискуссий, не способная принять чужое мнение. Особенностям натуры и учения рабби Элиэзера предстояло сыграть трагическую роль в его судьбе. Они же стали отличительным признаком его облика, сохранившегося в памяти грядущих поколений. Рабби Элиэзер остался в истории еврейской мысли великой, но спорной личностью.

В особенности непримиримую позицию рабби Элиэзер занимал в вопросе о ѓалахической традиции. Он не только не допускал никаких спекуляций вокруг методологии и концепций своих учителей, но даже просто формулируя их положения воспроизводил услышанное с дословной точностью, не отступая ни на шаг ни вправо ни влево. В Талмуде рассказывается о нескольких, едва ли не комических эпизодах, когда рабби Элиэзер упрямо отказывался отвечать на вопросы, по которым не было ясности в традиции. Например, в субботу на праздничной неделе Суккот, приглашенный в гости в сукку, рабби Элиэзер затруднился с ответом на вопрос хозяина - дозволено ли накинуть на крышу покров для защиты от солнца (7)*. У рабби не было ѓалахических рекомендаций на этот счет, и вместо того, чтобы высказать собственное мнение, процитировал слова мудрецов по другому поводу: Ибо нет у тебя колена во Израиле, из коего не поставил судью. Спрошенный о том же вторично, он вновь вместо ответа процитировал слова мудрецов: Нет у тебя колена во Израиле, из которого не вышли пророки, колено же Иеѓуды и Биньямина поставило царей по словам пророков. Словом, хозяин сукки так и не дождался ответа на свой вопрос. В другом подобном случае (8)* рабби Элиэзера попросили объяснить, почему он отказывается отвечать на поставленный вопрос, и действительно ли все, что он говорит, он слышал из уст своих учителей. Мудрец извиняющимся тоном ответил: Вынудили меня сказать слова, которых не слышал я из уст учителей моих. И вот они: никогда я ни слова не сказал, если не слышал его из уст своего учителя.

Восхваляя своих учеников, Иоханан бен Заккай уподобляет рабби Элиэзера колодцу, не теряющему ни капли, в сравнении с другим учеником, которого называет бьющим источником (9)*. Рабби Элиэзер - охранитель древней традиции. В этом его величие. Он отстаивал неприкосновенность и преемственность ѓалахической традиции бескомпромиссно, до конца, не уклоняясь ни вправо ни влево, со всем максимализмом и твердостью.

За свой максимализм и упорство рабби Элиэзер назван Шамота, близким к школе Шамая. Однако с домом Ѓилеля его связывали куда более крепкие нити. Рабби Элиэзер учился у рабана Иоханана бен Заккая. Он был одним из самых выдающихся учеников этого мудреца - главы нескольких поколений последователей Ѓилеля. Более того, рабби Элиэзера связывали с родом Ѓилеля семейные узы - он был женат на сестре рабана Гамлиэля из Явне. Однако ни родственные, ни дружеские связи не остановили рабби Элиэзера, когда пришла пора занять свою позицию в споре. Его позиция противостояла большинству, но рабби Элиэзер упорно отстаивал свои взгляды, свой особый подход, отвергаемый другими мудрецами. Бескомпромиссность, с которой он боролся за свои принципы, послужила причиной трагического события, воспоминание о котором омрачало память нескольких поколений.

История ехидниной печи началась с заурядного ѓалахического вопроса, представленного на рассмотрение мудрецов - становится ли определенного вида печь ритуально нечистотой, если в нее забралась змея (10)*. Заседание по этому вопросу, судя по всему, должно было завершиться так же, как и множество других заседаний. Но неожиданно спор перерос в конфликт, который глубоко потряс современников. На сей раз рабби Элиэзер, разошедшийся во мнениях с мудрецами, не пожелал уступить и продолжал стоять на своем вопреки воле большинства. Впрочем, в том, что кто-то из мудрецов не согласился с другими, не было ничего из ряда вон выходящего. В меньшинстве доводилось оставаться многим мудрецам. Никто не требовал от них отказаться от своего мнения в угоду большинству. Беспрецедентным было другое: отказ рабби Элиэзера подчиниться официальному ѓалахическому постановлению. Вопреки решению, принятому большинством голосов, он остался на своих позициях и не пожелал считаться с установленной ѓалахой. Несокрушимая убежденность рабби Элиэзера в собственной правоте, возможно, проистекала из его ясной и целостной концепции, которая не могла вместить чужого мнения и не оставляла места для компромиссов. Но даже призвав на помощь природу, стены дома учения и самого Всевышнего, рабби Элиэзер остался в меньшинстве, сохранив при этом абсолютную уверенность в своей правоте.

В результате создалась странная, вызывающая замешательство ситу