   |
Перед Вами электронная версия книги "Учение
раби Нахмана из Браслава", изд-во
"Амана"
Подробнее об издании этой книги и возможности ее приобретения – здесь.
Zip-файл >>
Часть вторая
Перевод Натана Бартмана, под редакцией Натана Файнгольда
Гилель Цейтлин
1. Последняя остановка в шествии царя-Мессии
Раби Нахман сказал однажды одному из своих учеников. "Мой огонек будет мерцать, пока не придет Мессия". (В переводе раби Натана с языка идиш на иврит: "Мой огонь будет гореть, пока не придет Мессия").
Раби Натан, самый выдающийся ученик раби Нахмана, видит в этих словах прозрение того, что осуществится в будущем. Раби Натан верил в то, что раби Нахман был последним из "выравнивающих" дорогу, по которой придет царь-Мессия, и что после него никто уже не будет "выравнивать" ее до прихода последнего избавителя.
Есть цадики, а также цадики великие по своему значению, и есть цадики поколений, или истинные цадики. Одним из истинных цадиков был раби Нахман, по его собственному убеждению и убеждению раби Натана.
Чем отличаются великие цадики от истинного цадика или от цадика поколений?
Истинный цадик или цадик поколений – это тот, кто открывает совершенно новые врата в чертогах вышних, открывает новое небо и новую землю, привлекает благодать из самых дальних миров, открывает нам величие святости, сокрытое в течение многих поколений. Он открывает миры, простирающиеся от начала всех ступеней до конца всех ступеней: "Открыл – и никому не закрыть, закрыл – и никому не открыть".
Итак, согласно браславской традиции, – дорога ведет от Моисеева Закона к "Книге Зоар"1, от нее – к "Эц – аим" и "При Эц – аим"2, от них – к Бешту3, от Бешта – к "Ликутэй Моаран"4, от "Ликутэй Моаран" – к царству Мессии.
2. Поучение о завоеваниях Мессии
Раскройте "Ликутэй Моаран". Эта удивительная книга длительное время служила мишенью для насмешек многих приверженцев Аскалы5. Посмотрим, что в ней сказано о нашей продвижении к царству Мессии. Все хасидские авторы едины в том, что самой важной и практической идеей в произведениях раби из Браслава была идея цадика. Я осмелюсь, однако, утверждать, что самой важной и практической идеей в учении раби Нахмана была не идея цадика, а идея Мессии. Цадик занимает центральное место во всем его учении, в его беседах и повествованиях. Но сам цадик при всем величии и великолепии его гения фигурирует в них линь потому, что он осуществляет переход к царю Мессии, и, поскольку он – истинный цадик или цадик поколений, он не только выполняет эту функцию, но и является подобием и предвосхищением, вернее, "предоткровением" самого Мессии.
Во втором поучении "Ликутэй Моаран" раби из Браслава рассуждав главным образом о царе Мессии и о "завоеваниях, которые он совершит". Заслуживает особого внимания то, что у раби Нахмана царь Мессия непрерывно воюет, но его оружием, его мечом и луком служит молитва.
Можно ли в наше время, когда народы ведут войны и совершают завоевания, применяя совершеннейшее смертоносное оружие, понять, что подразумевал браславский раби под "завоеванием"? Речь идет, однако, о мировосприятии людей, наделенных тончайшей духовной чувствительностью и ощущающих, что войны между народами ведутся, прежде всего, над нижним миром и вдали от него ("Да будет воля Твоя установить мир между вышними воинствами" (Трактат "Брахот", 17) и толкование Раши на эти слова: "Когда между верховными князьями возникает спор, тотчас начинается битва между народами"). Раби Нахман учил, что завоевания материальные следуют за завоеваниями духовными на высочайших вершинах. Завоевания, краткосрочные или долгосрочные, могут представлять собой самоцель или средство для достижения цели более высокой. Они осуществляются во имя справедливости, ради изобличения, ради кары (даже злодей на один день – грешен), чтобы воздать по заслугам народам, когда исполнится мера их злодеяний, и т.д.
Так как завоевания царя Мессии суть последние завоевания, последний счет, счет сбалансированный и завершенный, эти завоевания труднее всего осуществить. Против них восстают наглые и могучие народы, вооруженные с головы до ног, исполненные энергии и обуянные гордыней. Есть среди них и такие, которые тщатся воздвигнуть ложный идеал освобождения человечества извращенными и нечестивыми путями.
Поездка на Святую Землю браславского раби, проявившего беспримерную самоотверженность, поездка, состоявшаяся в разгар войны Наполеона против стран востока, в дни, когда пожар войны полыхал с особой силой, поездка, предпринятая без всякого знания языков, без всякого знания большого мира, без умения и возможности применить в случае необходимости материальное оружие, чтобы защитить свою жизнь, со скудной и недостаточной суммой денег, которую с трудом хватило на дорогу из маленького местечка в Подолии до портового города Одесса, поездка в сопровождении человека, еще менее знакомого с прозой жизни, чем сам раби Нахман был знаком с ней благодаря своему природному здравому смыслу и интуиции, сопровождении "служки", который хотя и действительно готов был отдать свою жизнь по первому слову и мановению руки своего учителя, но не мог быть ему ни в чем полезным в трудный час, – такая поездкa была предпринята лишь ради духовного завоевания Страны. По мнению раби Нахмана, у народов, которые господствовали в то время на Земле израильской, имелись веские притязания на нашу землю, они предстают перед судом Святого, да будет Он благословен, с обоснованной претензией: если человек, утверждают они, завладеет полем своего соседа, он через три года будет признан владельцем этого поля. Что же можно сказать о владевшем землей в течение почти двух тысяч лет? Во сколько раз больше у него прав! Что мы, сыны Израиля, можем возразить на это? Мы можем сказать в ответ: у завладевшего полем другого человека имеется серьезное основание только в том случае, если ограбленный не протестует, но мы, сыны Израиля, не прекращаем протестовать в своих молитвах три раза в день с тех пор, как нас изгнали с нашей земли, и поныне. Мы всегда вопием, сетуя перед лицом всего человечества на ужасную несправедливость, которую совершили над нами, и не отказывались от наследия, оставленного нам нашими праотцами ни на одно мгновение. Народы, следовательно, владеют нашей землей по "праву" сильного, и, когда наступит назначенное время, они снова вернут нам нашу собственность сполна и выплатят компенсацию за плоды, которые они вкушали незаконно.
Но протест должен быть живым, конкретным протестом, протестом, который идет из глубины души, и не быть пустой болтовней. Ибо эта тяжба между Израилем и ограбившими его народами решится Всевышним. Это большая и длительная, очень запутанная тяжба, осложненная множеством грехов, которые совершил Израиль перед Всевышним. Поэтому обычные молитвы бессильны избавить его немедленно от притеснений. И только когда его вопль возносится к Всевышнему, когда его непрерывный и настойчивый протест прорывается через небосводы, этот протест оказывает свое действие в течение поколений.
А когда являются великие праведники, в особенности те, что приходят как освободители, они должны не только умолять, вопить и призывать на помощь, но и совершать реальное действие.
При том положении, в котором находилась Земля израильская при жизни раби Нахмана, при том воспитании, которое он получил, и влияниях, оказанных на него окружением Бааль Шем Това, он не мог совершить другого акта завоевания, кроме как поехать в Страну, дабы представить там свои претензии-притязания, вопль-протест, напряженный лук-просьбу, войну-молитву.
Вместе с тем убедительно звучат и предположения, что перед умственным взором раби Нахмана вставали и другие формы завоевания, формы более земные, более политически осязаемые. Если мы добавим к этому, что он был большим поклонником Наполеона и даже считал его царем по "основному корню" его души, имеющим право обладать царством, хотя тот и родился в простой семье); если мы вникнем в высказывания раби Нахмана, свидетельствующие о его величайшем преклонении перед внутренней силой (см. "Ликутэй Моаран", 249), и вспомним об обещаниях Наполеона предоставить евреям государственность на Святой земле; если мы укажем на историю в "Шивхэй Бешт" ("Прославление Бешта"), несомненно известную раби Нахману, о том, что Бааль Шем Тов видел во сне раби Акиву в одеянии воина в пещере царя Давида; если мы вспомним также слова самого раби Нахмана в удивительном поучении о цадике-освободителе, который должен иногда заимствовать меч (силу) из рук Эдома ("Ликутэй Моаран", 20); если мы постигнем душевные побуждения, скрытые за этими намеками, – мы будем весьма близки к истине, утверждая, что временами раби Нахман вынашивал нечто вроде политических сионистских идей, хотя тогда он еще не мог представить себе, что возможно образование Царства Исраэля, которое не было бы Царством Всемогущего, и не переставал считать, что освобождение осуществится в конце концов посредством молитвы-меча царя Мессии и посредством обновления мира сверхъестественной силой.
