Главная страница >>Библиотека >> «СМЫСЛ ЗАПОВЕДЕЙ» Ицхак Гайнеман >> части I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X

Перед Вами электронная версия книги  «СМЫСЛ ЗАПОВЕДЕЙ» Ицхак Гайнеман, изд-во "Амана".
Подробнее об ее издании и возможности приобретения – здесь.

Zip-файл >>


Глава пятая. ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ

В начале нашего исследования перед нами стояли две цели: освещение темы в историческом аспекте и раскрытие сути проблемы. До сих пор мы проводили, в основном, исторические исследования. Мы стремились сформулировать из учения наших великих мыслителей выводы психологического характера, которые свидетельствуют не только об активности их духа, но и об их индивидуальном еврейском характере. Если нам удалось охарактеризовать "образ" наших духовных вождей с новой точки зрения, то тогда исследования литературы нашего народа было не напрасным.

Не менее важно, однако, рассмотрение сути проблемы. Ведь мыслители прошлого писали не для того, чтобы обрисовать свой характер, а чтобы помочь глубже понять смысл заповедей всем, кто ими интересуется, особенно своим соплеменникам, чувствовавшим необходимость объяснений в силу трех причин, изложенных выше. Несомненно, что большинство читателей в прошлом ознакомились с книгами этих мудрецов, понимая их актуальность. Сохраняют ли свою ценность их объяснения в наше время?

Характеризуя мыслителей прошлого, каждого в отдельности, мы немного коснулись этого вопроса. Теперь, по завершении первой книги, следует уяснить, что ответы, данные нашими Мудрецами относительно поставленной проблемы, не являются чем - то разрозненным, простым набором мнений они несмотря на все расхождения, подчеркнутые выше в историческом обзоре, выражают одну суть, преследуют одну-единственную цель: защитить заповеди и показать их непреходящую ценность. Разные идеи переходили из школы в школу. Какова же, однако, актуальная и не зависящая от времени ценность учения о заповедях всех средневековых мыслителей?

Для ответа на этот вопрос необходимо расположить все идеи в систематическом, а не в историческом порядке. И тогда станет ясно, какова их зависимость от духовных веяний прошлого и от характера конкретных мыслителей. Мы увидим также, до какой степени их идеи зависимы от обстоятельств и сможем оценить их большое для нас значение.

1. Систематическое расположение подходов к решению проблемы

Частично гетерономные и частично автономные объяснения.

Все мыслители чувствовали (а эллинисты и Альбо прямо писали об этом), что между законами природы, которым подчиняются все, и законами государств и религий, данными законодателями, есть различия. Истинность законов природы можно подтвердить, подобно логическим доказательствам в математике. Законы, данные людям законодателями, разумом доказать нельзя, к ним можно лишь дать разъяснения, подобно, например, комментариям к законам грамматики. Стало быть, не следует обосновывать необходимость подчинения заповедям одним лишь разумом. Этот тезис никем из мыслителей, не приводится, хотя все понимали его истинность. Поэтому ни один их них окончательно не отказался от гетерономных объяснений. В то время как эллинисты, в их подходе к гетерономии, обращали внимание в основном на доводы национального толка, признававшиеся и самими греками, Мудрецы Талмуда больше опирались на теономные объяснения (знание, что мы исполняем высказанную волю Творца), которыми объясняли религиозный характер всех наших поступков. Раби Йегуда Галеви, говоря, прежде всего, о специфически еврейских заповедях, что "невозможно получить слова Б-жьи, кроме как через речение Б-жье", отличался от своих коллег лишь более острой формулировкой общего для всех мнения.

Различия в объяснении двух типов заповедей

Различие между двумя объяснениями (подходящими к двум типам законов) порождает важное различие между двумя типами заповедей: теми, что являются частью законов природы, общих для всех людей и доказуемых разумом, и теми, что характерны для Торы и недоказуемы, но объяснимы Разумом. В последнем случае не следует совершенно пренебрегать гетерономными объяснениями. Анализ этого различия, данного в Торе лишь намеком, принимает разные формы у разных комментаторов: мудрецы Талмуда различали "хок" (заповедь, до которой разум не может дойти) и "мишпат" (заповедь, выводимая разумом). Рав Саадья различал рассудочные и дисциплинарные заповеди, Рамбам и раби Йосеф Альбо также признавали такое различие, хотя и использовали эти термины с некоторыми ограничениями. Но для мудрецов, которые не обращали внимания на автономные объяснения, это различие не существует, его также нет в эллинистической литературе, не усматривающей религиозный смысл в гетерономных объяснениях.

Вся гетерономная линия иррациональна рассудок не может дать логический вывод этих заповедей, но в состоянии разъяснить и прокомментировать ценность гетерономии. Не кто иной, как Равад, законченный рационалист, подчеркивал религиозное значение нашего послушания словами о том, что Аврагам, отец наш, показал веру свою посредством выполнения заповедей, смысл которых был от него скрыт. Рамбам также оправдывал "увеличение числа заповедей" (согласно высказыванию раби Хананьи бен Акашьи), то есть добавление дисциплинарных заповедей к рациональным, отмечая, что они дают нам возможность показать любовь ко Всевышнему.

Не следует поэтому удивляться, что раби Йосеф Альбо и Абарбанель хвалили соблюдающих заповеди "без мудрствований", то есть без скептических размышлений о замысле Законодателя. Представление о том, что заповеди, которые трудно обосновать со стороны Дающего, очень дороги со стороны получающего заповедь, а также похвалы подчинению отличают рационализм средних веков от рационализма Германа Когена и Аврагама Гайгера. Следует добавить, что часть рационалистов также отдавала себе отчет, какие опасности таятся в исследовании заповедей. Рамбам категорически предостерегает от пренебрежения заповедями, смысл которых мы не смогли понять. Это содержится в приведенной им цитате из мудрецов Талмуда, что Тора воздержалась от открытия смысла заповедей сразу многим. В книге "Мишне-Тора", которая предназначалась для всего народа, он скуп на разъяснения смысла заповедей. И коль скоро знание смысла заповедей не является непременным условием для их выполнения, зачем великие мыслители нашего народа так углублялись в изучение их смысла?

