Роковая женщина
Урия честно доставил письмо и был отправлен на смерть. Йоав послал ответ Давиду. Он не стал писать письмо, а отправил посланника. Зная Давида, Йоав предвидит, как тот поведет себя, и наставляет посланника, как реагировать на смену настроения царя.
«И послал Йоав донести Давиду о всем ходе сражения. И дал посланнику такое указание: “Когда ты расскажешь царю о всем ходе сражения и увидишь, что он в гневе скажет тебе: ‘Зачем вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены будут в вас стрелять? Кто убил Авимелеха, сына Йерубошета? Не женщина ли бросила на него со стены обломок жернова, и он умер в Тевеце? Зачем же вы близко подходили к стене?’ Тогда ты скажи: ‘И раб твой Урия-хетт погиб”» (там же, 11:18-21).
Йоав ловко вставляет в повествование упоминание об Авимелехе, который умер, когда женщина бросила на него со стены обломок жернова. Целью этого упоминания является не просто объяснение неизбежности трагедии, ставшей результатом военного просчета, здесь подразумевается Давид.
Профессоры Меир Штернберг и Менахем Перри отмечают:
«И Давид, и Авимелех пали из-за женщины (как и Урия, хотя он, впрочем, в ином смысле); более того, печально известная история смерти Авимелеха и в глазах Йоава, и в глазах читателя окрашена позором, принесенным=?! царю женской рукой, за которым следовало его сокрытие.
Возможно, Йоав надеется пробудить в Давиде угрызения совести, указывая на бесславный конец Авимелеха. Ему это не удается. С облегчением узнав о смерти Урии, Давид с высоты своего положения напоминает посланцу, что на войне всякое может случиться:
“Тогда сказал Давид посланцу: ‘Так скажи Йоаву: пусть не смущает тебя это дело, ибо меч пожирает многих; усиль войну твою против города и разрушь его’. Так ободри его”» (там же, 11:25).
Но история на этом не кончается. Царю не удалось скрыть происшедшее. «Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а признающийся [в них] и раскаявшийся будет помилован» («Мишлей», 28:13) – это становится очевидным после того, как Давида посетил пророк Натан, изображенный Рембрандтом в правом углу, готовый выйти на передний план повествования.