Вера. Молитва. Земля Израильская
"Главное оружие Мессии, – утверждает раби Нахман во втором поучении, содержащемся в "Ликутэй Моаран", – молитва, и все войны, которые он будет вести, и все завоевания, которые он совершит, все это совершит он лишь силой молитвы".
"И сущность веры в аспекте молитвы и в аспекте
чуда проявляется только на Земле Израильской. Ибо сказано: "Живи на земле (Исраэля) и пестуй истину", ибо там средоточие вознесения молитвы: "Это – врата небесные".
"И посредством молитвы удостаивается (человек) всеобщего мира". Ведь "милосердие Его – на всех созданиях Его" – означает, что милость Всевышнего распространяется на все его творения и что все сотворенные смилостивятся друг над другом и между ними установится мир, ибо сказано: "Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком", и "не будут причинять зла и вреда".
"И знай, – утверждает он по другому поводу, – что всякого рода страдания и всякого рода мытарства происходят лишь от недостатка знания, ибо обладающий знанием, ведающий, что Провидение Всевышнего во всем, не испытывает никаких мучений и не чувствует никакого страдания, ибо Б-г дал и Б-г взял. И хотя есть страдания, избежать которые невозможно, человек переносит их легко и безболезненно, если он знает вполне определенно, что все от Б-га, да будет благословенно имя Его. Причина же страдания человека состоит в том, что у него отбирается знание, чтобы он испытывал мучения".
"И когда Всевышнему, да будет Он благословен, угодно смилостивиться над Исраэлем, спасти его из изгнания и положить конец и предел притесняющему его, тогда простирает Он на него власть Провидения Своего, смиряет, лишает силы и покоряет природу и судьбу, которые властвовали над ним, и тогда склоняет Он пред Исраэлем его притеснителей, и Исраэль берет верх над ними".
"И знай, что эту власть Провидения (величайший цадик, подобный Моисею-Мессии) привлекает от конца времен, потому что в грядущем, в конце времен, власть природы будет полностью упразднена, и Провидение Всевышнего будет властвовать безраздельно" ("Ликутэй Моаран", 203).
4. Война, охватившая миры ''
А теперь сам собой возникает вопрос:
Если столь велика сила молитвы, а сыны человеческие не прекращают молиться, то почему же еще не освобожден мир от рабства и унижения? Почему в мире столь много несчастья и злоключений? Почему в нем ежедневно и ежечасно происходят бедствия? Почему все больше в мире братоубийств, все сильнее непрерывная борьба между народами, между сословиями, между партиями, между семьями и между отдельными людьми?
Этот вопрос вставал и перед раби Нахманом, и он ответил на него: это "война Всевышнего против Амалека"6, вселенская война, которая завершится только после многих эпох. Каждое поколение принимает участие в этой брани. Но силы одного поколения слишком малы, чтобы покорить Амалека и увенчать себя венцом победы. Это весьма затяжная война и в нее вовлечены все миры. Могучи, жестоки и лукавы легионы врага, который тайно проник даже во владения святости. В каждую эпоху эту войну следует возобновлять, прибегая ко всевозможным уловкам, так как враг тоже изобретает все новые уловки, чтобы навсегда подорвать власть святости и низвергнуть возвышенность священного города Иерусалима.
Сынам человеческим нужен один-единственный военачальник, который бы встал во главе воинства и повел его на "войну Всевышнего против Амалека". Все другие военачальники и простые воины должны подчиняться главнокомандующему. Поколения, в которых нет таких главнокомандующих, не оставляют после себя следа. Сила поколений, в которых есть такие главнокомандующие, но нет малых начальников, подчиненных главнокомандующему, тоже слишком мала, чтобы выстоять в час бедствия, и все-таки усилия, старания и стремления этих поколений не пропадают полностью. Всякая "война Всевышнего против Амалека" оказывает какое-то воздействие, ослабляет в каком-то смысле силу врага и увеличивает силу святости. "Никакое доброе желание не пропадает даром", и всякая молитва, рвущаяся из глубины сердца, не пропадет и не исчезнет в пустом пространстве, все собирается в некоем сокрытом месте, все прибавляется к счету.
И когда придет великий воитель, цадик-освободитель, подобный Моисею-Мессии, ему будут в помощь не только его силы и силы его современников, но и все, что накопили и собрали мало-помалу многие поколения, предшествовавшие ему.
Цадик поколений присоединяется ко всем молитвам и возносит все молитвы, которые до того были словно неплодоносящая почва.
Цадик-освободитель, цадик поколений подобен Левиафану в океане Бесконечного, и все молитвы, которые не могли подняться, доходят до него и прилепляются к нему. К нему слетаются все души, которые заключаются в молитвах, и эти души растут в них, в прахе, что окружает цадика, как растет полевое растение, и он, цадик, исправляет их, молитвы и души, содействуя объединению Всевышнего, да будет Он благословен, с Его Шехиной, вводит каждую молитву на место, подобающее ей. Так он постепенно восстанавливает величие Шехины, пока не воздвигнет Святую Обитель во всем совершенстве ее. И тогда пробудится милость Всевышнего ко всему миру, и в особенности к Израилю, который всегда пребывает в бедах, скорбях и воздыханиях, и все сущее переполнится милостью явной и безмерной.
После всего этого, после всех этих деяний цадика поколений, направленных на исправление душ и всего мироздания, мы все еще нуждаемся в милосердии Всевышнего.
Нам следует бежать, спасаться бегством от суеты сует, в которую мы погружены, как в бездну, чтобы вступить на ковчег праведности Всевышнего, да будет Он благословен.
5. Как мы распознаем цадика-избавителя
Почему души слетаются к истинному цадику? Почему они ищут только у него своего исправления? Почему только он, истинный цадик, может поднимать и исправлять падшие души, одевать нагие души, возносить в предназначенное место молитвы, которые блуждают в пространствах миров?
И как мы можем различать между тем, кого зовут истинным цадиком, или цадиком поколений, и между остальными цадиками? По каким приметам мы можем узнать и опознать этого особого цадика?
И еще: какие качества и достоинства присущи ему? Каково главное качество и какова сущность возвышенной души, обитающей в теле истинного цадика? И какая высшая мудрость свойственна цадику, мудрость, посредством которой он притягивает сильных своей силой и побуждает многих стремиться к святости?
Ответ на эти вопросы можно найти в следующем:
1. В общем определении корней души, ее служения, ее блужданий, ее пороков и ее исправления и теми средствами, которыми пользовался раби Нахман.
"Знай, – утверждает раби из Браслава, – что есть поле, и на нем растут прекрасные деревья и травы. Неописуема красота поля и не счесть растений, растущих на нем. Счастлив тот, кому дано увидеть это. И растения и травы – это святые души, которые растут на этом поле, и есть среди них несколько нагих душ, которые скитаются за пределами поля, ожидая своего исправления и томясь по нему, дабы они могли вернуться и собраться на своих местах. И даже великая душа, от которой зависит много других душ, выйдя иногда за пределы поля, не может вернуться на свое прежнее место. И все эти души ожидают хозяина поля, чтобы он занялся их исправлением. А восстановить иную душу можно, только заплатив за это жизнью или совершив благое деяние, служа Всевышнему".
"И тот, кто хочет препоясать чресла свои и стать хозяином поля, должен быть бесстрашным и решительным воителем, мудрецом и великим праведником. Бывает, что человек не может завершить деяние исправления раньше, чем на смертном одре, но и для этого надо быть весьма великим, ибо есть много великих, которые даже на смертном одре не достигли этого. Только человек великий, достигший высочайшего духовного уровня в своем восхождении, способен завершить то, что он должен завершить на протяжении своей жизни, ибо много мытарств и страданий приходится ему пережить. Только благодаря своему величию и восхождению он может перенести все и возделать поле, как должно" ("Ликутэй Моаран").