Три причины

Мы уже упоминали о трех причинах, побудивших исследовать смысл заповедей. Теперь настало время спросить: насколько влияли эти причины на еврейских ученых?

Апологетика

Апологетический фактор вообще не содержится в Торе и не особенно заметен в талмудической литературе. Скептически настроенных по отношению к заповедям они "отталкивали тростинкой" и не высказывали откровенно им своего истинного мнения. Но, по мере того, как наши предки соприкасались с окружающей их действительностью, они были вынуждены защищать от нее заповеди, и им удавалось воспользоваться при этом оружием нападающего.

Система их защиты представляет интерес. В ответ на нападки типа "заповеди не соответствуют культурным стандартам" они могли воспользоваться двумя вариантами защиты: доказать, что несоответствие лишь кажущееся или продемонстрировать несовершенство самих стандартов. Мы, знающие сколь многие из этих стандартов были отвергнуты последующими поколениями, скорее предпочтем второй вариант. Его придерживались двое мудрецов: раби Йегуда Галеви, который говорил, что отказ Аристотеля и его школы от служения Б-гу можно понять, изучив его общее мировоззрение, то есть его представления о Всевышнем совершенно неверны, и раби Хисдай Крескас, опровергавший всеобъемлющие психологические доказательства, интеллектуализм, заимствованный его современниками из Аристотеля и его комментаторов. Остальные мыслители, хотя и высказали ряд критических замечаний в адрес господствовавших взглядов, однако избегали резких высказываний, что легко можно понять. Разумеется, проще всего сказать, что Израиль - "народ отдельно живущий", и его мерки отличаются от принятых у других народов но очень трудно разрушить с помощью веских аргументов основания господствующих во всем мире взглядов и предложить вместо них новые доказательства. Кроме того, не только евреи верили в соответствие заповедей Торы распространенным взглядам, но, в какой-то степени, и некоторые не евреи. Были греки, приравнивавшие учение Моше, к вере на научной основе. Филон полагал, что их взгляды нуждаются не в опровержении, а лишь в развитии посредством доказательств, что даже те заповеди, которые не нравились грекам, соответствуют основам нашей веры, принятым теми самыми греческими философами. Христианство, правда, утверждало, что только оно может искупить от первородного греха, но Августин признал, что искупительная сила заключается и в обрезании. Можно ли удивляться, что Крескас ссылался на него и развил взгляд Августина, перенеся его на жертвоприношение и дарование Торы? На основании этих фактов наши мудрецы пришли к убеждению, что не надо избегать атак наших оппонентов, а следует строить оборонительный вал посредством развития представлений, содержащихся в мировой литературе, и, таким образом, укреплять веру в ценность заповедей.

Наука

Научный фактор также содержит апологетический элемент. Даже такие люди науки, как Рамбам и Крескас, обосновывали заповеди не на чисто научной основе и не искали каких-либо других причин, кроме веры в мудрость Творца. Ведь если бы Творец дал нам заповеди без смысла, то целенаправленно действующий человек превзошел бы своего Создателя. Это понимал Абарбанель: "Поскольку все действия Б-га проистекают из мудрости Его, да будет Он благословен, в них обязательно есть определенная цель". На основании этого нельзя заключить, что смертные способны постичь все тайны Торы. Ведь и в природе есть явления, смысл которых нам непонятен. Эти явления - исключения из общего правила так же обстоит дело и с заповедями. Сама Тора говорит, что есть у нас "уставы и законы справедливые", и даже народы мира поймут это. Почему же мы не сможем понять мудрость Создателя на основе Его Торы?

Практика

Объяснение заповедей с практических позиций в отличие от апологетических и научных, имеет место в талмудической литературе у рабейну Бахъи, у Рамбама в "Мишне-Тора", его влияние ощущается в системах раби Йегуды Галеви и Абарбанеля. Все они подчеркивают, что через любовь к заповедям мы приобретаем правильные представления. Мудрецы Талмуда толковали заповеди, а также повествовательную часть Торы, чтобы не только определить моральные принципы, но и научить жить. Рабейну Бахъя говорил, что помыслами сердца мы приобретем мир грядущий Рамбам прилагал все усилия, дабы искоренить из сердец суеверия. Все они стремились к тому, чтобы мы приняли заповеди сердцем, так как не существует иного, согласующегося с разумом пути для понимания и оправдания заповедей, кроме демонстрации их влияния на людей, чтобы заслужили они всевозможные благословения.

2. Какой урок мы извлечем из объяснений заповедей Торы у великих мыслителей прошлого?

Вопрос, вынесенный в заголовок данной главы, будет, возможно, отвергнут некоторыми читателями, и не только потому, что наша эпоха во всех отношениях резко отличается от тех эпох, когда жили эти мыслители, но и из-за расхождения мнений среди самих мыслителей, как было показано выше. Если наши учителя разошлись в столь важных вопросах, какой же урок может извлечь ученик, кроме того, что проблема неразрешима, и весь вопрос сводится лишь к "томлению духа"? Однако именно то, что различает и объединяет взгляды классиков философии, может пролить свет на суть вопроса.

Субъективный фактор в объяснениях заповедей

Существуют абсолютно "объективные законы" подобно теореме Пифагора, а есть вопросы, ответы на которые даются с субъективных позиций, когда нельзя доказать правоту ни одной из сторон. В качестве примера возьмем оптимизм, отношение к которому зависит от характера человека и обстоятельств. Есть вопросы, которые можно отнести и к субъективным, и к объективным. По их поводу можно дискутировать, при этом у каждой стороны есть возможность извлечь пользу для себя, изучив позицию противной стороны но разрешение спора несет на себе отпечаток личности судьи. К таким вопросам относится все, что связано с мировоззрением, и феноменами духовного мира (например, "сущность" эллинизма, характер творчества Платона и Гете, не говоря уже о Танахе). Наш обзор показывает, что к таким вопросам относится и смысл заповедей.

