   |
Перед Вами электронная версия книги "Улицы хранят память", д-р. Р. Неер", изд-во
"Амана"
Подробнее об издании этой книги и возможности ее приобретения – здесь.
Zip-файл >>
Столько улиц в городах Израиля от Кирьят-Шмона до Ашкелона, от Герцлии до Офаким, от Нетании до Ашдода и, разумеется, до Иерусалима и Тель-Авива, названо его именем, что устанешь их перечислять. Откуда такая популярность и как может быть такое единодушное отношение к раввину наших дней, когда в Израиле общество столь плюралистично в вопросах религии?
Дело в том, что рав Аврагам-Ицхак Гакоген Кук (1865-1935) был раввином вне какой-либо общины. Представитель самой строгой восточноевропейской ортодоксии по своей набожности, эрудиции, образу жизни, даже одежде – традиционная шапка, отороченная мехом, – он в то же время отнюдь не отворачивался от современного мира и был сторонником национального возрождения, другом всех верующих и неверующих.
В противоположность многим своим коллегам в те годы, он почти уже сорокалетним уезжает навсегда в Эрец-Исраэль, причаливает в порту Яффо, становится ее раввином, когда национальное возрождение в турецкой Палестине считалось в кругах йешив чуть ли не ересью.
Позднее, став главным раввином Иерусалима, а потом и главным ашкеназским раввином подмандатной Палестины, он идет против течения, признавая светский сионизм. Его дружеские визиты в самые нерелигиозные киббуцы и мошавы, его уважение ко всяким направлениям среди горячих ревнителей религии превратили его в почитаемого учителя. Всю свою жизнь он заботился о единстве еврейского народа, покоящемся на многовековой традиции.
Перипетии его жизни, знакомство с великими раввинами способствовали развитию всех качеств, благодаря которым он стал раввином вне какой-либо общины.
Родился он в еврейском местечке в Латвии, которая была тогда под властью России. С раннего детства он блестяще преуспевал в занятиях Талмудом, что и привело его в Воложинскую йешиву в Белоруссии. В те времена она была самым большим центром по изучению еврейских наук в Европе, в ней было почти 500 ешиботников, приехавших не только из Польши и России, но и из Германии, Англии и т.д.
Когда туда прибыл совсем молодой Аврагам Кук, возглавлял йешиву раввин Нафтали-Цви-Йегуда Берлин, которого обычно называли Ганацив (по первым буквам его имени)1. Ганацив принимал в йешиву только лучших и был чуток к современным ему проблемам, что было редкостью для йешив того времени. Он сочувствовал движению "Хибат Цион", ("Любовь к Сиону"), которое сформировалось в России в 1881г. при активном участии Пинскера, Лилиенблюма и других. Вместе с тем он очень заботился о сплоченности еврейских общин ввиду тенденций отхода от иудаизма, опасность которого он ясно понимал. Он полностью противился идеям своего современника
Шимшона-Рафаэля Гирша2 из Франкфурта, который стремился к созданию отдельных ортодоксальных общин. Молодежь, воспитывавшаяся в Воложине, не должна была закрывать глаза на все эти проблемы, а, наоборот, быть религиозными лидерами, справляющимися с требованиями времени. Все это укрепляло Аврагама Кука в его собственном направлении мыслей. Влияние Ганацива на него было не менее существенным, чем влияние Хафеца-Хаима3 (которого он встретил позже) – вда, в другой области.
В Воложине он женился на дочери очень известного раввина Элиягу-Давида Рабиновича-Теомим из Поневежа (Польша). Как было принято в те времена, молодожены поселились у родителей жены. Раввин Рабинович-Теомим и сам был заинтересован в обновлении Эрец-Исраэль (позже он переезжает в Иерусалим): Святая Земля жаждет Торы, те, кто ее изучают, должны ее туда принести.
В Поневеже Аврагам Кук продолжает свое талмудическое образование, но читает и современные еврейские книги и журналы на иврите и по-немецки. Он много размышляет о кризисе иудаизма в конце XIX века, когда евреи все больше и больше отходят от традиций. Молодых привлекают светские науки, и они уходят из йешив, из слишком замкнутого мира. Аврагам Кук не хочет мириться с пассивностью почти всех тех, кто ответственен за йешивы, полагая, что кризис может иметь катастрофические последствия для еврейского народа.
В 1888 году, когда ему было 23 года, он занял пост раввина в местечке Хермалисе (Литва), а через шесть лет – в Бауске (Латвия). Все эти шестнадцать лет прошли относительно спокойно. Он пишет, преподает. Его известность быстро возрастает и выходит за пределы местечек, где он живет.
В 1904г. году он принимает важное решение. Отклонив лестные предложение поста раввина в Вильно и в Ковно, он принимает этот пост в Яффо, куда и прибывает, точно отдавая себе отчет, с какими огромными проблемами это связано.
Маленькая страна с тонкой прослойкой еврейского населения (около 80 000) и при этом раздираемой раздорами. Даже внутри "религиозного" клана страшный антагонизм: хасиды и митнагдим, приверженцы национальной религиозной партии "Мизрахи" (которая только что образовалась (1902 г.) в рамках Всемирной сионистской организации) и противники всякой национальной идеи. Последние вскоре сгруппировались вокруг "Агудат-Исраэль", образованной в Германии в 1909г.
Рав Кук старается оставаться вне партий и враждующих между собой групп. Он хочет быть раввином всех. В Яффо, еврейское население которой значительно увеличилось после гонений 1905г. в России, у него дел выше головы. Он ежедневно читает курс по Талмуду и еврейской философии. Вместе с "Мизрахи" он основывает в Яффо и в Иерусалиме школы, где проводится традиционное талмудическое обучение, как в йешивах, и общеобразовательное – как в лицее. Он отвечает на запросы, которые ему шлют со всех концов света.
Не примыкая к "Агуде", но в уступку некоторым друзьям он соглашается присутствовать на втором заседании "Агуды", которое должно состояться в Берлине в 1914 году. Рав Кук покидает Яффо в конце июня 1914 года. В Берлин он прибывает за несколько дней до начала войны.
После второго августа (когда началась Первая мировая война) его как русского подданного и выходца из вражеской страны посадили в тюрьму. Благодаря стараниям немецких раввинов, его выпустили при условии, что он покинет страну. Вернуться в Эрец-Исраэль невозможно, все пути закрыты. И рав Кук находит убежище в Швейцарии, где семья одного из приверженцев приютила его в маленьком городке Санкт-Галлен, и он там прожил больше года. Воспользовавшись этим вынужденным отдыхом, он написал несколько своих самых важных очерков.
В начале 1916г. еврейская община Лондона приглашает его стать ее раввином, и он сразу же соглашается. В Лондоне он снова активно участвует в еврейской жизни, но продолжает писать. Он вступает в спор вокруг Декларации Бальфура (ноября 1917г.) и сурово осуждает тех, кто, будучи ассимилированными или крайне религиозными, эту Декларацию подвергают оголтелой критике. В письме, которое он рассылает, чтобы его читали субботним утром во всех ортодоксальных синагогах Лондона, он пишет так: "Выяснять вопрос о том, национальная или религиозная основа у еврейского существования – все равно, что ломать комедию. Мы знаем только один иудаизм – целостный". Этот текст, написанный без обиняков, следовало бы привести полностью. Он нисколько не утратил своей актуальности.
После возвращения в Эрец-Исраэль, тогда уже подмандатную, его выбрали главным раввином Иерусалима, а в 1921 году, – всей Палестины, когда англичане ввели такую должность. Но в некоторых раввинских кругах Иерусалима и Бней-Брака у него были противники, которых шокировали его посещения нерелигиозных киббуцев.
А он, наоборот, раскрывал сердце и дом всем. Вечерние занятия накануне праздника Шавуот – двери его скромного дома в Иерусалиме распахнуты настежь. С девяти вечера до зари он обучает каждого, кто хочет его слушать, и повторяет свою любимую максиму: "Второй Храм был разрушен – беспричинной ненависти между евреями. Чтобы его восстановить, нужна беспричинная любовь между ними."