2. В полном самоупразднении истинного цадика (вплоть до полного подавления эгоизма), то есть в безмерном смирении его перед Бесконечным, когда невозможно представить себе большего смирения.
"Когда (ты) приходишь к знатоку Торы и изливаешь перед ним свое сердце и тот подобен Моисею в своем самоупразднении – посредством этого ты приобщаешься к Бесконечному, ибо когда человек хочет отдаться на волю Бесконечного, он должен упразднить свою (материальную) сущность.
3. В душевной силе (гвура) истинного цадика (цадика-избавителя, хозяина поля, подобного Моисею-Мессии).
"Гвура, – утверждает Браславский раби, – обитает в сердце, ибо тот, кто тверд сердцем и не боится никакого человека и никакой вещи, способен совершить невероятные деяния, потому что он стремится быть в самой гуще боя, как сказано: "Кто силен? Тот, кто подавляет свои страсти" (Авот, 4:1).
4. В девяти принципах поведения и качествах, которые являются тайнами владычества над мирами и душами. Приведем некоторые из них. Этими качествами отличается Моисей-Мессия, "Пастырь верный", изливающий свою душу в мольбах, молитвах и просьбах". Грешных смиряет он жезлом силы, но перед Святым, да будет Он благословен, предстает в мольбах своих как жалкий бедняк и ни на какие привилегии не претендует, как сказано: "И умолял Всевышнего во время то". А это означает, что (цадик) должен обратиться с мольбой (к Всевышнему), если хочет высказаться, т.е. произнести поучение.
5. "На глазах у них" – в способности установить связь с душами собравшихся слушать его. "Когда он поучает общину – еще перед тем как начать говорить – он устанавливает связь с душами присутствующих и изливает свое сердце в молитве перед Всевышним, да будет Он благословен. Ибо сказано: "Всевышний могуществен и не презирает доблестного сердцем" (Иов, 36). Его слова обжигают: "Есть душа в мире – через нее открываются толкования Торы, и она страдает от мучений, ибо сказано: "Хлеб с солью ешь, воду в меру пей, и при этом трудись над Торою" (Авот, 6:4). Все толкователи Торы черпают от той души, и все речи той души – словно раскаленные угли. Из океана Торы можно почерпнуть только тогда, когда речи – словно огненные ручьи, ибо сказано: "Слово Мое не подобно ли огню"? (Иеремия, 23).
"Кто хочет, чтобы через него открылись слова Торы, должен вначале привлечь к себе свыше слова, обжигающие, как раскаленные угли, слова, изливающиеся из вышнего сердца, ибо сказано: "Всевышний – твердыня сердца моего" (Псалом, 73). В этом сердце запечатлены все разъяснения Торы. Тот, кто нуждается в каком-то разъяснении, должен обратиться за ним к этому вышнему сердцу с мольбой и молитвой".
"И послал Моисей ангелов". Духовные силы, рождающиеся из букв Торы, – действительно ангелы. Эти духовные силы – ангелы – соответствуют чаемому обновлению Торы, а обновление Торы совершается соответственно той святости, которая прибавилась наверху. По мере преумножения святости происходит возрастание Торы, и с преумножением Торы – и преумножение ангелов. И, напротив, когда святость настолько оскудевает, что ангелы, сотворяемые благодаря обновлению Торы, малосильны и не способны покарать злодеев мечом, они могут лишь смирить злодеев, посеяв малодушие в их сердцах, а иногда даже смирить их не могут.
Восхождения на Землю Израильскую удостаиваются приобщением к Торе, ибо сказано: "И дал ему земли народов" (Псалом, 105). Но Земля Израильская – одна из трех вещей, обретаемых через страдание. Эти мучения должны сдерживать злодеев, распускающих дурную славу о Стране, злодеев, которых надо сначала смирить. Из этих страданий цадик, поднявшийся на уровень Эрэц-Исраэль, выходит бесстрашным героем. Но пока он не достиг этого, о нем можно сказать: "Пусть не хвалится препоясывающийся (мечом), как снимающий пояс" (Мелахим, 1:20). А после того как он победил, называют его мужем брани (См. "Ликутэй Моаран, поучение 20).
6. В совершенстве священного языка истинного цадика. Это выражение "совершенство священного языка" раби Нахман употребляет в двух смыслах:
а) Это священный язык иврит, язык Израиля, язык Торы, пророков и пр., язык, которым сотворен мир, и буквы этого языка порождают и создают мироздание. Эти буквы нисходят с высших небосводов в бездну и проникают в глубины материального и предельно грубого – в тайне изгнания Шехины, чтобы затем подняться и вернуться к своим светоносным небесным источникам – в тайне возвращения Шехины;
б) Это священный язык самого истинного цадика, то есть священная речь и чистота ее, которая обретена не только путем ограждения языка от всякого сквернословия и злоречия, но и благодаря устранению всех "речей, которые посвящены не Всевышнему и Его Торе". Этому языку, этой речи, в которой сосредоточивается возвышенная духовная мощь, присуща невероятная сила воздействия.
Советы и наставления
Основываясь на этих признаках, мы научились определять сущность истинного цадика, Моисея-Мессии, и по этим признакам мы узнаем и отличаем его от остальных праведников мира. Но каковы те слова и пути, посредством которых этот истинный цадик (или, выражаясь точнее, сам раби Нахман) приближает сынов человеческих к служению Всевышнему? Чем он очищает и облагораживает их? Каковы те советы и наставления, которыми и посредством которых он спасает их от "всеобщего врага", "предвечного змея", "всеобщего зла", "костра семидесяти звезд"?7 Множество советов и наставлений раби Нахмана можно свести к четырнадцати главным:
1. Бесхитростность веры; 2. Установление связи с истинным цадиком; 3. Вера в собственные силы и укрепление духа; 4. Молитва "во всю свою силу", в самозабвении, выявление в своей душе средоточия истины; 5. Вопль и стенание, обращенные к Всевышнему; 6. Радость в сокрушении сердца; 7. Уединение; 8. Беседа между человеком и его Властелином; 9. Поучение учителя как основа молитвы; 10. Освящение половой жизни (верность союзу со Всевышним: символ союза – обрезание); 11. Искоренение в себе корыстолюбия; 12. Благотворительность; 13. Непрерывное покаяние и совершенствование; 14. Непрерывное возобновление усилий.
Бесхитростная вера
"Надо отбросить всякое мудрствование и служить Всевышнему бесхитростно, ибо деяния человека должны превосходить его мудрость, и главное – не изучение (Торы), но деяние (соответствующее Торе). Поэтому мы должны отказаться от всякого мудрствования и служить Всевышнему бесхитростно. Это касается не только жалкого мудрствования людей, основанного на здравом смысле, но и подлинной мудрости. Даже человек поистине великого ума, когда речь идет о служении, должен отбросить всякие мудрствования и бесхитростно служить Ему, да будет Он благословен". ("Главное – это вера" – "Ликутэй Моаран", "Тинъяна", 5).
Установление связи с истинным цадиком
"То, что люди должны ездить к цадикам и что одного чтения нравоучительных книг недостаточно, объясняется в Торе: "И сказал Всевышний Моисею: "Запиши это для памяти в книгу и внуши Йеошуа". Хотя Он повелел ему записать в книгу, этого недостаточно, и Он приказал ему: "И внуши Йеошуа", то есть Моисей должен был говорить с Йеошуа лично, ибо главное – то, что мы слышим из уст цадика" ("Ликутэй Моаран, 120).
"К цадику ездят, чтобы вернуть свою потерю, потому что прежде чем человек появляется на свет, его учат и ему показывают все, что он должен делать, какую службу сослужить и чего должен достичь в этом мире. Как только он появляется на свет, он сразу же все забывает, как говорили благословенной памяти мудрецы наши (Нида, 30:72). Забвение же подобно потере, поэтому забывшего называют потерявшим. (См. Авот, 5:16). И человек вынужден отправиться на поиски потерянного, которое может вернуть ему только цадик. Ибо цадик ищет его потерю, пока не найдет ее. А найдя ее, он возвращает ее и ищет другие потери, пока не найдет и их, и он продолжает поиски, пока не найдет потери всего мира. Поэтому надо прийти к мудрецу, чтобы разыскать и опознать свою потерю и получить ее у него" (Бава Мециа, 276).