Субъективный фактор очень легко определить на основании исторического обзора. Перед нами имеются три типа мыслителей, первый тип: люди практического действия, второй - люди духа, третий (к ним следует добавить также каббалистов) - люди чувства и тайны. Мыслители первого типа были очень скупы на объяснения заповедей (например, мудрецы Талмуда), часть из них вообще отвергла все автономные объяснения (например, Тур) мыслители второго типа искали объяснения с точки зрения пользы (например, рав Саадья) и рассудка, они предпочитали "исторический" подход представители третьего типа предпочитали символические и эзотерические объяснения. Нет нужды добавлять, что причиной расхождения во взглядах была не только разница в личном характере, но и влияние окружения: мудрецы Талмуда считались с народным синкретизмом, Филон учился у Пифагора, Платона и стоиков Рамбам - у Аристотеля и т.п.

Несмотря на все это, нельзя сказать, что каждая сторона была равнодушна к мнению противников "не понимали люди речь друг друга". Различия во мнениях мудрецов не следует преувеличивать сама Тора, намекая на смыслы заповедей, учитывает дисциплинарный фактор, и соображения здравого. смысла, и мистические переживания. Все мыслители народа Израиля, занимавшиеся этим вопросом, были одновременно (хотя и в разных пропорциях) людьми действия, людьми духа, и людьми чувства Они отличались друг от друга лишь тем, какая именно из этих категорий была у них господствующей. Поэтому те, кто объяснял заповеди, понимали доводы тех, кто от объяснений воздерживался (см. далее). Мудрецы Талмуда, которых следует причислить к "людям действия", также не отказались от объяснения заповедей у Рамбама учились и "люди чувства". Различия эпох и течений также не воздвигли каменной стены между мыслителями. Даже Рамбам, не признававший абсолютного авторитета Агады, опирался на толкования мудрецов Талмуда элементы учения Филона можно найти и у более поздних средневековых философов - (особенно у раби Аврагама Ибн-Эзры), хотя они не были знакомы с его книгами. Верно, что дискуссия касалась важных деталей, но вера в то, что заповеди Торы даны, чтобы раскрыть глаза наши и сделать чище качества нашего характера, является общей практически для всех мыслителей народа Израиля, да и пути, по которым они шли к цели, так уж различны.

Исторический подход дает нам мудрость, нужную для понимания современного положения вещей.

Различия во взглядах, вызванные различием в характере мыслителей, не являются следствием какой-то определенной эпохи в народе Израиля никогда не было недостатка ни в почитателях чисто исторического подхода, которые ставили традицию выше анализа (формулировка рабейну Бахъи), ни в "классиках" - любителях ясности, ни в "романтиках" стремящихся к тайне и мистике вообще. Как было ранее, так обстоит дело и сейчас и так останется в будущем. Необычайно трудно, а в большинстве случаев, вероятно, и невозможно изменить духовный склад другого человека посредством доказательств и полемики, индивидуальность каждого человека служит фундаментом для духовного развития. Посему всякий, имеющий самостоятельное мнение, не может принять чужие объяснения заповедей без внесения своих корректив. Можно, однако, надеяться, что всякая, исполненная смысла точка зрения, будет признана поучительной даже теми, кто не согласен с подходом автора данной точки зрения. Такие люди, как раби Шимшон-Рефаэль Гирш, Франц Розенцвайг, рав Кук, могли оказать влияние на широкий круг читателей и даже, в некоторой степени, на тех, кто не стоит платформе, общей для всех древних мыслителей, веривших, что заповеди Творца имеют высшую гость. В силу этого нашим современникам есть чему поучиться у старых мыслителей и не потому, что можно пренебречь разницей между поколениями и их ценностями, а напротив, потому, что можно, по нашему мнению, разделить то, что вытекало из определенного исторического момента, и то, что основано на фактах, и имеет непреходящую ценность для последующих поколений.

Речь идет:

а) о побудительных мотивах древних мыслителей к исследованию смысла заповедей

б) об их системах

в) о выводах, вытекающих из их исследований.

В чем ценность разъяснений

Ценность исследования смысла заповедей вызывает споры до сего дня. И в наше время есть "люди действия", не ощущающие никакой потребности в автономных обоснованиях. Следует, однако, отметить, что те, кто настаивали на обоснованиях, согласились с теми, кто отвергали их, в высокой оценке послушания, которое проявил, например, наш праотец Аврагам, выполняя заповеди, смысл которых был скрыт от него. Рационалисты же согласились со своими оппонентами в том, что невозможно обосновать авторитет именно исторического закона (не закона природы) на основании лишь собственными соображениями, следует признать ценность и гетерономных соображений, которые имеют силу лишь в отношении части закона. Но, казалось бы, разве не противоречит признание ценности подчинения и гетерономии "духу нового времени", духу либерализма, с которым солидаризуется иудаизм, по мнению части друзей и большинства недругов? На самом деле, наши современные "знатоки душ" затруднялись в перебрасывании мостика между стремлением к свободе и стремлением к послушанию, оба эти стремление коренятся в благородных сердцах. Афоризм Ницше: "Некоторые с освобождением из рабства теряют половину своих достоинств" (подходит более всего людям нашего народа) учит, что высокая оценка адекватного подчинения не является характерной лишь для какого-то прошедшего периода! Опасности разного рода, угрожающие религиозной дисциплине со стороны одностороннего исследования смысла заповедей, те самые опасности, о которых предупреждал еще Рамбам, безусловно, сохранились и в наше время!

Однако те побудительные силы, что двигали людьми духа и чувства в поиске автономных смыслов заповедей, не устарели в ходе смены поколений! Характер защиты заповедей, конечно, изменился, так как изменилась линия нападения, и имеет смысл задать вопрос, подходят ли к нашему времени методы защиты, разработанные древними мыслителями. Поскольку нападки не прекратились, не исчезла необходимость и в защите. То же верно и в отношении "научной" побудительной силы, которая вынуждает нас комментировать заповеди на основе нового материала, собранного в новое время (см. далее). Относительно "воспитательного" фактора надо заметить, что еще не миновала опасность, о которой особенно тревожился рабейну Бехайе, что те, "кто ставят традицию на место разума", будут точно соблюдать детали ритуала и "будут пренебрегать обязанностями сердца" и основами Торы. Можно также добавить, что везде, куда не проник свет науки, легли тени суеверия. И сегодня, почти семьсот лет после написания "Мишне-Тора", найдутся люди, считающие, что мезуза - это амулет, прогоняющий злых духов... В силу этого нелишним будет и сегодня напомнить об истинном смысле заповедей.