Смерть пришла к нему, уже больному, в 70 лет. Вызвали знаменитого иерусалимского врача, совершенно неверующего, пытаясь его спасти. Рав Кук сказал ему, улыбаясь: "Надеюсь, недалек тот день, когда евреи – великие специалисты в своем деле – будут еще и великими евреями."
Его смерть была тяжелой утратой для всей страны. Его любили и самые смиренные евреи, и самые высокопоставленные англичане, он умел прислушиваться к самым различным мнениям, никогда не отступая от своей непоколебимой преданности повелениям Торы.
Сионизм для него был залогом сплочения еврейского народа на своей земле. Но этот залог не может выполнить своего назначения, если его не наполнит пламень души. Неверующие сионисты – они же рабочие, которые строят Святая Святых; без этих тружеников с неутомимыми руками и "нерелигиозными" мыслями "пастырю" не найти своего истинного места и не выполнить своего назначения. Но и рабочие не имеют права думать, что их чисто физического труда достаточно для прихода Машиаха.
Немного сочинений рава Кука вышло при его жизни. Его богатое творчество, включая замечательные стихи, было обнаружено через много лет после его смерти. Труд "Шабат гаарец" был опубликован в 1937г. Но в основном его большие произведения появились с помощью его сына Цви-Йегуды Кука, начиная с 1955г. Назовем лишь "Орот гатшува", (1955г.), "Орот гакодеш" (три тома, 1963-64), "Игрот тарах" (три тома, 1962-65).
Очень большая йешива в Иерусалиме названа в честь него без упоминания его имени: "Мерказ га-рав", ибо для многочисленных последователей он был и остается по преимуществу Равом, и нет нужны называть его по имени.
Примечания
1. Улица Берлина в Иерусалиме наводит на мысль и о раввине Нафтали-Цви-Йегуде Берлине (1817-1893), и о его сыне Хаиме Берлине, переехавшем в Иерусалим и возглавившем большую йешиву. Религиозный киббуц в Бейт-Шеане назван именем отца: Эйн-Ганацив.
2. Раввин Шимшон-Рафаэль Гирш (1808-1888). Улица его имени есть в Бней-Браке.
3. Израиль-Меир (1838-1933) всегда называется по названию его самой известной книги "Хафец-Хаим". Его авторитет в области религии был бесспорно значительным в еврейском мире первой половины ХХ в. Он прожил очень скромную жизнь в местечке Радунь (около Гродно) в Белоруссии. Один из основателей партии "Агудат-Исраэль", он был противником сионизма, что не мешало назвать его именем улицы в Иерусалиме, Тель-Авиве, Бней-Браке. Есть и религиозный киббуц его имени.
Видный английский политик, Бальфур, возможно, никогда не сыграл бы столь важной роли, как подписание Декларации, которая носит его имя, если бы за одиннадцать лет до этого между ним и Хаимом Вейцманом не состоялась беседа, оказавшаяся решающей.
В 1906г. в Великобритании проходили выборы. Опытный политик Бальфур был премьер-министром как раз в 1903г., когда его министр колоний Джозеф Чемберлен предложил Герцлю создать еврейское государство в Уганде. К своему большому удивлению, Бальфур узнал, что евреи не согласились, и сказал одному из своих друзей, что ему, Бальфуру, было бы любопытно познакомиться с одним из этих евреев, которые отвергли предложение: "Он не понимает их мотивов.
Организовывая предвыборную кампанию, Бальфур отправился в Манчестер. Там оказался Хаим Вейцман. Он был известен как один из противников проекта Уганды. По просьбе их общего друга Бальфур принял Вейцмана, хоть и был очень занят. Беседа, которая должна была занять несколько минут, продлилась час. Вейцман о ней рассказывает в своих воспоминаниях: "Он спросил меня, почему некоторые евреи-сионисты так упорно протестовали против Уганды. Британское правительство ведь действительно хочет сделать что-нибудь, чтобы облегчить бедственное положение евреев. Я долго толковал ему о значении сионистского движения, о его духовной сути, объяснил, что вне глубокой религиозной убежденности, выражаемой в современных политических терминах, ничто не может обеспечить жизнь этому движению; что эта убежденность зиждется на Палестине, и только на ней. Если бы Моисей, добавил я, приехал на Шестой конгресс, когда некоторые уже были готовы принять резолюцию в пользу Уганды, он наверняка еще раз разбил бы Скрижали...". Но Бальфур оставался равнодушным.
Тогда я ему резко сказал: "Господин Бальфур, если бы я предложил вам Париж вместо Лондона, вы согласились бы?"
Он помолчал, посмотрел на меня и ответил: "Но, доктор Вейцман, Лондон у нас есть".
"Верно, сказал я. – о Иерусалим у нас был, когда на месте Лондона были еще болота".
Он подался вперед и, продолжая внимательно смотреть на меня, сказал две фразы, которые я прекрасно запомнил. Первая: "И много евреев думают, как вы?"
"Полагаю, – сказал я, – то выражаю мнение миллионов евреев, которых вы никогда не встретите и которые сами высказаться не могут, но с которыми я мог бы прокладывать дороги в стране, откуда я приехал".
Тогда он сказал вторую фразу: "Если дело обстоит таким образом, вы станете серьезной силой".
Незадолго до моего ухода Бальфур сказал: "Странно: евреи, которых вижу я, совсем другие". "Господин Бальфур, сказал я, – это потому, что вы не видите настоящих евреев".
В годы перед Первой мировой войной разница между ассимилированными евреями-несионистами и теми, кто как Вейцман и многие другие, страстно хотели вернуть евреям родину их предков, была уже четко видна. Последним отныне были отданы симпатии Бальфура.
Невозможно тут рассказать о всех переговорах, которые предшествовали Декларации Бальфура. Скажем только, что те сионисты, которым она обязана своим появлением, – это Хаим Вейцман и его друзья, а члены британского правительства, которые способствовали ее появлению, – это несколько государственных деятелей, среди которых на первом плане стоят Ллойд-Джордж и Бальфур.
В разгар войны, в декабре 1916 г. сменилось правительство: Эсквит был свергнут, и премьер-министром стал Ллойд-Джордж. Он сделал Бальфура министром иностранных дел. Отныне переговоры о будущей Декларации оживились. Однако возникло неожиданное препятствие, когда лорд Монтегю, совершенно ассимилированный еврей и антисионист, вошел в правительство Ллойд-Джорджа в июле 1917г. Это – него и некоторых других в Декларации появились некоторые неопределенности, потому что в то время и в той стране, как и в других странах и по другим поводам, некоторые евреи требовали принятия мер против того, что большинству представляется жизненно важным для еврейского народа.
На самом деле Декларация Бальфура – это просто письмо на английском языке, подписанное Артуром Джеймсом Б альфу ром на бланке Министерства иностранных дел, датированное вторым ноября 1917г.
Письмо адресовано лорду Уолтеру Ротшильду, горячему сионисту, члену Палаты лордов и вице-президенту Ассамблеи представителей английских евреев. Один из негативных результатов вмешательства лорда Монтегю состоял в двойственной формулировке. Первый вариант, принятый Бальфуром, обещал, что "Палестина будет национальным еврейским очагом". Вторая версия, принятая после вмешательства министра лорда Монтегю, которую Бальфур и вынужден был принять, обещала, что "еврейский национальный очаг будет в Палестине". Это изменение в одно слово открыло возможность для всех последующих территориальных изменений1.
Как бы то ни было, Декларация Бальфура была принята с великой радостью всеми сионистскими кругами. Но она была еще и козырем для поддержания британский притязаний на Палестину. Не нужно забывать, что тогда война шла еще полным ходом. Франция и Англия надеялись на победу (которой еще не было) а с нею и на разрушение Турецкой империи, союзницы Германии. Франция и Англия стремились завладеть Палестиной и Ливаном – ключевыми районами, соседствующими с Суэцким каналом и господствующими над восточным Средиземноморьем.
Историки еще и сегодня задаются вопросом, была ли Декларация Бальфура (которая в 1920г. была утверждена на мирных переговорах) плодом идеализма или политических интересов.