"Есть две стороны приближения к цадикам, посредством которых можно все исправить. Первая сторона – когда человек созерцает цадика, вторая сторона – когда исповедуется перед ним и тот направляет человека на верный путь в соответствии с корнем его души" (См. "Ликутэй Моаран", 4).
"Животворящий дух воспринимают главным образом от цадика, учителя поколения, потому что этот дух заключается в Торе, ибо сказано: "И дух Б-жий носился над водами", а "воды" – это Тора. Цадик прилепляется к Торе, и потому он – хранитель духа жизни (См. "Ликутэй Моаран", 8).
"Каждый человек должен связывать свою молитву с цадиком поколения, ибо цадик умеет направлять и возносить каждую молитву в подобающие врата" (См. "Ликутэй Моаран", 9).
Вера в собственные силы и укрепление духа
Большим препятствием на пути к совершенству является неуверенность в собственных силах. Это препятствие приводит человека, воспитывающегося в служении Всевышнему, когда он делает первые открытия, первые шаги, к упадку сил и упадку духа, безрадостности и разбитости. Если человек не устраняет этого препятствия со своего пути, он оказывается в еще худшем положении – им овладевает печаль и черная меланхолия. А если он не превозможет себя и теперь, то дойдет до душевного состояния, хуже которого нет, – до отчаяния. Этим объясняется беспощадная борьба, которую вел раби Нахман со всякого рода сомнениями и душевной неустойчивостью. Он углубляется до основы духовных состояний человека, который стремится к Б-жественной полноте. Он открывает, что состояния сомнений, спадов, падений неизбежно должны сопровождать каждого, кто стремится проникнуть в сокровенное. Это касается любого человека, который не довольствуется принятыми обычаями и внешним влиянием, но идет своим путем к Всевышнему, ищет сокровенное средоточие своей души, чтобы осиять его вышним светом, соприродным его душе.
Раби из Браслава любил рассказывать своим ученикам, и особенно своему любимому ученику раби НатануШтернарцу, что "воды бурные" прошли и над его душой. Он сам много страдал, причиной чего были тягостные сомнения, которые он преодолел всей силой тоски и томления по жизни в Б-ге, ясно сознавая, что эти сомнения и размышления суть испытания, которыми испытывают человека, – действительно ли и искренне ли он желает освободиться от оков преходящего мира и подняться ввысь, как солнце поднимается в зените, навстречу святости Б-жьей.
"Все его молитвы, – рассказывает раби Натан о своем учителе, – были лишь о том, чтобы удостоиться близости к Всевышнему, да будет благословенно Имя Его, и были у него к Нему большие претензии. Несмотря на все эти молитвы, ему всегда казалось, что Всевышний не обращает на него никакого внимания и не слышит его совсем. Напротив, казалось ему, что Он отдаляет его от служения Ему всякими средствами и как бы вовсе отвергает его. Ибо он видел, что проходят дни и годы, а он все еще далек от Всевышнего, да будет Он благословен, и не удостоился приблизиться к Нему. Поэтому он весьма укрепил свой дух и не отступил ни на шаг. Не один раз вера его ослабевала – а того, что он видел, что он молится, просит и молит Б-га, да будет Он благословен, о близости, а его не замечают. День-другой он не говорил со своим Властелином, а затем приходил в себя и стыдился того, что размышлял об атрибутах Благословенного, ибо несомненно, что Всевышний, да будет Он благословен, – милостив и милосерд, и несомненно, что Он желал приблизить его к Себе. И он снова укреплялся духом и обращался к Нему с молитвой. И так было много раз" (там же).
"Надо, – учит раби Нахман, – укрепиться в вере во всей ее полноте. Надо верить в то, что ты обладаешь силой совершить какое угодно действие в молитве или в беседе со своим Властелином, поскольку возможны некоторые сомнения в этом, как знает каждый в душе своей" (Раби Натан, "Ликутэй Алахот").
"Иногда, – продолжает раби Натан, следуя методу своего учителя, – нечистый может поколебать мудрость человека: мол, твои предки и учителя действительно многого достигали в своих молитвах, но ведь ты не столь праведен, как они, как же ты можешь надеяться, что твоя молитва дойдет до Всевышнего? На самом деле это не так, ибо Всевышний, да будет Он благословен, внемлет молитве из любых уст, и каждый сын Израиля может обратиться к Нему с мольбой о милости, если его молитва настоящая" (там же).
"Крепись, сын мой, – пишет раби Натан своему сыну раби Ицхаку, – крепись, чтобы идти этим путем. Каждый день говори вслух о своем томлении по святости, принуди себя к этому и, поверь мне, в каком-то смысле речи твои будут весьма хороши в глазах Всевышнего, да будет Он благословен, потому что Он в милости Своей жаждет твоей молитвы. Ведь все миры со всем их великим служением Всевышнему, которое они совершают постоянно в священном страхе и трепете, не стоят в Его глазах ничего против одного излияния души в молитве сына человеческого в этом дольнем мире. А если человек пал очень низко и деяния его безуспешны, то тем более! Когда такой человек изливает свое сердце перед Всевышним и совершает некое служение, он становится Ему все дороже. Потому что в том вершина славы Его, чтобы самые далекие от Него стали служить Ему" ("Листья для врачевания", письмо 28).
Раби Нахман имел обыкновение повторять: "Даже в преисподней можно приблизиться к Всевышнему, да будет Он благословен". И когда надо было ободрить отчаявшегося, он говорил ему: "Не бойся, сынок мой хороший! Б-г с тобой, в тебе, вокруг тебя, нет никакого отчаяния в этом мире".
Молитва в полную силу, единение со Всевышним, средоточие истины в сердце человеческом
Из молитвы черпают жизнетворную силу, ибо сказано: "Молитва к Б-гу жизни моей" (Псалом, 42:9) и поэтому надо молиться со всей силой. Ибо когда ты молишься во всю свою силу и вдыхаешь силу в буквы молитвы, в них обновляется сила, ибо сказано: "Милосердие Его обновляется каждое утро" ("Ликутэй Моаран", поучение "Пучина покрыла их").
"Всякая речь – это целый мир. И когда человек намеревается молиться и произносить слова молитвы, он как бы собирает прекрасные цветы, как тот, кто уходит в поле и подбирает цветок к цветку, соединяя их вместе. А потом собирает другие цветы и объединяет их в новый букет и присоединяет его к первому. Так ходит он и собирает и складывает несколько пахучих и красивых букетов. Так же продвигается он и в молитве – от буквы к букве, пока он не соединит несколько букв и не составит из них пучок, а потом – целое слово, и два слова, а затем идет и собирает еще, пока не закончит одного благословения. И снова собирает, продвигаясь все дальше и дальше. Кто может воздать хвалу несравненной красоте этого собирания и этих сочетаний, порождающих молитву?!"
"Когда слово рождается, оно исходит из души" (ибо сказано (Брэшит, 2): "Да будет человек душою живою", а в арамейском переводе Онкелоса: "душой говорящей"). Звучащее слово воспринимается говорящим, ибо наши благословенной памяти мудрецы говорили: "Дай услышать ушам своим то, что говорят уста твои". И вот слово взывает к душе, чтобы та не разлучалась с ним. И в тот же миг, когда оглашается первая буква, например буква "бэт" в слове "барух" (благословен) (первая буква первого из "Восемнадцати благословений"), она сразу же взывает к душе, чтобы та не разлучалась с нею, ибо: "Как ты можешь покинуть меня? Ведь мы связаны взаимной любовью! Ты видишь мою редкостную красоту, сияние, величие и великолепие, как ты сможешь оторваться от меня? Правда, ты должна продвигаться дальше, тебе предстоит собрать еще большие сокровища и драгоценности, но как ты можешь расстаться со мной и забыть меня? Остерегайся забыть меня, куда бы ты ни двинулась, где бы ты ни оказалась".
И точно так же каждое последующее слово умоляет душу молящегося, удерживая ее в своих объятиях и не отпуская от себя. А ведь до конца молитвы молящемуся нужно еще так иного высказать... И он должен объединить все, содержащееся в его молитве, воедино... (См. поучение 65 из "Ликутэй Моаран").