Подобно тому, как время не повлияло на весомость аргументов в пользу ценности объяснения заповедей, так и методы объяснения сохранили актуальность.

В вопросе о весомости авторитета Агады не произошло никаких изменений. Ценность исторического метода очень возросла в результате открытия древ них законов разных народов. Сравнение законов царя Хаммурапи с законами Торы особенно ясно показывает нам, что нового внесла Тора и какова ценность этого нового, через которое нам понятно моральное и социальное содержание заповедей. Не следует отвергать и символический метод, так как психология показала, сколь любимы были описания со скрытым смыслом, в том числе и символические уже в самый древний период.

Апологетический метод

Особенного внимания заслуживает апологетический метод. На тезис противников, утверждавших, что заповеди Торы не соответствуют стандартам мировой культуры, большинство защитников отвечало, что, на самом деле, соответствие есть. Только немногие, как, например, раби Йегуда Галеви и раби Хисдай Крескас осмеливались критиковать сами эти стандарты. Следует приветствовать свежесть их рассуждений. История подтвердила правоту взгляда Абарбанеля, утверждавшего, что философы школы Аристотеля опираются на сломанную трость, - эта философия была низложена со своего престола. Легко, конечно, провозгласить, что божество Аристотеля не есть Б-г иудаизма, как эта объявил Герман Коген. Но весьма трудно сделать из этого какие-либо методические выводы, так как было бы наивным отождествлять вечные мерила иудаизма с теми, что постоянно видоизменяются до сего времени. История поощряет нас в том, чтобы придерживаться взглядов, не соответствующих современным. Вот хороший пример: какие трудности преодолевали эллинисты, чтобы защитить заповедь о субботе, казавшуюся неевреям признаком "лени", Теперь же "камень, которым пренебрегли строители, стал во главу угла" даже у людей с совершенно отличным от нашего мировоззрением.

При рассмотрении вопроса о ценности ответов данных древними мыслителями на вопрос о смысле заповедей, следует учитывать смену исторических периодов. Исторический обзор показывает, что в каждый период необходимо было находить новые пути к пониманию заповедей на основе специфических для этого периода предпосылок. Использование достижений предшественников оказалось достаточно лишь в той мере, в которой они соответствовали особенностям текущего периода. Отсюда ясно, что невозможно пренебречь разницей между нашими предпосылками и предпосылками мыслителей старины. Нам нет нужды вести войну с астрологией, да и христианский "догмат искупления" не угрожает еврейству. Следует, однако, иметь в виду, что в той же мере, в которой ослабло нападение, ослабла и помощь, поступавшая нашим предшественникам из лагеря противников: вера в Б-жественное Откровение Торы, эсхатологические чаяния не настолько популярны сейчас, чтобы на них можно было опираться.

Нет нужды добавлять, что использовавшаяся философами для символических решений картина мира - телеологическая, аристотелевская, утратила сегодня всякий авторитет. С другой стороны, мы располагаем опытом столетий, показывающим каково влияние соблюдения заповедей и каковы последствия прекращения их соблюдения. Этот опыт можно использовать в излюбленном ныне социологическом аспекте.

Социологический метод

Мы не будем здесь заниматься обсуждением объяснений, потерявших по причинам, изложенных, выше, свою ценность. У нас нет также желания обсуждать объяснения, ценность которых и поныне не вполне ясна (например, объяснения Рамбамом смысла жертвоприношений) нам достаточно указать на некоторые их них, наиболее важные, которые нам следует принять, особенно после перевода на современный язык.

Почти все способы объяснения заповедей, описанные выше, индивидуальны. Наши Мудрецы, благословенной памяти, спрашивали: из-за чего пришло изгнание на народ Израиля и за какие заслуги были искуплены отцы наши (и будем искуплены и мы)?! Однако их ответы в подавляющем большинстве основаны на гетерономном объяснении: желания Творца, который повелел, чтобы мы пережили эти события связаны с нашими грехами и заслугами. В большинстве случаев, естественно, нет причинной связи между поступками людей и их биографиями. Об "индивидуализме" философов мы уже много говорили выше. Лишь эллинисты и раби Аврагам Ибн-Эзра подчеркивали, что соблюдение заповедей обусловливает существование народа. И, хотя они сами не слишком настаивали на этом объяснении, нам оно представляется очень важным. Нет сомнения, что характерная особенность иудаизма как "религии законов", явилась причиной сохранения народа, казавшегося чудом в глазах не евреев - пусть судят враги наши! После лекции, в ходе которой Герман Коген заклеймил иудаизм за то, что представлялось ему "односторонностью", которая "хочет владеть всей нашей жизнью", выступил друг лектора Велльхаузен и сказал ему: "Именно то, что традиционный закон принуждал человека к действию, явилось причиной сохранения еврейства". Возможно, христианский исследователь имел в виду только законы, играющие роль щита, защищающего наш народ от ассимиляции, как, например, законы кашрута.

Однако мы, евреи, знаем, до какой степени зависят от соблюдения заповедей "еврейское самосознание" и чувство принадлежности к избранному народу. Отец, вводящий своего сына в завет Аврагама, отца нашего, чувствует себя не только человеком, выполняющим волю Творца, но и человеком, укрепляющим связь с миллионами братьев своих, выполняющих Святой завет, и со всеми поколениями, сменившимися на протяжении вот уже трех тысяч лет. И даже наши секуляристы, как бы ни пытались они выйти из общины Израиля, чувствуют, как известно, "социологическую" ценность определенных заповедей.

Необходимость дополнений к уже изложенным заповедям

Нам надо рассмотреть тезис мыслителей прошлого о том, что заповеди наставляют и воспитывают народ Израиля, с социологической точки зрения. Их доказательства, в подавляющем большинстве, "индивидуалистичны", особенно доказательства философов. Они учат, что человек-одиночка приобретает правильные знания, религиозное чувство и усваивает мораль посредством соблюдения заповедей. Все эти доказательства основаны обычно не на давно забытых философских системах, но на общем для нас и для них религиозном переживании.