Заинтересованность самого Бальфура была двойной: с точки зрения подлинного сочувствия делу сионизма, зародившемуся в нем со встречи с Вейцманом в 1906г., о которой было сказано выше, и вместе с тем с точки зрения политического интереса – впрочем, вполне законного для Англии. г
Создание еврейского национального очага под опекой Британии привело к бурному экономическому развитию. Нарастает строительство – новые кварталы с улицами Бальфура появляются в Иерусалиме и Тель-Авиве, в Хайфе, Нетании, Нагарии, Ришон-Леционе, Беэр-Шеве, Петах-Тикве, Кфар-Саве и Рамле.
В 1922г. в долине Изреэль был создан мошав под названием Бальфурия. В Галилее посажен большой лес в честь Бальфура.
Открытие Еврейского Университета на горе Скопус состоялось в 1925г. Бальфур был почетным гостем на этой торжественной церемонии. Он был счастлив увидеть, как развивается еврейский национальный очаг, появившийся благодаря его подписи. О Декларации он сказал: "Это лучшее, что я сделал в своей жизни".
Когда в 1930г. в возрасте 82 лет Бальфур умер, весь еврейский мир был в глубоком трауре. Появились еще улицы его имени.
Воспоминания о политических деятелях часто улетучиваются вместе с очередными выборами. Возможно, в Англии Бальфура не очень чтут. Но в Израиле его имя остается навсегда почитаемых, потому что оно принадлежит человеку, которому Израиль многим обязан, и евреи хранят ему верность.
Примечания
1. В частности, в 1921г. вся Трансиордания была дарована эмиру Абдулле, и таким образом была создана территориальная база для будущего Иорданского королевства.
Его часто называют отцом литературы на идише. Ибо до него, если разговорный идиш и был распространен в Восточной Европе, литературным языком он не считался. И действительно, кроме газет на среднем уровне и книг религиозного содержания (главным образом, для женщин) очень мало было написано на идише на высоком уровне. Иногда просвещенные евреи писали на языке своего окружения, но гораздо чаще – на иврите. Да и Менделе начал свою литературную карьеру на иврите.
В 1860г., когда ему было 25 лет, вышел его "Мишпат шалом" ("Мирный суд"). Семью годами раньше возрождение ивритской литературы было отмечено успехом, выпавшим на долю романа Аврагама Maпy "Агават Цион", основанного на рассказах из Танаха. А Менделе с самого первого его эссе интересовался современными евреями. Он был и строгим их критиком, и задушевным их бытописателем.
Потому он и перешел на идиш, язык своего народа, чтобы "превратить эту Золушку, – как он говорил, – в настоящую даму". Однако он продолжал писать и на иврите – временами чаще, чем на идише, временами реже.
Своего рода двоякий писатель и двоякая личность, что отражено в его псевдониме Менделе Мойхер-Сфорим (Менделе – одавец книг).
Менделе родился в 1835г. в семье Абрамовичей в белорусском местечке, и назвали его Шалом-Яаков. Отец умер, когда ему было 13 лет. Юный Шалом-Яаков, уже весьма сведущий в Талмуде, продолжал религиозное образование во многих йешивах Волыни и Украины. Жил он крайне бедно и ощущал себя частью тех бедных и богобоязненных евреев, которых он потом описывал в своих произведениях как на иврите, так и на идише. После окончания учебы он стал учителем.
Он прожил одиннадцать лет в Бердичеве, двенадцать – в Житомире, два года – в Женеве и наконец переехал в Одессу, где и прожил тридцать пять лет до самой смерти в 1917 году, когда ему было 82 года.
Его первое произведение на идише "Дос клейне менчеле" ("Маленький человек") написано в последние годы его пребывания в Бердичеве. Оно печаталось с продолжением в журнале "Кол мевасер", выходившем тогда в Одессе. Успех пришел немедленно и надолго. С тех пор, – сал он в своих автобиографических записках, – "я был самим духом языка идиш... сдабривая его всеми положенными ему специями и приправами. Отныне это была настоящая дама, красивая и изящная, которая одарила меня многими детищами".
Что толкало Менделе писать на идише, когда интеллектуальная еврейская элита презирала этот "жаргон" и старалась создать современную ивритскую литературу? Менделе объясняет это в двух автобиографиях, написанных, впрочем, на иврите: "Решимот летолдотай" ("История моей жизни") в 1889г. и "Баямим гагем" ("В те дни"), впервые вышедшую в 1904 году.
Его тревожит следующий вопрос: когда он пишет на иврите, для кого он пишет? Для своего народа, но большинство евреев не понимает иврита – только идиш. И он решает писать для большинства народа, жаждущего культуры, на идише, не теряя своей репутации ивритского автора. Он знал, что вызовет на себя огонь критики, когда будет писать на идише. Распри по поводу преимущества иврита перед идишем начались с его первых рассказов на идише и длились до первой четверти XX века, когда иврит утвердился как официальный язык еврейского возрождения в Палестине, возрождения языкового и литературного, еще более утвердившегося с образованием государства Израиль в 1948г.
Самая известная повесть "рассказчика на идише", конечно же, "Фишке дер крумер" ("Фишке-хромой"), 1869г. Герой повести – Фишке, который хромает, но колесит по всей России и Польше (как и Менделе в молодости). Ни завязки, ни развязки – осто яркая картина еврейского обнищания в России, написанная рукой мастера, произведение мирового значения.
Популярный рассказчик, Менделе и потрясающий реалист, и безжалостный сатирик. Намеренно отойдя от изысканного искусства, к которому стремились сторонники иврита того времени, он обращается к сердцам своих читателей, и каждый узнает себя или своих родичей, или соседей в персонажах, которых писатель делает живыми.
Тому пример Биньямин в "Путешествии Биньямина III". Родившись в Тунеядовке, вымышленном городке в Галиции, Биньямин мечтает стать великим путешественником, как знаменитый Биньямин из Уделы, пересечь моря, попасть в Эрец-Исраэль... Отправился он, не предупредив никого, даже жену. Он чувствует себя сильным и смелым, как Александр Македонский. Он скоро станет славой Тунеядовки. Но, очнувшись за пределами своего местечка, которое до того он ни разу в жизни не покидал, он сразу же ударился в панику, поскольку услышал позади себя голос и конский топот: он представил себе страшнейшего из разбойников, который, конечно же, ограбит его и перережет ему горло. Мертвый от страха, он упал в обморок. Придя в себя, он увидел, что лежит в повозке доброго крестьянина, который в конце концов привез его, смущенного, в Тунеядовку, где жена и все местечко уже считали его жертвой погрома и называли "Биньямин – бедный мученик". Так это прозвище к нему и прилипло, хотя он вернулся живым и невредимым из своего грандиозного путешествия за три километра от Тунеядовки.
Этот тип храбреца на словах стал общечеловеческим. Те, кто читал Альфонса Доде, немедленно увидят сходство между Биньямином III и Тартареном из Тараскона.
Но Менделе занимали также специфические конфликты между евреями. Свои глубокие анализы он писал чаще всего на иврите. В эссе "Перед судом небесным и перед судом земным" (по начальным словам торжественной молитвы в Йом-Кипур) он сталкивает сторонников Гаскалы, самых строгих сторонников соблюдения всех предписаний и тех, кого еще называли "Ховевей Цион" и которые потом стали сионистами. Он излагает мотивировки каждый стороны. Хотя их аргументы сегодня можно считать устаревшими, поскольку прошло больше века, да еще такого, который глубоко изменил жизнь еврейского народа, этот глубокий антагонизм между евреями сохранился; рассматривая проблемы в исторической перспективе, он тем самым разбирает проблемы наших дней в их истинном объеме, который нельзя ни недооценивать, ни преувеличивать.
В еврейскую историю Менделе вошел, но участия в ней не принимал. Правда, в различные периоды своей жизни Менделе разделял одну за другой эти идеологии, безжалостно критиковал окружавшее его еврейское общество, но не выдвигал никакого решения. Он писал с любовью и с юмором, иногда с глубокой печалью, но не пророчествовал. Он прекрасный рассказчик, но не моралист.
В 1909г. семидесятипятилетие Менделе праздновалось как большое торжество. В Вильно, в Лодзи, в Белостоке и в Варшаве – везде его встречали овациями. Его называли "дедушкой", и писатели на идише следующих поколений жадно внимали этому неистощимому рассказчику. Менделе, по словам его биографов, не любил молчать и другим не давал говорить. Он рассказывал так же замечательно, как и писал, и его устные рассказы отличались необыкновенным обаянием.