"Когда человек становится на молитву, приходят ему на ум посторонние мысли, нечистые силы обступают его, он остается во тьме и не может молиться, ибо сказано: "Ты закрыл Себя облаком, чтобы не доходила молитва наша" (Эйха, 3). И еще сказано: "Повсюду ходят нечестивые", и эти "нечестивые" – это клипот, нечистые оболочки, которые окружают его". "Когда ничтожные возвысились" – это происходит в час молитвы, когда молитва достигла вершины мира.
"И знай, что есть много ворот, чтобы выйти из этой тьмы", – как говорили наши, благословенной памяти, мудрецы. "Стремящемуся к скверне дают оскверниться" (Йома, 386) Перед ним много ворот – оказывается, что есть много ворот, чтобы выйти из тьмы, но слеп человек и не умеет найти эти ворота. "И знай, что благодаря истине человек удостаивается найти ворота. Так как свет, осияющий его, – от Всевышнего, да будет Он благословен, ибо сказано: "Всевышний – свет мой и спасение мое" (Псалом 27). А ложью он отдаляет Его, ибо сказано: "Не произноси имени Всевышнего, Властителя твоего, напрасно" (Шемот, 20:7). Ложь отдаляет Всевышнего, да будет Он благословен, ибо говорящий ложь не останется пред Его глазами. Но благодаря правде Всевышний, да будет Он благословен, остается с ним, ибо сказано: "Близок Всевышний ко всем призывающим Его, ко всем призывающим Его в истине" (Псалом 145:18) – а когда Всевышний с ним, Он светит ему, чтобы знал человек, как выйти из тьмы, которая удерживает его" (Поучение "Пучина поглотила их”).
Вопль и призыв о помощи
"Каждый человек должен звать на помощь и возносить сердце свое к Нему, да будет Он благословен, словно ты посреди моря повис на волоске и ветер несется к самому небу, так что никто не знает, что предпринять, и почти нет времени позвать на помощь, но поистине нет у него другого совета и прибежища, кроме как вознести свои взоры и сердце свое к Нему, да будет Он благословен, и воззвать к Нему. И мы должны во всякое время уединяться и взывать к Нему, да будет Он благословен, потому что человеку угрожает большая опасность в этом мире, как ведает каждый в душе своей" ("Сихот а-Ран" и "Ликутэй Эйцот").
"Однажды, – рассказывает раби Натан, – я стоял перед ним, а он, да будет благословенна память его, покоился на своем ложе. И вот из его святых уст услышал я такие слова: "Вся суть в этом – в том, что "из чрева преисподней воззвал я" ("Сихот а-Ран"). Он имел обыкновение говорить своим ученикам: "Когда падают в грязь, как случалось с каждым из вас, начинают вопить, не умолкая" ("Сихот а-Ран" и "Листья для врачевания").
Однажды пожаловался раби Натан своему учителю: "Я изнемогаю от вопля, иссохла гортань моя, истомились глаза мои в ожидании Б-га моего". Раби Нахман приподнял руку и сказал с кротостью: "Что делать в этом случае? Конечно, запрещено подозревать Б-га (в безразличии), конечно, праведен Всевышний". Потом он сказал: "Разве царь Давид был невеждой? А он сказал: "Я изнемог от вопля, иссохла гортань моя". Разве был он простолюдин? И он так сильно взывал к Всевышнему, что ослабел и изнемог от вопля и иссохла гортань его. А ты, слава Б-гу, еще полон сил" (См. "Хайей Моаран").
Уединение
"В деревне Гусятине, – рассказывает раби Натан о своем учителе, – неподалеку от города Медведевка, жил тесть раби Нахмана, да будет благословенна память его. Здесь, на берегах большой реки, густо поросшей осокой и тростником, провел раби Нахман годы своей молодости. У адмора8, да будет благословенна память праведника, был обычай: иногда он брал лодку и, хотя не мог как следует управлять ею, пускался в плавание по реке. А бывало, он брал лошадь из конюшни своего тестя и ехал на ней в лес. Приехав, он слезал с лошади, привязывал ее к дереву, а сам уходил в глубь леса, чтобы, по своему обыкновению, уединиться. Иногда лошадь освобождалась от привязи и возвращалась домой, и люди, видя, что она вернулась без седока, начинали тревожиться, ибо думали, что Нахман, Б-же упаси, упал с лошади. Случалось ему и попадать в грозу во время лесных прогулок, и он возвращался домой поздно ночью" ("Хайей Моаран").
"Однажды, – рассказывает его ученик, – я пошел с ним в Медведевку, где он жил ранее. Я брел с ним полями и лесами, и он простер руку над ними и сказал: "Все эти поля и леса, что тянутся вокруг, и все близлежащие места я исходил вдоль и поперек". И он рассказал мне, что на вершине горы есть очень высокое место и там пролегает лощина. Бывая здесь, он забирался в лощину и очень любил проводить там время в уединении.
Беседуя однажды со своим учеником раби Шимъоном, он воскликнул: "Как хорошо мне было здесь, на каждом шагу я чувствовал неземное блаженство!"
Он рассказывал раби Натану, что в годы молодости, после того как он оставался некоторое время в уединении в лесу или в поле, а затем возвращался домой, весь мир для него обновлялся, словно это был совершенно другой мир ("Хайей Моаран").
“Зима – это как бы время зачатия, и все травы и растения мертвы, потому что зимой теряют они свою силу и как бы умирают. Но когда наступает время рождения – лето, все травы пробуждаются и оживают, и тогда так хорошо, так отрадно поразмыслить в поле, и размышление это есть молитва. Все кусты и листья, которые начинают жить и цвести, – всех их томит страстное желание присоединиться к молитве, и они присоединяются к ней" ("Сихот а-Ран").
"И вышел Ицхак в поле молиться" – чтобы молиться вместе с полевыми растениями, чтобы все полевые растения обновляли свою силу и вносили ее в его молитву" ("Ликутэй Моаран", 2,1).
Есть у раби Нахмана толкование слова Машиах (Мессия) – помазанник, странное в грамматическом аспекте, но прекрасное по своему поэтическому содержанию: "Он назван так потому, что черпает свою силу и принимает помазание от полевых растений (или от беседы в поле)"9 ("Ликутэй Моаран").
Он сказал однажды: "Если бы человеку было дано услышать песнопения и славословия трав, он услышал бы, как каждая травинка поет песнь Всевышнему, да будет благословенно Имя Его, без всякой корысти и без всякой посторонней мысли".
"Поэтому весьма хорошо служить Всевышнему среди растений в благоговейном трепете и уединяться в поле. И пусть даже это служение не захватывает сердце, впоследствии человек удостоится благодаря этому молиться среди великих земли и действительно изольет все свое сердце пред Всевышним, да будет благословенно Имя Его" ("Сихот а-Ран").
Беседа между человеком и его Властелином
"Сказал раби Нахман об укреплении духа в уединении и о мольбах и молитвах, что в речи таится великая способность пробуждать человека. Хотя человеку и кажется, что он не вкладывает сердца, когда, пробудившись от сна, высказывает множество просьб, жалоб и т.п., уже одно то, что он произносит их, – означает откровение и пробуждение его сердца и его души навстречу Всевышнему, да будет Он благословен, ибо сказано: "Душа оставила меня, когда он говорил" (Песнь песней, 5:6). Сама речь есть откровение сердца и души, и иногда благодаря тому, что человек говорил много, хотя бы и не из глубины сердца, потом происходит великое пробуждение в сердце и душе" (из бесед раби Нахмана, приведенных в конце "Ликутэй Моаран").
"Главное в уединении и в беседе между человеком и его Властелином – это такая полнота самоотдачи, при которой душа готова вот-вот оставить человека, упаси Б-г. Связь между душой и телом держится на волоске от безмерного томления и тоски по Всевышнему, да будет благословенно Имя Его".
"Надо приучать себя говорить со Всевышним, как говорят со своим учителем и со своим ближним, ибо "вся земля полна славы Его" (Ишайя, 6:3) и Он, Благословенный, пребывает всюду" (там же).
"Хорошо излить свою душу и поведать Ему, Благословенному, о своем горе, подобно сыну, которого его отец принимает с благосклонностью и милостью. И даже если иному человеку и покажется, что по делам своим он не как сын перед Ним, да будет Он благословен, не назвал ли нас Всевышний, несмотря на все это, своими детьми? Ведь названы же мы сыновьями Его, и значит, все зависит от нас самих, значит, каждый из нас должен поступать как сын. И хорошо, если я смогу пробудить свое сердце в молениях, обращенных к Нему, проливая слезы, как сын перед отцом" ("Сихот а-Ран").