А все, что порождено не временем не может быть аннулировано временем. Можно критиковать отдельные детали, но в целом мировоззрение остается на своем почетном месте. Можно даже сказать, что Кабала и мистика углубили в заметной степени религиозные переживания, особенно в отношении субботы, и что новая психология позволила нам дать этому точное описание. В то же время "личностный" аспект должен быть дополнен, - а не отвергнут, как это делают современные мыслители! подчеркивающие "общественный" аспект. Опыт, особенно опыт нашего времени, показывает, что можно повлиять на духовное состояние всей общины не через интеллект, а через совместные действия, ведущие к общим идеалам, близким всей общине. Не абстрактными указаниями, а демонстрациями, шествиями и празднованиями создается "общинный дух". Этот способ воспитания известен народным лидерам с древности и до сего времени (к нашему сожалению, необходимо добавить, что и совратителям) и более, чем идеологам. Он был особенно распространен в нашем "малочисленном из всех" народов, на который влияли разнообразные течения, существовавшие в его окружении, как на своей земле (времена пророка Элиягу и хасмонейский период), так и в изгнании. И вот, даны были заповеди и направили всех евреев по определенному пути: календарь - наш учебник не только основ юриспруденции (по словам раби Ш-Р. Гирша), но и, вместе с тем, и истории нашего народа, знание которой усиливает наше историческое самосознание. Соблюдение заповедей воспитывало лучшие свойства характера, присущие еврейскому народу - ум, доброта родственные чувства. Это явилось основой нашей религиозности (которую так замечательно описал раби Йегуда Галеви) серьезной радостной одновременно, позволившей нашему народу устоять во всех испытаниях.

Этих кратких замечаний достаточно, чтобы мы могли использовать комментарии, мыслителей прошлого, и найти основу для соблюдения заповедей Торы. Мы сошли с дороги, проложенной средневековыми философами, ограничив, но, не отвергнув совсем! - их индивидуализм, хотя в девятнадцатом веке была почти всеобщая тенденция лишь усиливать этот индивидуализм. Но отход от этой дороги и есть возвращение (тшува) в полном смысле слова.

Сама Тора, стремясь расположить сердца наши в пользу заповедей кашрута, говорит: "И будете Мне святыми, ибо свят Я, Господь, и Я отделю вас от народов, чтобы быть со Мной" (Ваикра 20:26). Концепция, заключающаяся в том, что весь народ отделен посредством заповедей, чтобы стать народом святым, была жива в сердцах мудрецов Талмуда. Они и доказали это, правда, не посредством доводов, а посредством постановлений, которые органически продолжают воспитательную работу Торы. Например, запрет пить нееврейское вино "из-за дочерей их", установление дней траура и праздников, чтобы сохранить в нашей памяти исторические события жизни еврейского народа. Наши мудрецы, несомненно, сделались "сотрудниками Всевышнего", когда углубили переживания праздников и их воспитательное воздействие тем, что ввели молитвы. К ним присоединились авторы приютов и законодатели обычаев. Все, что намеками дано в заповедях Торы, они развили в соответствии с намерениями Торы. Мудрецы чувствовали, что намерения эти - сплотить и освятить народ Израиля, ибо существование, в полном смысле этого слова, народа, его Жизнь и жизнеспособность зависят от соблюдения заповедей и понимания их смысла.

Раздел II

СМЫСЛ ЗАПОВЕДЕЙ В СВЕТЕ ЕВРЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ

Глава шестая. РАБИ ШИМШОН-РЕФАЭЛЬ ГИРШ

Система раби Ш. Р. Гирша и место в ней смысла заповедей

В своей системе раби Ш.Р.Гирш Отводит центральное место разъяснению заповедей во всех их подробностях и деталях. Этим он отличается от всех мыслителей, со взглядами которых мы ознакомились выше. Уже Мендельсон, споря с рационалистами средневековья, отмечал, что иудаизм - прежде всего религия действия, и именно это и отличаете иудаизм от христианства. Но тот же Мендельсон предостерегал от излишнего углубления в детали заповедей. Всю свою энергию он посвятил защите основ веры, являющихся общими для иудаизма и порожденных им религий, как, например, вера во Всевышнего и бессмертие души. В молодости Гирш планировал объяснить иудаизм в двух книгах. Одну он хотел назвать "О Б-ге, о мире, об Израиле, о Торе", а вторую - "Заповеди, которые подлежат соблюдению и сегодня". Но была написана лишь вторая книга. В книгах написанных в конце его жизни, он даже предостерегал от слишком большого увлечения анализом, утверждая, что самая возвышенная цель, к которой мы можем стремиться, - это не увидеть самого Б-га, а видеть через Него мир и наполняющее его, человека и дела его. "Символ иудаизма - не вера, а свод законов". Из этого предупреждения, которое содержится в практическом иудаизме, не следует делать вывод, что Гирш пренебрегал эмоциональными ценностями иудаизма. Напротив, он всегда ценил книгу "Тегилим". Жители Никольсбурга так характеризовали молодого Гирша: "Раньше мы читали "Тегилим" и изучали Гемару, а теперь мы читаем Гемару и изучаем "Тегилим".

Ему не нравились объяснения заповедей, в которых главное место отводилось деталям, а не основам религиозного мировоззрения. В этом он был близок к взглядам Ш.-Д. Луццато, который также отверг как древнее, так и современное ему просветительство. Разница между ними, однако, в том, что Гирш уделяет большое внимание тонкостям деталей, считая их носителями возвышенных ценностей иудаизма, а также делает упор на законодательность Торы.

Внимание к деталям заповедей

Ш.-Д. Луццато многократно утверждал, что заповеди даны, прежде всего, для сохранения религии. Гирш воздерживался даже от этого термина, а уроки, которые он вел в своей реальной школе, назывались не "религиозные постановления", а "дух законов Б-жьих". Таким образом, система Гирша была обширной, но не оставляла без внимания тонкости деталей. Нам следует, прежде всего, изложить его мировоззрение, а затем объяснить наиболее важные детали. На основе такого изложения мы сможем оценить место Гирша среди всех толкователей практического иудаизма.