Но Менделе старел. "Грустно быть дедушкой", писал он Шолом-Алейхему, которого считал своим духовным внуком. Ему становилось все трудней писать. Феноменальная память слабела.
Война 1914г. была последним испытанием. Евреи ушли в русскую армию; среди "внуков" были убитые и раненые. Все это он переживал тем более остро, что прекрасно понимал: если война несчастье для всех, то Для русских евреев она двойное несчастье. "Почему и во имя чего умирает еврейский солдат? Просто так. Умирать просто так – то может быть ужаснее! У нас есть единственное право на этой бесчеловечной родине: право быть убитым и в мирное время, и на войне, право быть уничтоженным во время погрома по приказу царя-батюшки или погибнуть за него на фронте".
Эти мысли, которыми он делился с верными друзьями, окрасили печалью последние месяцы его жизни. Он умер в Одессе в 1917г., после октябрьской революции, которая не уменьшила его страхов за свой народ, за простых евреев, которых он так любил.
Его “внуки” воздали ему должное в Израиле. Его именем названы улицы в Иерусалиме, Тель-Авиве, Нагарии, Нетании, Ашдоде, Холоне, Хайфе, Реховоте, Бат-Яме и т.д. Иногда они называются просто “Менделе”, иногда "Менделе Мохер-Сфарим". Но повсюду его любят, читают, узнают себя во многих его персонажах – отому что если события изменяют мир, то человеческая природа меняется крайне мало.
Примечание
1. Биньямин из Туделы отправился в конце XII в. из Испании в путешествие по всем еврейским общинам Средиземноморья. Его путевые заметки на иврите – сточник свидетельств. Улицы его имени есть в Тель-Авиве и Иерусалиме.
Он умеет заставить смеяться даже в минуты самых горьких перемен в жизни; его персонажи полны юмора и неожиданностей. Он безусловно самый популярный писатель на идише конца XIX – начала ХХ в.в.. Его именем названы улицы, пожалуй, во всех городах Израиля: в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе, Беэр-Шеве, Кфар-Саве, Рамат-Гашароне, Раанане, Холоне, Кирьят-Ате, Ришон-Леционе – всех не перечислить.
Шолом-Алейхем – это псевдоним, под которым его знают во всем мире. Настоящее его имя Шолом Рабинович. В своих "Мемуарах" он объясняет, что в молодости решил писать под псевдонимом, чтобы скрыть от друзей и даже от отца, что он пишет на идише, потому что все были горячими сторонниками ренессанса на иврите. Несмотря на успех Менделе Мойхер-Сфойрима, они еще не считали идиш литературным языком, когда Шолом начал на нем писать. Первые эссе он опубликовал на иврите в солидных журналах "Гацфира" и "Гамелиц", но очень скоро перешел на идиш. Шолом-Алейхем завоевал в мировой литературе еще более прочное место, чем Менделе Мойхер-Сфойрим.
Родился он в 1859г. в Переяславле, вырос в чуть большем городке Воронцове, тоже на Украине, где жили его родители. Там он получил традиционное еврейское образование, но выучил и русский, что позволило ему поступить в русскую гимназию. Родители, довольно состоятельные, обеспечили Шолому, его братьям и сестрам беззаботное детство, но превратности судьбы принесли в дом нужду. А тут еще умерла мать от холеры, когда ему было 13 лет. Отец женился снова, и вторая жена стала детям настоящей мачехой. Первое эссе на идише – это юмористическое изложение всех шпилек, которыми мачеха "подкалывала" детей своего мужа.
Окончив гимназию, он, как большинство молодежи из бедных семей того времени, искал место репетитора в богатой семье. В 18 лет с пустым животом, хорошо зная нужду, которую он потом будет описывать в своих произведениях, он получил место репетитора недалеко от Киева в зажиточной еврейской семье Элимелеха Лоева. Меньше чем через два года Элимелех отказал ему от дома – когда заметил, что его дочь Ольга и бедный репетитор влюбились друг в друга.
Какое-то время Шолом утешался тем, что его первые рассказы принимали в газеты на идише, и они имели успех. Шолом-Алейхем быстро добился известности и заработал немного денег. В 1883г., когда ему было 24 года, он смог жениться на Ольге.
Молодожены поселились недалеко от Киева, большого города, который послужил прообразом "Егупеца" в романах писателя. Шолом Алейхем постоянно сотрудничает с "Идише фольксблат", печатает там статьи и короткие рассказы. Пишет много. Самые известные романы того времени: "Стемпеню" и "Йоселе-Соловей".
После смерти свекра в 1885г. он стал богатым человеком и пустился в разные денежные операции, которые, кстати, кончились плохо, что описано во многих его рассказах. Бедный еврей вкладывает свои жалкие рубли в какие-то предприятия и все теряет, потому что его обирают те, у кого рублей больше – вот частая тема его рассказов. Прекрасные мечты, потом финансовый крах, который он воспринимает с юмором, пересыпанным цитатами из Танаха и Талмуда – все это описано необычайно талантливо. Его произведения типично еврейские и вместе с тем совершенно универсальные.
В 1890 году Шолом-Алейхем полностью разорился. Кредиторы его одолевали. Он бежал от них в Румынию и оттуда в Париж. Через полтора года его теща расплатилась со всеми его долгами, и он вернулся в Россию. На сей раз он поселился с семьей в Одессе, а потом переехал в Киев.
Последние годы XIX века были у Шолом-Алейхема самыми плодотворными. Выходят в свет "Тевье-молочник" и "Письма Менахема-Мендла". Менахем-Мендл – вымышленный персонаж, наделенный юмором и неудачами самого Шолом-Алейхема. Оставив жену и детей он едет в большой город Егупец (похожий как две капли воды на Киев). Там его мечта составить состояние обязательно сбудется. Разумеется, все оказывается наоборот. Обмен письмами между мужем и женой составляют роман. Он, мечтатель, уже находит применение будущим деньгам. Она, многодетная мать, стоит ногами на земле, но обладает большим юмором.
Тогда же Шолом-Алейхем начинает сочувствовать нарождающемуся сионистскому движению; он даже пишет несколько брошюр на идише, объясняя в них цель сионизма. Сионистский еженедельник на идише ("Дер ид") вышел в свет в 1899г. после первых сионистских конгрессов. Шолом-Алейхем в нем сотрудничал до конца своих дней (1916г.). Он зарабатывал писательским трудом, но плохо вел свои дела. Несмотря на известность и возрастающий успех, он с семьей жил в настоящей нищете.
Антиеврейский террор 1905г. снова посеял панику среди русских евреев. В Киеве, где тогда жил Шолом-Алейхем, он стал свидетелем жутких погромов в октябре 1905г. и узнал, что в Одессе были еще худшие погромы. Он решил покинуть Россию.
Нужно было прощупать почву в Соединенных Штатах. В Нью-Йорке его приняли с распростертыми объятиями; евреев, прибывших из Восточной Европы и говоривших на идише, там перевалило за миллион. Но это были новые эмигранты, еще бедные, и Шолом-Алейхем понял, что он не сможет тут свести концы с концами.
Разочарованный, он возвращается в Женеву, где временно поселилась его семья. Тревога и разочарование подорвали его здоровье. У него нашли тяжелый туберкулез. Отныне вынужденный находится под наблюдением врачей, он проводит летние сезоны в Швейцарии, а зимы – на итальянской или французской Ривьере.
Постепенно его здоровье восстанавливается, и он в состоянии отпраздновать свое пятидесятилетие. Этот юбилей празднуется во всех еврейских общинах Европы. Создается комитет писателей, чтобы помочь ему получить авторские права от многочисленных газет и журналов, где он печатался. Дело увенчалось успехом и обеспечило ему хорошее материальное положение. Начало издаваться полное собрание его сочинений; это было необходимо, потому что его произведения были разбросаны по самым разным издательствам.