"Когда еврей хочет говорить с Ним, да будет благословенно Имя Его, чтобы излить перед Ним свое сердце, умоляя Его приблизить его к служению Себе, тогда Благословенный как бы оставляет все Свои дела и снимает все Свои запреты, обращаясь лицом к человеку, который хочет говорить с Ним и излить перед Ним свое сердце" (там же).
"Когда человек уединяется и изливает свою душу перед Всевышним и, поведав Ему о своем страдании, признается и раскаивается во множестве нечестивых дел, совершенных им, Шехина тоже стоит перед Ним и, изливая перед Ним свою душу, говорит о своем страдании и утешает человека, потому что каждый порок, который запятнал его душу, как бы запятнал и Ее. Ибо сказано: "Всевышнего превознес ты ныне, чтобы Он был твоим Б-гом... и Всевышний превознес тебя, чтобы ты был Его избранным (народом)" (Дварим, 26:17, 18; "Ликутэй Моаран", 259).
"Сыну Израиля подобает, чтобы его сердце влеклось к Всевышнему с такой силой, что, даже пребывая среди людей, он пробуждался бы всякий раз навстречу Всевышнему с великой страстью и, простирая к нему руки и сердце в полном самозабвении, обращался к Нему: "Не оставляй меня, Всевышний, Властелин мой!" ("Сихот а-Ран").
"Можно взывать к Всевышнему, издавая беззвучно пронзительный вопль, и ни один человек ничего не услышит, ибо ты не издал ни звука, но только вообразил себе отчетливо вопль в помышлении своем" (там же).
"Когда человек проводит весь день в радости, легко ему уделить час в день, чтобы сокрушиться сердцем и излить то, что на сердце у него, перед Всевышним. Но когда грызет человека печаль, упаси Б-же, ему очень трудно остаться со Всевышним наедине" ("Сихот а-Ран").
"Сокрушенное сердце и печаль – совсем не одно и то же. Печаль – она от Ситра Ахра10, и Всевышний, да будет Он благословен, ненавидит ее. Но сокрушенное сердце мило и дорого Ему. Хорошо было бы, если бы человек сокрушался в сердце своем постоянно" (там же).
"Печаль – это как если бы человек гневался и обижался, сердился и сетовал на Него, упаси Б-г, что Он не исполняет его желаний, но человек с сокрушенным сердцем – это все равно что ребенок, который сетует и плачет перед своим отцом, что тот отдалился от него" (там же).
"Сокрушенное сердце – это когда человек даже на людях раскаивается, обращает лицо к небесам и говорит: "О, Властелин мироздания!" (В это самое время, рассказывает ученик раби Нахмана, произнес наш учитель, благословенна память его: "Властелин мироздания!" – в необычайном волнении, воздев руки к небу в страстной мольбе; там же).
“За сокрушением сердца следует радость, и эта радость служит свидетельством, что человек действительно сокрушался в сердце своем" (там же).
"Надо весьма остерегаться печали и лености, потому что укус змея порождает печаль и леность: "Змей – прах его пища" ("Ликутэй Моаран").
"Надо всегда пребывать в радости и служить Б-гу в радости, и хотя человек иногда низвергается со своей ступени, он должен поддерживать себя памятью прежних времен, когда освещал его свет".
"Иногда, когда люди веселятся и пляшут, хватают они какого-нибудь человека со стороны, пребывающего в печали и черной меланхолии, вводят его против его воли в круг и заставляют веселиться вместе со всеми. Так обстоит дело с радостью. Когда человек веселится, меланхолия и мучения отступают. Но более высокая ступень – преследовать черную меланхолию и вовлечь ее в круг веселья..."
"Бывает, что горечь и тоска – от Другой Стороны (Ситра Ахара), и они не желают стать колесницей святости. Потому надо принудить их и вовлечь в сферу святости, то есть в радость" ("Ликутэй Моаран", ч. II, 23).
"Хорошо превратить поучение в молитву. Когда человек изучает (по книге) или слышит поучение из уст истинного цадика, пусть сделает из этого молитву, то есть просит и умоляет Благословенного обо всем, что сказано в том поучении. Пусть он попросит у Него удостоить его прийти к тому, к чему призывает поучение, и указать ему путь к истинному служению. Излияния сердца возносятся высоко-высоко, в особенности когда человек кладет в основу молитвы поучение праведника. И это вызывает великую радость вверху" (там же).
Освящение жизни пола ("Освящение союза")
Полное освящение половой жизни возможно только для истинного цадика, для того, кто удостоился "совершенства святого языка" (см. гл. 5). Только он удостаивается полного освобождения от "всеобщего зла", от "костра семидесяти звезд", от вожделеннейшего из вожделений. Но ни один человек, страстно желающий служить Всевышнему, не освобожден от освящения святостью Завета в меру его способностей и возможностей. И чем больше это освящение, тем больше он может принять света от истинного цадика. Он сможет вверит:, ему свои молитвы и укрепить свою связь с ним, доставляя Ему материал для строительства Храма...
Благотворительность и упразднение корыстолюбия
"Б-жественное Провидение невозможно "привлечь" к всеохватывающему руководству нашим миром, пока мы не победим в себе страсть к наживе. Сокрушить корыстолюбие можно только посредством благотворительности".
Непрерывная тэшува
Тэшува11 должна совершаться постоянно, ибо: "Кто может сказать: "Я очистил мое сердце, я чист от греха моего"? Человек говорит: "Я согрешил, совершил беззаконие, преступил", и даже это невозможно сказать без внутреннего поворота. Следовательно, человек должен совершить тзшуву после этой первой тэшувы (покаяния): "Я согрешил, совершил беззаконие, преступил". И даже если человек думает, что он совершил полную тэшуву, он должен совершить новую тэшуву. Ведь первую тэшуву он совершает в меру своего понимания, а совершив ее, он, разумеется, продвинулся в постижении Всевышнего. По сравнению с этим новым постижением предыдущее постижение было более грубым, материальным... Первая тэшува соответствует этому миру, следующая – миру грядущему ("Ликутэй Моаран").
Начинать сызнова каждый час
"О если бы вы ныне вняли гласу Моему". Великий принцип в служении Всевышнему состоит в том, что служение надо начинать в тот же день, "ныне"... потому что когда иной человек хочет приступить к этому служению, ему кажется, что оно – великое бремя и что нести это бремя ему не под силу. Но когда он подумает, что у него в запасе только один этот день, он не почувствует вообще тяжести этого бремени. У человека в его мире не остается ничего, кроме того дня и того часа, в котором он ныне, ибо следующий день – это уже совершенно иной мир. "О если бы вы ныне вняли гласу Моему", именно ныне" ("Ликутэй Моаран", 272).
'Злое побуждение, оно поистине очень старо, ибо сказано: "Царь старый и неразумный" (Коэлет, 4:13). Каждодневно "царь" этот меняет обличье и побуждает человека к извечным глупостям и суете сует, выдавая их за нечто совершенно новое. Сладострастие, безумие и смятение очень старого происхождения, ибо нет ничего нового под солнцем, но в том, что превыше солнца, то есть в Торе, есть новое во всякое время, потому что наставления Торы глубоки и должны всякий раз осуществляться заново. "Эти наставления должны каждый раз казаться тебе новыми" ("Ликутэй Алахот").