1. Основы объяснения

А. Теономный принцип

Мыслители, учения которых разбирались нами до сих пор, объясняли обязующую силу заповедей как со стороны Всевышнего - дарователя Торы, так и со стороны человека, принимающего Тору и подвергающегося ее воспитательному воздействию. Хотя Гирш и делает больший упор на объяснение воспитательного действия Торы, чем все его предшественники, это не означает, что он считает теономное объяснение малозначительным. Наоборот, он еще в большей степени требовал веры в Б-жественного Законодателя в двойном значении этого понятия: вера в Тору с небес и вера в голос Всевышнего, который отзывается в нашей совести.

а. Веря в Тору с небес

Все упомянутые мыслители считали веру в Б-жественное Откровение в Письменной Торе основой иудаизма. (Из их числа следует исключить евреев-эллинистов, а также Филиппсона, которые тоже принимали эту веру, но не усматривали никакой непоследовательности в том, чтобы сомневающиеся в этом принципе продолжали соблюдать заповеди.) Впрочем, Мендельсон в своем ответе Гомбергу не опирался на тезис - "что запретил Б-г, человек не может разрешить", а утверждал, что еще не выполнена функция народа Израиля, провозгласить чистую веру Ш.-Д. Луццато, возражая, Филиппсону говорил, что традиционная вера в Тору сможет обеспечить вечность народа Израиля но ни Филиппсон, ни Ш.-Д. Луццато и не думали выводить за рамки иудаизма, отрицающих этот принцип. В отличие от них Гирш пишет: "Уж если бы мы относились к Писанию так же, как и д-р Гесс (секулярист), мы бы считали преступлением (!) давать его в руки юношеству, пусть даже вместе с уловками для успокоения голоса совести по поводу нарушения некоторых заповедей. Мы бы объяснили требования морали только на основании побуждений сердца, а Писание оставили бы плесневеть (!) среди древностей минувших времен". В этом проявляется характерная тенденция ставить читателя перед однозначным выбором: "все или ничего": или Тора - дело Б-жье, или она не имеет значения даже как творение рук человеческих.

Детали заповедей Устной Торы - от Б-га

Та же альтернатива существует для Устной Торы. Явную борьбу Гирш ведет лишь против Френкеля, который не верил в Б-жественное происхождение заповедей, не записанных в Торе, кроме тех, о которых в Талмуде говорится: "Галаха, данная Моше на Синае". На практике, однако, Гирш возражал всем комментаторам (прежде всего, Рашбаму), которые различали простой смысл (пшат) и толкование (драш) также в законодательной части Торы и давали комментарий, не соответствующий Устной Торе. Ш.-Д.Луццато полагал, что судья имеет право осуществить суд "око за око", если преступник - богач, который не почувствует тяжести денежного штрафа и будет продолжать наносить людям телесные повреждения. По мнению же Гирша: "отрицающий любую деталь из Торы, будь это Тора Письменная или Устная, - слово Г-сподне опозорил". Это означает, что и в вере, и в делах можно либо быть настоящим евреем, хранящим всю Тору, либо пренебречь волей Всевышнего.

Этот двойной принцип - "Тора с небес" - не предмет "веры", а предмет знания и постижения. Слова "И воззвал к Моше" свидетельствуют, что Открытие Б-жественного присутствия, которого удостоился Моше, не было внутренним душевным явлением, но Всевышний разговаривал с ним, как говорит человек со своим другом (комм. Гирша к Ваикра 1:1). Вера в Устную Тору также основана на традиции отцов. Тот факт, что целый народ посвятил себя на протяжении трех тысяч лет соблюдению этой традиции, хотя она и не была записана в Торе, является надежным свидетельством, до какой степени эти поколения были уверены в истинности традиции.

б. Вера в Б-жественный источник совести

Хотя Гирш со всей строгостью требовал веры в чудесное Откровение, в вопросах, касающихся естественного откровения, он был согласен с современными ему мыслителями. Вот его слова в предисловии к книге "Хорев": "Мы, евреи, называем обязанности, возложенные на нас, заповедями этим мы выражаем, что такое "обязанность" у Израиля и какова ее обязующая основа. Заповедь Б-га - обязанность Израиля, желание Б-га - основа всех обязанностей, только оно, и нет другого. Может ли быть описана другая основа для обязанностей людей? Возможно ли, чтобы на ум пришло понятие "обязанность" без понятия "воля Б-жья"? И если обстоит дело со всем человечеством, тем более это верно по отношению к Израилю. Он - уникальное творение Б-жье не только по месту, которое предуготовлено ему в мире Создателем, но и по своему месту в человеческом обществе. Заповедь Б-жья, следовательно, есть наша обязанность, и воля Б-жья есть единственная основа нашей обязанности. Она - основа не только тех обязанностей, которые даны в Письменной и Устной Торе, но и постановлений наших мудрецов, на которых возложил Б-г святую службу. Воля Божья в том, чтобы мы подчинялись постановлениям мудрецов, благословенна память их, поэтому перед выполнением их постановлений мы говорим бенедикцию со словами: "который освятил нас своими заповедями и заповедал нам..."

Воля Б-жья - источник соблюдения заповедей

Таким образом, Гирш сравнивает чисто еврейские заповеди и заповеди совести с точки зрения их источника. Здесь очевидна противоположность мнений Гирша и Ш.-Д. Луццато в отношении теономного принципа. Луццато лишь утверждал, что основа соблюдения заповедей, данная Филиппсоном, - понимание их содержания и ценности - слишком слаба, чтобы обеспечить историческое существование еврейства. По мнению же Гирша, нет заповеди, если она не от Б-га. Иными словами, тот, кто отрицает, что заповеди даны нам Б-гом, вырывает с корнем заповеди, хочет он этого или нет. Возникает, следовательно, вопрос, соответствуют ли следующие две идеи Гирша еврейской традиции:

а) мы делаем добро только потому, что Б-г заповедал нам это

б) мы различаем добро и зло только вследствие Б-жественного откровения.

Известно, что Б-г требует через своих пророков справедливости и взыскивает за все обиды, которые наносят люди друг другу. Но Аврагам, который осмеливается спорить с Создателем: "Неужели Судья всей земли не сделает суд?", и книга Йова, вопрошающая: "Неужели Б-г исказит суд?", свидетельствуют, что суд и справедливость имеют абсолютную ценность, как истина и красота, и поэтому мы должны соблюдать их, а не только потому, что мы получили заповедь от Всевышнего. Наоборот, именно в силу моральной ценности Всевышний поддерживает их существование и требует их соблюдения от своих созданий.