Его сочинения начали переводиться на русский с большим успехом. Некоторые были переведены на иврит, но переводы показались ему недостаточно хорошими. Начиная с 1910г. его переводчиком на иврит стал муж одной из дочерей И.-Д. Беркович1. Делал он эти переводы блестяще. Беркович был и сам талантливым ивритским писателем.
Материальная жизнь стала легче, и годы перед Первой мировой войной оказались очень плодотворными. "Дер блутикер шпас" ("Кровавая шутка") -очень большой роман, написанный в тот период, получил широкую известность в переложении для сцены, пьеса шла под названием "Нелегко быть евреем". Шолом-Алейхем начинает писать автобиографию, но записать удалось только ее начало.
Весной 1914г. он отправляется читать лекции в Россию, затем в Германию. Там его и застает война. Выходец из России – , значит, враг Германии – он вынужден преодолеть миллион трудностей, прежде чем попасть в нейтральную Данию. Много месяцев он живет в Копенгагене в стесненных материальных условиях (отношения со странами, откуда ему приходят гонорары, прерваны войной). Он решает еще раз попытать счастья в Соединенных Штатах и приезжает туда в 1915г. Его ждет горячий прием на огромном собрании в Корнеги-Холл. А денег по-прежнему нет. Но он, тем не менее, продолжает писать. В частности – ьесы по некоторым своим произведениям. Потом он заболел и в 1916г. умер в Нью-Йорке. В день его похорон все еврейские лавки Нью-Йорка были закрыты в знак траура, а за гробом шли сотни тысяч людей.
После смерти он стал еще более знаменитым. Еще при жизни он начал новое издание, более полное, своих произведений, которое вышло в свет уже посмертно. Оно состоит из 25 томов, и еще многие тексты в него не вошли. Но эти 25 томов свидетельствуют об исключительной плодовитости Шолом-Алейхем.
Шолом-Алейхема много читали при его жизни и еще больше – осле смерти. Он переведен на множество европейских языков; и все читатели ценят его неисчерпаемый юмор, психологические тонкости его персонажей, которые типичны для евреев Восточной Европы, но от этого нe становятся менее близки всем людям.
Самый большой посмертный успех выпал, конечно же "Тевье-молочнику". Самые знаменитые актеры с блеском играли эту роль, особенно великий Михоэлс. В 1960г. по "Тевье-молочнику" был написан мьюзикл "Скрипач на крыше", который прославил Шолом-Алейхема буквально на весь мир.
Примечание
1. Йегуда-Дов Беркювич (1885-1967) был уже известны в Западной Европе писателем, когда женился на дочери Шолом-Алейхема в 1906г. Недолго прожив в Варшаве, он 1913г. уехал в США, а в 1928г. – в Палестину. Известить ему принесли его собственные произведения, но ей большую – ереводы на иврит произведений Шолом-Алейхема. Его именем названы улицы в Тель-Авиве и Петах-Тикве.
Того же поколения, что и Шолом-Алейхем, Ицхак-Лейбуш Перец – тоже один из великих писателей на идише, однако совсем другого толка. Его сказки и рассказы менее юмористичны и сатиричны. Он описывает глубину еврейской души, часто подчеркивая ее мистические стороны. Не раз уходя в фантастику, Перец завораживает читателя воображаемым миром, где доброта в конечном счете вознаграждается, традиции чтутся и где простые люди более великие и благородные, чем богатые и ученые.
Его любят за обаятельные истории, за утешение, которое приносит их счастливый конец, за уважение к беднякам и милосердным людям. Почти во всех городах Израиля есть улицы его имени: не только в больших городах, но и в Рамле, Раанане, Ашкелоне, Рамат-Гашароне, Кфар-Саве, Холоне и во многих других.
Ицхак-Лейбуш Перец родился в 1852г. в г. Замосць возле Люблина в Польше, в совершенно традиционной семье. Начал учиться, как все еврейские дети, во всех польских местечках. Но частные учителя ему преподавали ивритскую, русскую и немецкую литературу. Он случайно имел доступ к частной библиотеке, богатой книгами всякого рода и на всех языках. С невероятной жадностью читал он все, что попадало ему в руки: романы, стихи, книги по разным отраслям науки, по географии. Перед ним открылся совершенно новый мир. Он захотел уехать из родного города. Родители противились и рано его женили, как было тогда заведено в тех краях. В 18 лет он уехал с женой в соседний городок, где открыл пивную.
Но его снедало желание писать. Первые вещи он начал сочинять в 14 лет и по-польски, и на идише. Не трудно догадаться, что он манкировал делами, которые ему претили, и писал. Кончилось тем, что он развелся и вернулся в Замосць где, чтобы зарабатывать на жизнь, сдал экзамен по праву и получил диплом юридического советника. Его материальное положение улучшилось, и в 1878г. в 26 лет он женился по любви. На сей раз это был счастливый союз.
Когда Перец жил в Замосце, он писал главным образом по-польски; тогда же в газете "Гашахар" появилось несколько стихотворений на иврите. Погромы, которые в 1881г. прокатились по России, оказали на него, как и на многих других, решающее влияние и еще больше сблизили с еврейским народом и его языком – дишем.
Наветы и козни привели к тому, что его диплом юридического советника был аннулирован. Он уехал в Варшаву, где надеялся найти работу. Его наняли переписывать еврейское население Польши по всем городкам и деревням. Перец добросовестно делал свою работу, но интересовался не столько статистикой, сколько складом ума и образом жизни евреев. Вернувшись в Варшаву, он опубликовал на идише "Картины поездки по провинции'1 (1891г.). Потом он
нашел, наконец, постоянную, но очень скромную работу в управлении варшавской общины и оставался на ней до конца жизни.
В Варшаве он занимался культурной деятельностью и играл в этой области важную роль. Он приобщился не к сионизму, а к социалистическому еврейскому движению. Его стремление создать народную газету на идише такого направления не увенчалось успехом – царской цензуры.
Тогда он выпускает серию "Йомтов блетлех" ("Листки к праздникам"). Между 1894 и 1896гг. вышло семнадцать номеров, в которых в разной форме Перец развивает свои идеи в области воспитания и социализма. Но и это издание запретила цензура.
Участие Переца в делах рабочего класса и еврейского социализма становится настолько заметным, что в 1899г. царская охранка посадила его на много месяцев в Варшавскую тюрьму.
Он написал еще несколько вещей на иврите, перевел на иврит несколько своих произведений с идиша, но отныне стал писать на идише. Конференцию в Черновицах 1908г., посвященную языку идиш, возглавлял он. Там он высказал сомнение по поводу будущего, которого, видимо, нет у иврита. "Язык – не механизм, который можно запустить снова, – явил он. – не верю в мертвые языки для живых народов. Невозможно вернуться к истокам... Без иврита у народа нет прошлого, но без идиша у нас не будет народа".
Его дом в Варшаве служил местом встреч писателей того поколения, таких, как Соколов, и начинающих авторов, как Шолом Аш1. В 1901г. праздновали 25-летие его литературной деятельности; по такому случаю вышло полное собрание его сочинений. Через четыре года вышла первая ежедневная газета на идише в Польше: "Дер вег" ("Путь"). Перец в ней много печатался. Писал он, пока не случился сердечный приступ, заставший его почти с пером в руке утром 1915г. в Варшаве. Последние месяцы жизни были омрачены новостями о страданиях польских евреев в районе ожесточенных боев между немцами и русскими, которые велись с лета 1914г.2
Примечания
1. Шолом Аш (1880-1957) – наиболее известный писатель на идише в годы между двумя войнами. Его роман "Тегилимид" ("Еврей, постоянно читающий Тегилим"), опубликованный в 1934г. и сразу же переведенный на многие языки, принес ему широкую известность, и его считают прямым последователем Переца. Его трилогия "Санкт-Петербург, Варшава и Москва", появившаяся годом раньше, тоже очень известна. В ней в романтической форме описана жизнь евреев в этих городах накануне революции 1917г., во время и сразу после нее. В Тель-Авиве, Петах-Тикве, Нетании и Ришон-Леционе есть улицы его имени.