Важнейшее наставление о служении Всевышнему состоит в том, чтобы думать каждый день, что нет другого дня, кроме нынешнего. "Если бы вы ныне вняли гласу Моему", – иными словами: вы должны думать только об этом дне. Благодаря этому человек удостоится служить Всевышнему и не вызовет отсрочки в пришествии Мессия, ибо его пришествие зависит от нашего служения Б-гу ныне. Как говорили наши мудрецы: "Когда со мною Г-сподин? – Ныне, если вы будете внимать гласу Моему". И в той мере, в какой Израиль совершает и осуществляет служение Всевышнему каждый день, пробивается каждый день луч Мессии, пока он не придет в конце концов. Вместе с ним придет полное избавление, и каждый из сынов Израиля соответственно доле, внесенной им в приближение прихода Мессии, удостоится радости в Б-ге и будет вкушать от Его блага безмерного, которое Он изольет на нас тогда" (там же). Сказали наши мудрецы: "Тэшува невозможна, если она совершается не "ныне". Ибо главное в ней – "ныне": "Если ныне прислушаетесь к голосу Его". Необходимо сосредоточиться мыслью на настоящем, на том часе, том мгновении, в котором пребываешь, и полностью отрешиться от предстоящего часа и мгновения, ибо неизвестно тебе, что оно принесет. И это условие долголетия и истинной жизни, которой удостаиваются благодаря страху Б-жьему: "Страх Б-жий прибавляет дней" (Мишлей, 10:27). Ибо сказано: "А ныне, Израиль; чего требует от тебя Всевышний, Властелин твой? Того только, чтобы ты боялся Всевышнего, Властелина твоего" (Дварим, 10:12). И сказано: "А ныне, Израиль, слушай постановления и законы..." (Дварим, 4:1). Каждый сын Израиля должен весьма стремиться установить связь того времени и того мгновения, в коем он пребывает, с Б-гом, поднять время превыше времени. Этого удостаиваются только посредством Торы и молитвы, главным образом посредством молитвы.
"И так должны делать все, на любой ступени стоящие, великие цадики, которые должны восходить всякий раз со ступени на ступень, и самые низкие, которые должны воскрешать себя силой истинных цадиков, и это означает только одно: "А ныне, Израиль, (слушай законы)...", ибо человек, который захочет много размышлять о происходящем с ним и беспокоиться о том, что будет, может сойти с ума, Б-же упаси. Все его житье-бытье должно быть только "ныне", чтобы всякий раз уловить мгновение, когда можно удалиться от зла и ухватить хоть крупицу добра" (там же).
'Тот, у кого есть хоть немного разума, поймет, что времени вовсе нет. Ибо прошлого – нет, будущего – все еще нет, а настоящее – как взмах ресницы. Следовательно, время человеческое сводится к тому быстролетному мгновению, в котором человек пребывает. Таким образом, каждый человек, где бы он ни находился, пусть даже в преисподней, упаси Б-же, может прилепиться к Всевышнему в любое мгновение, когда он этого пожелает".
7. "...И услышат далекие и придут"
Откровение Мессии произойдет лишь через цадика поколений, чья душа заключает в себе все души и светит им всем своими молитвами, советами и наставлениями. О чем идет речь? О том, что когда души опознают своего отца и предводителя, они слушаются его и идут по пути, который он им указывает.
Но как произойдет исправление всех тех душ, которые вообще не знают цадика своего поколения или не отзываются на его призыв не по злому умыслу и упорству, но по недомыслию и бесчувственности? Как придет спасение последнего освобождения к великому множеству людей, "не умеющему отличить правой руки от левой?'
Допустим, что Израиль освободится. Но что произойдет с остальными народами, со всем миром?
Раби Нахман – единственный из всех взыскующих Мессии и возвещающих о его пути, кто указал почти осязаемые и явные пути, на которых можно постигнуть, как Всевышний "возьмет сердце каменное у злых, у худших из сынов Израиля" (Йехэзкэль, 11:19) и даст "народам уста чистые, чтобы все призывали имя Всевышнего" (Цфания, 3:9), – и как прольет царь-Мессия преизбыток своего света на очень далеких от него по роду, по языку, по мудрости и по обличью, по обычаю и привычкам, по религии и по образу жизни.
Эти слова встречаются во многих книгах раби Нахмана, но если собрать их воедино, они примут вид цельного учения о законах самого высокого и возвышенного духовного воздействия, учения, сочетающегося с особым мистическим пониманием корней души и перевоплощения душ и той тайной и сокрытой связи, которая существует между душами сынов Израиля, какими мы их наблюдаем воочию, и душами Израиля, заточенными в темницу и плененными, захороненными и сокрытыми. Души плененные в среде разных народов страдают и мучаются, не зная совершенно причины этого, пока не засветится над ними свет Израиля, и особенно свет последнего истинного цадика, царя-Мессии.
"Когда человек находится далеко от своего ближнего, – учит раби Нахман, – его речь не может быть услышана, приходится писать письмо. Точно так же надо послать письмо народам, пока они не смогут нас услышать, хотя они и далеко. Ведь сущность распространения звука состоит в том, что буквы, когда их произносят, отображаются в воздухе и воздушные потоки соударяются друг с другом, пока не достигнут уха внимающего. Поэтому, если воздух чист и прозрачен, речь говорящего человека слышна на далекое расстояние, как мы это знаем вполне определенно. Но когда бушует буря, невозможно ничего услышать, потому что ветер смешивает и разъединяет частицы воздуха, и они рассеиваются, так что другой человек не может услышать голос, и того менее саму речь.
Любовь к людям очищает воздух, и чем больше люди любят друг друга, тем больше распространяется чистого и спокойного воздуха, потому что любовь – это прилепление духа к духу, то есть духа любящего к духу любимого, а это значит, что воздух покоится, ибо ветры утихомириваются, столкнувшись друг с другом. Ибо нет больше злого ветра, называемого ненавистью, который разделил бы их. А злой ветер – это ненависть. Завихрения воздуха делают речь неслышной. Любовь и дружество успокаивают и очищают воздух, и речь раздается на большое расстояние. Достигается это посредством цедака (благотворительности). Когда воздух спокоен и чист, то если говорит тот, кто владеет священным языком, – а это язык, начертанный и отображенный в воздухе, ибо "язык мой – трость скорописца" (Псалом 45), – тогда речь слышна далеко. Ибо сказано: "Слух о нем идет по всем странам" (Эстэр, 9:4). По причине того, что воздух спокоен и чист, речь распространяется далеко и записывается – в каждой стране на языке ее. И тогда язычники обнаруживают в своих книгах обратное своей вере, как это установили некоторые новообращенные, принявшие еврейство – а того, что открыли в своих книгах обратное своей (прежней языческой) вере".
Но как это случилось, что одни нашли в своих книгах обратное своей вере, обратились и признали веру Израиля, а другие ничего не нашли и остались в своей вере?
"Знай, что это происходит – а добра, захваченного12 ими, т. е. частей души Израиля, захваченных ими, ибо добро есть только в душе Израиля. Вначале добро, захваченное ими, еще помнит, что пришло оно из места святого и весьма высокого, но впоследствии язычники одолевают его и порабощают, пока не наденут на него оковы и пока оно не забудет о своем величии. Однако при посредстве израильской речи, звучащей и записанной в их книгах, плененное добро обнаруживает в них обратное языческой вере. И тогда припоминает добро о своем высоком происхождении, о том, что оно состоит из осколков душ Израиля, ради которых сотворены все миры, и что "они творцы и обитатели Нэтаим и Гедэры (насаждений и ограды), при Царе жили они там" (Диврэй – мим, I, 4). Ибо Всевышний, да будет Он благословен, советовался с душами Израиля, прежде чем сотворить мир. И тогда начинает добро горевать и тосковать: оно низвергнуто со столь высокого места и пребывает в оковах, плененное язычниками, ему угрожает гибель и исчезновение, упаси Б-г! И добро решает вернуться на свое место. А когда оно начинает возвращаться на место, оно еще и увлекает с собой язычников, отрывая их от зла. Этим объясняется, что неевреи принимают еврейскую веру".
"И знай, что иногда, когда зло видит, что добро вожделеет вернуться на свое место, язычники с новой силой подавляют его. Они еще тщательнее скрывают его, вводят добро в свои сокровенные мысли, начинают размышлять о добре, – а этого оно оказывается в еще более глубоком сокрытии. Добро выходит наружу благодаря деторождению, ибо добро таится в мыслях, в мозгу, от которого исходит порождающая сила. Поэтому добро выявляется в детях13. В следующем поколении силы зла не способны одержать верх над добром. Добро выходит наружу – так появляются новообращенные". (Поучение "И было, они опорожняют мешки свои", "Ликутэй Моаран", 17).
Истинный цадик излучает свет, проникающий в души далеких людей, а также в души далеких народов – не только через любовь, силой которой он создает огромное пространство чистого воздуха, по которому он посылает свое слово-воздействие с быстротой молнии, но и своими напевами и своими необычайными рассказами.