Существуют ли чисто человеческие моральные ценности?

Откуда узнает человек о справедливости? Стих "Сказал тебе, человек, что есть благо" (Миха 6:8) заведомо не намекает на открытие Б-жественного присутствия, которого удостоились Адам или Ноах с сыновьями (Брейшит 9:6). Ведь "страх Б-жий", запрещающий неправедные дела, признают также и те люди, которые не получили по традиции понятие о заповедях сыновей Ноаха. Этот стих в книге Михи намекает на голос совести, который дан нам Б-гом. Но обычно Писание не говорит об источнике наших Добрых побуждений". Сомнительно, чтобы удалось отыскать основу для теологической теории о внутреннем откровении в стихе, написанном поэтическим стилем. Во всяком случае, мудрецы Талмуда не видели в нем свидетельств Б-жественного происхождения моральных заповедей. Но они же так сказали про наших праотцов: "Тора не была дана им, а они исполняли ее от себя". В большей степени это подчеркивали философы. По мнению рава Саадьи-гаона, нам от Б-га дано различать добро и зло. Но способность эта подобна способности различать белое и черное, и не базируется ни на каком откровении. Рамбам, обсуждая ступени пророчества ("Путеводитель" 2:32 и далее), никоим образом приходит к мысли, что постижение с помощью морали есть начало пророческого постижения. Раби Йегуда Галеви идет даже дальше, чем рационалисты, различая заповеди откровения и заповеди морали, без которых "даже банда разбойников не может существовать".

По мнению Гирша, источник требований морали - Б-г

Первый из еврейских мыслителей, который говорил о внутреннем откровении в противоположность внешнему откровению Писания и видел это внутреннее откровение в "глубоко укорененной близости духа Б-га и духа человека", был учитель Гирша раби Ицхак Бернайс. Вслед за ним и Гирш говорил: "Истина и правосудие - суть первичные откровения Б-га в тебе". Из этой веры в Б-жественное происхождение требований морали, особенно в социальной области, вывел Гирш, остававшийся всю жизнь пламенным демократом, важные и самостоятельные политические выводы. Тот час, когда революционеры 1789 года объявили о равенстве прав всех людей перед Б-гом "был одним из тех часов, когда Б-г появляется в истории". По мнению Гирша, причиной достижений революции 1848 года был также "свет Г-сподень в сердце человека". Если принять во внимание враждебность деятелей обеих этих революций к традиционным культам, можно по достоинству оценить смелость Гирша, набожного еврея, проявившуюся в симпатии к ним симпатия, ставшая следствием его веры!

Разница подходов Гирша и Канта

Уважение, с которым относились к голосу совести Бернайс и Гирш, сближает их, на первый взгляд, с Кантом, с такими его высказываниями, как: "религия есть осознание наших обязанностей как заповедей Б-жьих" "мораль есть осознание наших обязанностей как заповедей Б-жьих". На практике между учением Канта (и некоторых его последователей-евреев) и учением Гирша и его учителя целая пропасть. Кант признает лишь внутреннее откровение, поэтому и сужает религию до "четырех локтей" морали: "все, что человек планирует в сердце своем делать, чтобы найти милость в глазах Б-жьих, и что не лежит в области моральной жизни, есть религиозное безумие и презренный культ". Гирш же обсуждает внутреннее откровение с точки зрения человека, признающего как исторический факт откровение внешнее, чудесное. Естественное откровение появляется в качестве дополнения чудесного откровения в соответствии с требованиями времени, так и для объяснения его (чудесного откровения), чтобы оградить нас от "заповеди, механически заученной людьми" (Йешаягу 29:13). Подход Канта к религии полностью автономен. Подход Гирша - традиционно еврейский, то есть теономный. Не в исполнении нашей собственной воли, а в принятии на себя ига царства Небес видит еврей содержание своей жизни. Отсюда возникают два вопроса: как относиться на теономной основе к:

а) автономным (зависимым от нашей воли) соображениям, в значительной степени определяющим ход нашей жизни

б) порождениям культуры и цивилизации, основанным на развитии наших свободных сил. В Частности, должен ли еврей для соблюдения заповедей Творца отвергнуть или, по крайней мере, не полностью признавать авторитет общей культуры и сил, породивших ее? У Гирша есть оригинальные ответы на эти вопросы, которые будут обсуждаться в следующих главах.

Б. Взаимоотношения теономного принципа и других основ нашей деятельности

Привычка, разум и чувство играют положительную роль, стимулируя дисциплину исполнения заповедей Б-жьих

На практике в религиозной и светской жизни человека господствуют иные принципы, чем вера в волю Б-жью. Важнейшие среди них:

а) привычка,

б) разум,

в) чувство. Способность этих трех факторов определять нашу жизнь была признана многими мыслителями. Поэтому Гирш был вынужден разделить области действия этих принципов и требования теономии, принимаемые им за основу. Его ответ универсален и оригинален: все эти источники оправданы и даже желательны для нашей деятельности в той степени, в которой они практически или умозрительно поощряют нашу дисциплину в соблюдении заповедей Б-жьих. Но все их следует отвергнуть в тот миг, как только под их влиянием перед человеком будут поставлены иные требования, кроме тех, что вышли из уст Б-жьих.

а. Привычка

Разница между постановлениями (таканот) и обычаями (мингагим)

Привычка - несомненно, один из самых сильных факторов в соблюдении заповедей. Гирш, как человек действия, конечно, ценил привычку как весомый фактор против угрозы ассимиляции. Однако? исходя из фундаментального теономного принципа, он различал заповеди, данные совестью, заповеди Торы (Письменной и Устной), постановления мудрецов, "на которых возложена священная стража", с одной стороны, и обычаи - с другой. Постановления (таканот) мудрецов, благословенной памяти, остаются в силе, пока не будут отменены судом, превосходящим мудростью и численностью тот состав суда, который вынес это постановление. Например, бритье бороды в праздничные будни запрещено и в наше время даже тем, кто бреется каждый день, хотя запрет был дан лишь для того, чтобы человек приготовился к празднику. Обычаи же, как это видно из тех немногих строк, которые им посвятил Гирш в "Хорев", - это "обеты общин", и хотя их не следует легкомысленно отвергать, надо, однако, проверять, "была ли их основой ошибка, или же они появились после тщательного анализа". В этом проявилось отличие между Гиршем и многочисленными консерваторами, говорившими, что не следует слушать даже самого пророка Элиягу, если он захочет отменить распространившийся в Израиле обычай. Поэтому Гирш, по мнению консерваторов Гамбурга, Никольсбурга и Франкфурта, считался "реформистом". Несмотря на это, он "ограничил свои постановления" и остерегался претворять их в жизнь, чтобы не слишком гневить своих противников.