2. Во время наступления русских на Германию и Австрию в Западной Галиции (сентябрь 1914) и контрнаступлений весной 1915г. сражения проходили в районах, где было очень большое еврейское население. Беженцев были тысячи. К евреям было особо плохое отношение: идиш близок к немецкому, и русские солдаты, принимая их за немецких шпионов, расстреливали многих прямо на месте. Поток беженцев без гроша в кармане заполнил предместья Варшавы. Свирепствовали тиф и холера. В ответ на такое катастрофическое положение в США (до 1917г. сохранявшие нейтралитет) образовался "Америки джойнт дистрибюшн комити". Созданный в 1914 г. для помощи польским евреям в зоне сражений, Джойнт еще и сегодня оказывает неоценимую помощь евреям в бедственном положении.
В Иерусалиме и Тель-Авиве улицы названы в честь этого выдающегося российского скульптора, по происхождению еврея, получившего мировую известность.
Марк (Мордехай) Антокольский (1843-1902) родился в Вильно, в очень бедной семье. Его талант проявился, когда он работал подмастерьем у резчика по дереву, и в 19 лет он был принят в Санкт-Петербургскую Академию художеств. Спустя два года его наградили серебряной медалью за барельеф "Еврейский портной".
В детстве Антокольский получил традиционное еврейское образование, и первые его работы были на еврейские темы. Упомянем, в частности, "Талмудический спор" и очень известный барельеф "Инквизиция".
К тридцати годам Антокольский отказывается от еврейских тем, хотя и не отходит от еврейской традиции. Его скульптуры "Иван Грозный", "Петр Великий" и "Связанный Иисус" принесли ему широкую известность, и он становится придворным скульптором.
Ахад-Гаам упрекает его за то, что он отказался от тем, с которых начинал, но все же вскрывает еврейский характер скульптур Антокольского. Тот действительно старался передать не столько красоту физическую, сколько выразить душу, внутренний мир выражением лица и даже позой своих скульптур.
Его работы выставлены в Эрмитаже, в Русском музее, в Третьяковке. Вершины славы он достиг, когда в 1878г. представил свои работы на Всемирной выставке в Париже.
Вскоре волна антисемитизма, закончившаяся погромами 1881-82гг. была направлена и на Антокольского. Как смеет этот еврей изображать героев русской истории и пользоваться христианскими сюжетами? Его обвиняют в отсутствии таланта и в том, что он продвинулся благодаря влиянию богатых евреев.
Антокольский был уязвлен этой очернительской кампанией. Он решает навсегда оставить Россию и перебраться в Париж, где и прошли последние годы его короткой жизни. Он умер в 59 лет.
Париж конца Х1Хв. и еще больше первой трети ХХ в. стал главным центром искусства. Особенно молодых еврейских художников, как магнитом, притягивала эта столица искусства и богемы.
Так, Амадео Модильяни (1884-1920) приехал в Париж в 1905г., через три года после смерти Антокольского. Модильяни родился в Ливорно, а изящные искусства изучал во Флоренции. В Париже он быстро добился успеха, но знаменитым стал после смерти. Его многочисленные полотна (более 500) и скульптуры приобрели самые большие музеи мира. В Тель-Авиве его именем названа улица.
Хаим Сутин (улица его имени тоже есть в Тель-Авиве) тоже приехал в Париж (в 1913г.) из виленской художественной школы. Родился он в литовском местечке. С детства у него была только одна страсть: рисовать.
Он был из очень бедной семьи, и в Париже ему помогал Модильяни, который и сам-то нуждался. Некоторое время они вместе снимали комнату, точнее мансарду на Монмартре, заселенном художниками. После Первой мировой войны через Модильяни он познакомился с богатым американским любителем живописи. Тот пришел в восторг от работ Сутина и купил у него сразу пятьдесят полотен. Это было блестящее начало. Но, когда в 40-м году нацистская Германия оккупировала Францию, Сутин покинул Париж, скрывался в провинциальном французском городке и умер в 1943г. в возрасте 50 лет.
Йосеф Исраэле (1824-1911) из Голландии жил в Париже недолго. Он занимался в Школе изящных искусств, а потом вернулся в Голландию. Большинство его работ написано на еврейскую тему. Наиболее известное полотно называется "Сын древнего народа". Очень известны также "Еврейская свадьба" и "Шаул и Давид". Его именем названы улицы в Иерусалиме и Тель-Авиве.
Двое других художников, чьими именами названы улицы, были намного больше вовлечены в еврейскую жизнь: Гиршенберг и Лилиен.
Шмуэль Гиршенберг (1865-1908) родился в Лодзе. Почти все его картины написаны на еврейские темы: "Йешива", "Еврейское кладбище", "Вечный жид". В 1907г. он поселился в Эрец-Исраэль и преподавал в иерусалимской школе "Бецалель". В 1908г. он умер в возрасте 43 лет. Его именем названы улицы в Иерусалиме и Тель-Авиве.
Эфраим-Моше Лилиен жил и творил гораздо дольше. Он родился в 1874г. в австрийской Галиции, изучал изящные искусства в Вене, затем поселился в
Берлине. Он был поглощен идеями Герцля и посвятил свое искусство делу сионизма. Умер он в 1925 году. Художник, график, иллюстратор, он был еще и одним из основателей еврейского издательства "Юдишер ферлаг" в Берлине.
Очень известен его портрет Герцля, опирающегося на перила моста через Рейн в Базеле. Этот широко тиражируемый портрет воспроизведен и на израильской марке, выпущенной в 1960г. в честь столетия со дня рождения Герцля. Лилиен же иллюстрировал Золотую книгу "Керен каемет леисраэль". Его рисунки тушью, в которых немедленно узнается автор по ему и только ему присущей манере, украшали сионистские газеты и откликались на животрепещущие события.
Приехав в Эрец-Исраэль в 1905г. на несколько месяцев, он преподавал в школе "Бецалель", где его влияние сказывалось и потом. В Тель-Авиве есть улица его имени. Именами нееврейских художников тоже названы улицы. Например, в Тель-Авиве есть улица Рембрандта, в Тель-Авиве и в Хайфе – еонардо да Винчи.
Хаим-Нахман Бялик считается величайшим поэтом на иврите не только своего времени (1873-1934), но, возможно, и всего XX века. В Израиле его иногда называют: "наш национальный поэт". Такое количество улиц носит его имя, столько школьников учат наизусть его стихи, что для многих он стал близким другом, которого читают и перечитывают.
Родился он в местечке на Волыни в дружной религиозной семье, очень бедной. Раннее детство провел среди лесов и полей, на лоне природы. Детские впечатления остались у него навсегда: "С тех пор и поныне, – сал он в 1903г. Йосефу Клаузнеру1, – эти впечатления неотделимы от моего воображения, как розовый куст от травы и как тонкая пыльца от сочного плода".
Когда ему было шесть лет, родители в поисках лучшего заработка переехали в Житомир на Украину. Но через год отец умер. Горе и слезы овдовевшей матери появляются во многих стихах Бялика, и строки, где он пишет о ней, дышат проникновенностью и любовью.
Чтобы ребенок получил хорошее религиозное образование, она отдала его дедушке, жившему в предместье Житомира, утопающем в садах, что радовало мальчика. Но строгость старика толкала его на разные выходки: он забирался на телеграфные столбы, на крыши – куда угодно, за что получал наказание, которое только влекло за собой еще худшие проказы. Этот беспокойный ребенок в то же время сосредоточенно наблюдал за природой. К тому же он страстно увлекался чтением и учебой. Он глотал ивритские книги в доме дедушки, в "бейт-гамидраше" (общинном доме для изучения Торы): трактаты Талмуда, комментарии, книги по морали, по еврейской философии и мистике; все застревало в его детском уме, даже если он до конца и не понимал.
К 15-ти годам он поступил в большую йешиву в Воложине. Там он тайком написал свое первое стихотворение "К птичке". Вскоре желание писать стихи становится сильней желания учиться в йешиве, о которой он, впрочем, сохранил теплые воспоминания. В 1891г. он уехал в Одессу, которая в те времена была центром, где собралась талантливая молодежь, возрождавшая современную ивритскую литературу.