О великом значении мелодии и ее воздействии не только на видимый мир и на проявляющиеся открыто силы души, но и на высшие миры и на сокрытые силы души много говорится в беседах и рассказах раби Нахмана. Мы ограничимся здесь чудесным отрывком из поучения "Пришел к фараону" ("Ликутэй Моаран", 64):
"И знай, что посредством мелодии цадик, на ступени Моисея, поднимает души из пустого пространства неверия, куда они пали. Знай, что для всякой мудрости в мире отведено свое время и своя особая мелодия. Из этого напева, из этой песни исходит эта мудрость – в соответствии со сказанным: "Пойте маскиль" (Возможен перевод: "Пойте разумно") (Псалом 47). Даже у мудрости неверия есть своя мелодия, свой напев... Мудрости более высокой ступени присуща мелодия более возвышенная, в соответствии с ее ступенью, и так все выше и выше, до исходной точки творения, с которой началась эманация вышнего света и выше которой ничего нет. Никто не охватит мудрости, сосредоточенной в ней, кроме как свет Бесконечного, охватывающий все внутреннее пространство... Мудрость, заключенную в свете Бесконечного, невозможно познать и постичь, ибо Бесконечный – это Сам Благословенный, а Его мудрость совершенно непостижима. Дано нам лишь верить в Него, Благословенного, Чей бесконечный свет объемлет все миры и охватывает все. У веры тоже есть свой напев, своя мелодия. (Мы видим, что даже ложные верования язычников имеют свои особые мелодии, звучащие в их молитвенных домах). У каждого верования в сфере святости есть свой напев и своя мелодия. Они есть и у высшей из всех вер и всей мудрости, какие только есть на свете, – у веры в сам свет Бесконечного, объемлющий все миры. И этот напев выше всех песен и мелодий, присущих всякой мудрости и вере".
"В будущем, когда все народы призовут Всевышнего и все уверуют в Него, Благословенного, тогда исполнится сказанное: "Приди, взгляни с вершины Аманы" (Песнь Песней, 4). "Вершина Аманы" означает ступень высшей веры (Эмуна), о которой шла речь и которая есть вершина всех вер. Слово "ташури" ("взгляни") можно перевести: "спой" ("ташири"). Речь идет о напеве, соответствующем ступени высшей веры. Удостоиться "спеть" его может только цадик поколений на ступени Моисея".
"И когда этот напев прозвучит, поднимутся и освободятся все души, которые пали в неверие пустого пространства. Этот высочайший напев вершины веры упраздняет все напевы внутри самого этого напева, который превыше всего и из которого исходят все напевы".
Как цадик поколений, достигший ступени Моисея-Мессии, светит всем народам и выводит многие души из глубочайшей бездны, так как владеет вселенским напевом, из которого исходят все напевы, которые зачинают, порождают и сопровождают всякую мудрость и всякую веру, и всякую ересь сынов человеческих,- так он возжигает свет для всех душ, погруженных в сон, своими необычайными рассказами.
"Как, исцеляя незрячего, надо запереть его, что бы он внезапно не увидел свет, и из предосторожности свет надо ослабить, – так тому, кто пребывал во сне и во тьме длительное время, когда хотят явить ему Его лик и пробудить его, надо укутать ему лицо повествованиями (сипурэй маасиет), дабы свет не повредил ему внезапно".
"Иной человек отпал от всех семидесяти ликов (семьдесят ликов Торы), так что невозможно пробудить его иначе, как посредством повествований временах изначальных, – ибо все семьдесят ликов семьдесят времен – черпают жизненную силу оттуда от ступени, именуемой Атик ("Древний"), ступени Сияния Лика..." (Из поучения "Хадэй раби Шимъон").
Песнопение цадика поколений, которое суть начало и вместе с тем цель и конец сякой мудрости и всякой веры в этом мире, и "необычайные рассказы былых времен", (сипурэй маасиет) из которых черпают все "Семьдесят ликов Торы", так как они древнейшие из древнейших и восходят к ступени Атик (или ступени "Торы сокрытой изначально") – это в сущности одно и то же. И песнопение, будучи святым молчанием, есть причина того, что Моисей удостоился того, что удостоился, по словам раби Нахмана, так как был наделен даром "святого молчания, которое предшествовало речи", даром Б-жественного молчания, высшим смирением и сосредоточенностью, чтобы внимать Бесконечному. Этой способностью обладает и цадик поколения, выступающий как Моисей-Мессия, и эта способность проявится во все своей мощи и во всем своем великолепии у последнего Избавителя.
8. "И дадут тебе царский венец"
Основное в учении раби Нахмана – поиск путей для прихода Царя-Мессии, и основное в его образах и рассказах – избавление Матрониты (Царевны-Шехины), томящейся в плену у "хицоним" (сил скверны и зла). Все необычайные рассказы раби Нахмана сводятся к одному и тому же мотиву: Второй-после-Царя (он же цадик-Освободитель, а также сам царь-Мессия) ищет пути и тропы, ведущие к золотой горе, где пребывает Матронита, заточенная в жемчужную крепость.
Этот цадик-освободитель – всегда "владыка молитвы"... Он полон беспредельного томления по красоте вышнего мира, Царства, которое, выйдя из темницы в конце дней откроется всякой плоти.
Все завоевания совершит этот "владыка молитвы" лишь силой своего безмерного томления. Тысячи раз будет пытаться он достигнуть своей цели, тысячи раз потерпит неудачу, тысячи раз почти отчается найти Царевну, ибо окажется не в силах выполнить советы, которые она даст ему. В тот час, когда она будит его, он погружен в непробудный сон, потому что он отведал вина в последнее мгновение, когда должно было наступить окончательное избавление и исправление мира (см. "О том, как исчезла дочь Царя"). И все-таки он ни разу не впадет в безысходное отчаяние, но продолжит свои поиски Матрониты, Святой Повелительницы, силой своего великого томления и силой своих рыданий и славословий, которые низвергают неприступные твердыни нечисти в глубины хаоса.
Владыка молитвы явится и сокроется, сокроется и снова откроется. Иногда имя ему человек-росток, он – Давид иногда он – Моисей, первый Избавитель, иногда – "цадик – основа мироздания" в этом потении, иногда в другом поколении. Иногда он – Шимъон бар Йохай, иногда – Аризаль, иногда Бешт...
Народы воюют друг с другом, но за этими войнами шла, вернее, помимо и сверх этих войн, происходит и продолжается другая война, война, которая сокрыта в глубинах миров, – "война Всевышнего против Амалека". И предводительствует в той войне Моисей, который вздымает руки к Всевышнему, Аарон и Гур, поддерживающие его, и Йеошуа, одолевающий Амалека”. И когда окончится эта война, откроется глазам всех народов сам Царь во всем великолепии Своей святости, дочь Царя, доблестный советник, и со всеми ними – владыка молитвы – тот, кто покоряет силой своей жажды и силой своей святой речи, который пленяет души и дарует им незыблемую уверенность, исходящую от Торы.
Все рассказы раби Нахмана, с одной стороны, суть история всего бытия, а с другой – история самой его жизни – не внешняя история его жизни и даже не история обычной внутренней жизни, но история его потаенной жизни, высшей духовной жизни, жизни возвышенной души, которая низошла в мир, чтобы исполнять работу исправления, поднять павшие души, вести войну во имя Всевышнего и обозначить путь к последнему избавлению.
Чтобы углубиться в жизнь раби Нахмана и в его Учение и осмыслить его деяния, надо отбросить всякого рода современные теории и всякого рода "просвещенные" взгляды. Тогда вы увидите и убедитесь, что в известном смысле, сам раби Нахман – тоже Второй-после-Царя, который ищет плененную дочь Царя, что он сам – тот богатый купец, который спасает жену бедняка ("История о богатом купце и бедняке") от воинства генерала и прячется с ней в канаве и микве, в пруде и роднике, в ручье, в реке и в озере. И он тоже – сын того бедняка, "юноша", который пережил много приключений, прежде чем женился на дочери богатого купца, ставшего царем. Раби Нахман из Браслава, в субъективном аспекте, – сам один из своих "нищих", и он – "семеро нищих", вместе взятых, – в том же смысле – он также хазан, то есть владыка молитвы последних поколений перед приходом самого великого из владеющих молитвой – последнего Избавителя...
Варшава, 5696 (1936) год.
торговые витрины . Смотрите подробности audemars piguet на сайте.