Бялик встретил там интеллектуальные сливки еврейского общества, пламенных сионистов. Он завязал с ними дружбу, там же открыл для себя русскую культуру, и пристрастие к чтению распространилось и на русскую литературу. Он начал глотать Пушкина и Достоевского. Увлекался и поэзией Фруга, еврейского поэта, писавшего по-русски2, и первыми статьями на иврите Ахад-Гаама. Благодаря усилиям последнего стихотворение "К птичке" было, наконец, напечатано в журнале "Пардес" – екрасном литературном журнале на иврите, в котором начинали многие молодые таланты того времени. Издателем был Йегошуа Равницкий, он дружил и сотрудничал с Бяликом до конца жизни поэта3.
Женился Бялик очень рано, жил во многих городах России и в 1900г. вернулся в Одессу, где оставался до 1921г. Его поэма "Сказание о погроме" написана под влиянием Кишиневского погрома и пронизана гневным протестом против пассивности народа. Поэма достигла цели и побудила молодых евреев организовать отряды самообороны.
Стихи Бялика получали все большую и большую известность: "Гаматмид" ("Прилежный ученик") -большая поэма, посвященная глубокому анализу психологии и дилеммам студента-талмудиста, который целиком отдается учению. "Мегилат Гаэш" ("Огненный свиток"), "Биркат-ам" ("Благословение народа") и многие другие произведения стали классикой и изучаются в ивритских школах чуть ли не с момента их выхода в свет. Очень много стихов переложено на музыку, и эти песни широко известны во всем еврейском мире.
Даже во время Первой мировой войны Одесса все еще привлекала еврейскую интеллектуальную элиту. Сюда прибыл, убегая от немецкого нашествия в Польшу, поэт-прозаик-журналист Давид Фришман, один из лидеров антирелигиозного бунта, писавший на иврите. К тому же талантливый переводчик, он донес до читающей еврейской публики таких великих писателей мировой литературы, как Пушкин, Андерсен, лорд Байрон4. Его замечательный перевод поэмы Рабиндранат Тагора прославил эту поэму среди гербаистов. Фришман недолго оставался в Одессе. После Февральской революции 1917г. он уехал в Москву, потом вернулся в Варшаву, где и прожил до войны. Заболев, он отправился на лечение в Берлин, где и умер5.
Бялик тоже не хотел оставаться в Одессе после прихода к власти Советов, но железный занавес быстро закрылся. И только вмешательство Максима Горького позволило ему и некоторым другим еврейским писателям выехать. После трех лет, проведенных в Германии, Бялик в 1924г. поселился в Тель-Авиве. Его там приняли горячо и с почетом.
В маленьком Тель-Авиве того времени его все узнавали, когда он выходил на улицу. Его стихи учили в школе, их пели на собраниях – он был самой известной личностью в Тель-Авиве. Еще более знаменитым он стал после того, как ввел в обиход послеполуденные субботние собрания, дав им название "Онег шабат" ("Субботняя отрада"), заимствованное из языка религиозной традиции. Но "Онег шабат" Бялика были дружескими встречами, на которых обсуждались литературные и духовные темы. На них также пели, танцевали хору (народный танец первых поселенцев). "Онег шабат" быстро распространился по всему Тель-Авиву, по всем еврейским общинам в мире, особенно среди молодежи.
Председатель Союза писателей на иврите, Бялик представлял ивритских авторов в международном Пен-Клубе. Он переведен на английский, французский, немецкий, итальянский и т.д. Полное собрание сочинений в четырех томах вышло в Берлине в 1923 году, а в Тель-Авиве – в 1935г. после смерти поэта.
В британской Палестине медицина еще не была на европейском уровне. Тяжело заболевшего Бялика оперировали в Вене, но он не перенес последствий операции (1934г.) и через две недели его торжественно похоронили в Тель-Авиве.
Бялик – величайший из наших современных поэтов. Даже тот, кто не очень-то знает современную ивритскую литературу, по крайней мере, имя Бялика знает. В его честь улицы названы в Тель-Авиве, Иерусалиме, Хайфе, Беэр-Шеве, почти во всех городах поменьше: в Бат-Яме, Хадере, Бней-Браке, Рамле, Холоне, Нагарии, Тверии и т.д. – всех не перечислить. Севернее Хайфы есть поселок Кирьят-Бялик, заложенный в день его смерти. В Тель-Авиве дом, где он жил, превращен в музей, в котором есть его библиотека и архивы. Музей находится на улице его имени.
Примечания
1. Йосеф Клаузнер (1874-1958) жил в Одессе до переезда в Иерусалим в 1919г. Радетель возрождения ивритской литературы, он был еще и видным историком (занимался эпохой Второго Храма), и специалистом по современной литературе на иврите. Блистательная, очень уважаемая личность, Клаузнер стал профессором Иерусалимского университета. Занимался он и политикой. Был сторонником Жаботинского. Его именем названы улицы в Иерусалиме, Тель-Авиве, Нетании.
2. Шимон Фруг (1860-1916) – сугубо еврейский поэт, большая часть стихов написана по-русски. Его стихотворение "Кубок", написанное под впечатлением погромов 1881г., было тотчас же переведено на идиш и стало очень известным. Позднее он писал на идише. Его именем названы улицы в Тель-Авиве, Хайфе, Рамат-Гане, Реховоте, Нетании, Холоне.
3. Равницкий (1859-1944). В Тель-Авиве есть улица его имени. Родился в Одессе. В 1909г. основал вместе с Бяликом издательство "Мория". В подмандатную английскую Палестину приехал несколько раньше Бялика, потом вместе с ним (и с Шмарьягу Левиным ) в Тель-Авиве основал издательство "Двир", которое существует и по сей день.
4. В Тель-Авиве есть улицы Пушкина, Андерсена, Байрона и Тагора.
5. Давид Фришман (1859-1922) в конце Х1Хв. и в начале XX в. был одним из крупнейших специалистов по литературе на иврите и на идише. Его именем названы улицы в Тель-Авиве, Иерусалиме, Холоне, Нетании, Реховоте, Ришон-Леционе.
Есть ли в Израиле такой город, где не было бы улицы Черниховского? После Бялика это, конечно же, самый знаменитый поэт в стране. В Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе, Беэр-Шеве, Петах-Тикве, Холоне, Ришон-Леционе, не считая городов поменьше, таких как Кфар-Сава или Афула, да почти во всех городах есть улица Черниховского.
Он относится к тому же поколению, что и Бялик, всего на два года младше, но его жизнь и творчество совсем не похожи на жизнь и творчество Бялика. Родился он в 1875г. в крымском городке среди чудесной природы, среди лесов и горных ущелий. Детство было безоблачным, в семье он был баловнем. Родным языком был русский, а не идиш. Первым учителем иврита был отец. Потом из Литвы приехал учитель иврита и начал обучать ивриту группу детей того же возраста, что и маленький Черниховский, который усваивал иврит не хуже русского. Читал он все, что попадалось под руку: Александра Дюма и Шекспира, комментарии Раши и "Иерусалим" Мендельсона. В 14 лет родители послали своего сверходаренного сына в Одессу продолжать учебу. Он мечтал стать поэтом и доктором и осуществил обе эти мечты.
В Одессе, хоть он и был еще гимназистом, он быстро сошелся со сливками интеллигенции и первопроходцами возрождения ивритской литературы, в частности с Клаузнером и Ахад-Гаамом. Познакомился он и с Бяликом. В гимназии он изучает французский, английский, немецкий и читает в оригинале великих поэтов: Гете, Мюссе, Шелли и многих других. Он и сам начинает писать стихи, далеко не общепринятые, и его первые произведения шокировали литературный "истеблишмент". Потом они были опубликованы в Америке, а вскоре и в журнале "Гашилоах".
В те времена на медицинском факультете латынь и греческий были обязательными предметами. Черниховский углубленно их изучал. Он увлекался античными классиками, которые, кстати, впоследствии оказали на него большое влияние. Он перевел на иврит "Илиаду" и "Одиссею", оды Анакреона и другие произведения.
Первый сборник его стихов вышел в 1899г. Он был необычным, но имел большой успех, хотя в еврейских литературных кругах Одессы, где Черниховский вращался, сборник приняли холодно. Ему пришлось продолжать изучение медицины в Гейдельберге (Германия). Там он и женился.
Годы, проведенные в Гейдельберге, были очень плодотворными. Там он пишет свое знаменитое стихотворение "Перед статуей Аполлона", в котором восхищается языческим богом солнца. Парадоксом звучат чисто ивритские стихи, описывающие поклонения тому, кто составляет полную противоположность еврейской традиции: "Я пришел поклониться образу твоему, образу жизни и твоего солнца...".
Благодаря этому и некоторым другим стихотворениям Черниховский прослыл ниспровергателем традиционного иудаизма. Он и в самом деле им был, во всем подчеркивая чувственную сторону бытия. Но от этого он не становился менее привязанным к своему народу и ко многим аспектам его истории.
В Лозанне (Швейцария) Черниховский заканчивает медицинское образование, начатое в Гейдельберге. Получив диплом врача в 1907 году, он возвращается в Россию. Неподходящий момент: не кончились репрессии после революции 1905 года. Хотя Черниховсий никогда не занимался политикой, его сочли особой подозрительной и арестовали. Но и в тюрьме он продолжает писать. Его стихотворение "Разбитый половник", в котором он описывает мир как огромную тюрьму, характерно для этого периода.
Усилиями друзей он был освобожден. Сочтя себя обязанным стать земским врачом, он обнаруживает бездонную пропасть нищеты и невежества. В то время свирепствовала холера. Он ездит из деревни в деревню к больным и продолжает писать.
В 1911г. в Одессе выходит первое собрание его сочинений, которое закрепило за ним известность. Стал он известен и как прекрасный переводчик на иврит великих эпосов мира: Финляндии ("Калевала"), Греции, Древнего Востока (эпическая поэма "Гильгамеш").
В Первую мировую войну Черниховского как врача мобилизовали в армию, и он попал в Минск (затем в Санкт-Петербург). Снова он оказывается в гуще человеческого несчастья вообще и еврейского в частности. "Мелодии нашего времени" написаны как раз тогда, когда ему пришлось узнать беженцев, ссыльных и других жертв войны. Эти мотивы переплетались с ностальгией по древним временам, когда еврейский народ распрямлял плечи под солнцем пустыни, наслаждаясь вкусом жизни.
Некоторое время в Крыму, потом в Одессе он живет крайне стесненно и работает военным врачом при большевиках. Наконец, он решает покинуть Россию. Долгие годы он остается в Берлине и в 1925г. отправляется в поездку по британской Палестине. Там его очень тепло принимают, его стихи распевают чуть ли не по всей стране на музыку различных композиторов. И все же он еще не решается окончательно остаться.
Только в 1931 году он навсегда уезжает в Эрец-Исраэль. Вскоре его назначают врачом тель-авивских школ. Отныне Черниховский становится неотъемлемой частью жизни Тель-Авива. После смерти Бялика он занимает его пост председателя Союза ивритских писателей и их представителя в международном Пен-Клубе. Выходят полные собрания его сочинений, он почитаем и известен, как и Бялик, даже среди школьников, его стихи учат наизусть.
В 1936г. начинаются антиеврейские волнения и мятежи. Черниховский выказывает безграничную преданность делу своего народа. Последний сборник его стихов, вышедший вскоре после его смерти, "Звезды далекого неба" отражает его реакцию в лирической форме, его поддержку борьбы евреев за свою жизнь и право на землю предков. В начале Второй мировой войны, когда он с семьей жил в Иерусалиме, он заболел и осенью 1943г. умер в первый вечер праздника Суккот. Пятьдесят лет подряд не переставал он писать.
Бялик и Черниховский. Два имени, которые произносят на одном дыхании как имена самых больших ивритских поэтов 20 века, хотя они были очень разными и по мотивам творчества, и по степени личной вовлеченности. Их слава настолько велика, что следующим поколениям поэтов трудно достичь подобной. Среди наиболее известных поэтов следующего поколения следует отметить Давида Шимони (1886-1956), который тоже родился в России, под Минском. В 1921г. он переехал в Палестину под британский мандатом. Он преподавал Танах и ивритскую литературу в тель-авивской гимназии Герцлия. Свои лирические, сатирические и другие стихи и басни он часто писал под влиянием происходивших событий, и они отражают его горячую приверженность национальному возрождению в Израиле. Он тоже был председателем Союза ивритских писателей, а также президентом Академии языка иврит. Его именем названы улицы в Иерусалиме, Тель-Авиве, Рамат-Гане, Холоне и в других городах.
Его слишком короткая жизнь, вероятно, не сделала бы из него такого героя, в честь которого в Израиле названы улицы практически во всех городах, если бы его смерть не вылилась в трагедию, выходящую за рамки личной. Тридцатичетырехлетнего Хаима Арлозорова в 1933г. убил вечером какой-то неизвестный в Тель-Авиве, когда Хаим гулял с женой по пляжу. Вся страна, которая тогда была подмандатной территорией Англии, была глубоко потрясена, поскольку считали, что убийство было политическим, а это было новинкой в стране, где казалось немыслимым, чтобы политические разногласия, какими яростными они ни были, приводили к убийству среди евреев.
Впрочем, отнюдь нет уверенности в том, что речь шла о политическом убийстве. Подозрения пали на "ревизионистов", последователей Жаботинского, но британский суд освободил их за недостатком улик. Позже арестовали двух молодых арабов за другое преступление, и они признались в совершении этого убийства: они убили мужа, чтобы изнасиловать жену. Несколькими днями позже они отказались от этих показаний. До сих пор истина не установлена, но многие и сегодня убеждены, что Арлозорова убили правые экстремисты. Отсюда и возникло крайнее политическое напряжение и стойкая ненависть; левые обвиняют правых в убийстве еврея просто из патологической нетерпимости к иным политическим взглядам; правые же утверждают, что это низкий навет, которым левые хотят дискредитировать правых. Страсти разгораются на редкость бурно и будут, видимо, еще долго отравлять политическую жизнь в Израиле.
Возможно, единственный, так сказать, "положительный" результат этой драмы состоит в том, что повсюду есть улицы имени Арлозорова: в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе, Беэр-Шеве, Гиватаиме, Бат-Яме, Лоде, Петах-Тикве, Холоне, Рамле и во многих других местах.
Кем же был Хаим Арлозоров? Блестящим вождем социалистического сионизма, подававшим большие надежды. Родился он на Украине в 1899г., но во время погромов 1905г. его родители бежали в Германию, где он вырос и блистательно окончил Берлинский университет, факультет права и экономики. В 20 лет он примкнул к движению социалистического сионизма, развитого тогда в Берлине, и в 24 года переехал в Палестину. Писал в газетах незаурядные политические обозрения аналитического толка. Когда в 30-м году образовалась партия Мапай1, он стал ее рупором и одним из выдающихся вождей, несмотря на свою молодость. Он был назначен членом исполнительного комитета, на сионистском конгрессе 1931 года был избран главой его политического отдела. В 1932г. он поехал в Германию разобраться в обстановке на месте, а по возвращению домой через несколько недель его убили. Есть и гипотеза, согласно которой убийство совершено руками эсэсовцев.
Предместье Хайфы Кирьят-Хаим названо в его честь, как и киббуц Гиват-Хаим возле Хедеры. Хаим Арлозоров был бы, несомненно, одним из выдающихся политиков после образования государства Израиль.
Примечания
1. Мапай – ббревиатура ивритских слов "мифлегет поалей Исраэль" (партия рабочих Израиля). Она образовалась из слияния двух сионистско-социалистических групп. Среди основателей Малая был Бен-Гурион, Бен-Цви (1884-1963), который стал вторым президентом государства Израиль и Берл Каценельсон (1877-1944), выдающийся вождь и идеолог сионизма, а также писатель. Рупор рабочего класса в Палестине (где он поселился перед Первой мировой войной), Берл Каценельсон был одной из видных фигур социалистического сионизма после 1920г. Киббуц Беэри (от имени Берл) возле Газы, как и улица в Тель-Авиве названы в его честь. Однако большинство улиц Каценельсона названы в честь Ицхака Каценельсона, к Берлу не имеющего никакого отношения. Ицхак Каценельсон (1886-1944) был замечательным поэтом, писавшим на идише и на иврите, который погиб в Освенциме.
Самый качественный турик turanabol В этом магазине . служба знайомств