Углубление в смысл заповедей похвально и желательно

По мнению Гирша, работа разума, то есть углубленное размышление о содержании заповедей и их воспитательной ценности играет значительную роль в соблюдении заповедей. Все заповеди Б-жьи направлены на то, чтобы у нас возникли возвышенные, понятия, и разум должен в этом помочь нам. В этом смысле все заповеди являются "рассудочными" невелика доля истины в словах тех, кто различает заповеди дисциплинарные и рассудочные". Хотя Гирш и согласен с тем, что простой человек, соблюдающий заповеди без интеллектуального углубления в них, тоже есть раб

Г-сподень, он далек от того, чтобы предпочесть его углубляющемуся в суть заповедей взгляд, сходный с изложенным в "Кузари". Так же далек он от полного противопоставления этицизма, основанного на "развитии разума", иудаизму, основанному на чувстве. Он значительно отдаляется от Рамбама, требуя передать простым массам не только важнейшие выводы научного исследования, но и сам исследовательский метод: "О, вы, все еще придерживающиеся еврейства, которое вы унаследовали по привычке, кто бы открыл глаза ваши, и вы постигли бы, что сможете унаследовать его лишь посредством духа". Поэтому, как видно из начала книги, он посвятил "Хорев" "мыслящим юношам и девам Израиля". Очевидно, что Гирш следовал Шлейермахеру, который обратился в своей знаменитой речи о религии "к просвещенным среди позорящих ее". В этих двух посвящениях заключен парадокс: два защитника веры провозглашают, что тот, кто находится на перепутье в отношении самостоятельного размышление о жизни, не только не принижает религии, как утверждают в своих нападках "просвещенные", но, напротив, заслуживает того, чтобы быть ее верным союзником. Этот звучит особенно смело в устах молодого раввина, презревшего и хитросплетения сторонников "пилпуль" (метод талмудического анализа), и тайны знатоков скрытой мудрости (кабалы), который считал само собой разумеющимся, что молодое поколение пойдет по пути систематического размышления, являющегося основой европейской культуры. Он не видит никакого противоречия между стремлением к культуре и пламенной преданностью заповедям.

Законы Торы - такой же факт, как и законы природы

Деятельность разума не станет, однако, нашим благословением, если не осознать ее ограниченность. "Перед тобой два откровения: природа и Тора для них обеих есть только один метод исследования. В природе открываются перед тобой факты явлений, и тебе остается лишь открыть, двигаясь от следствия к причине, закон, действующий во всех явлениях, и их сочетание. Доказательством истинности предположений вновь служит сама природа, в соответствии с явлениями которой ты должен проверить свои предпосылки ... посему: если ты найдешь хотя бы одно явление, противоречащее твоим предположениям, их следует оставить ... так же, если ты пока не в состоянии открыть законы или их сочетание в данном явлении, оно все же продолжает существовать как факт, подтвержденный опытом. Точно так же обстоит дело с исследованием Торы. Она есть факт, подтвержденный опытом, подобно небу и земле, ее законы были даны нам как факты. В Торе, как и в природе, конечной причиной является Б-г. В природе и в Торе мы не можем отрицать факт, даже если можем найти его причину и связь с другими явлениями. Но как в природе, так и в Торе мы должны искать мудрость Г-сподню". Стало быть, Гирш придерживается последовательного эмпиризма. Роль разума лишь в объяснении фактов когда он выполняет свою функцию, это похвально как с научной, так и с религиозной точки зрения. Но "когда вера в заповедь не предшествует анализу, разум дерзок и губителен" (комм. Тегилим 119:1). Эти слова сказаны против тех, кто выставляет интеллект в качестве вельможи и судьи в вопросах веры и, особенно, в вопросах заповедей А. Гайгер, например, также признал невозможность создания новой религии: "не может быть ничего нового, кроме как на основе истории". Однако он требовал, особенно в молодости, "свободного развития всех задатков человека". Это развитие основано на "осознании, что нет человеку спасения, кроме как в его самостоятельной разумно-моральной деятельности. Когда же к ней добавляется вынуждение, запрет изменить те формы жизни, которые уже не пробуждают моральные силы, тогда в человеке подавляется свободно-моральная способность постижения".

На это Гирш отвечает: "Читали ли Вы когда-нибудь, господин доктор, "Пятикнижие"? По всей видимости, нет! Иначе Вы не выдавали бы за иудаизм тот взгляд, который отвергается каждой строчкой Торы". Голос нашей совести достаточен, по мнению Гирша, только, чтобы открыть людям правила поведения в обществе, но законы поведения по отношению к другим творениям мы не сможем установить, так как "кто же знает их душу особенно в нашу эпоху, когда люди отдалились от природы! Эти законы может дать только Создатель мира, который знает их и тебя, поэтому он и открыл их тебе во "внешнем" откровении". Хотя сама Тора заповедует нам думать о ней днем и ночью, это не означает, что мы воспользуемся способностями, данными нам Творцом, чтобы проверять заповеди Б-жьи, будут ли они иметь обязующую силу в результате проверки. "Если ты, читатель, ожидаешь, что я буду защищать в этой книге заповеди Б-жьи, если ты собираешься изучать ее как судья, желающий ознакомиться с доводами адвоката, послушать доказательства в пользу или против самых святых для нас вещей и решить на основании всего этого, соблюдать заповеди Б-жьи или отбросить их, тогда я прошу тебя, дорогой читатель, закрой эту книгу, не читая, она написана не для тебя!" ("Хорев", предисловие).

в. Чувство

Таким образом, Гирш признает возможности и права разума, но ограничивает его силу в соответствии с теономным принципом. То же верно относительно чувства. Его отношение к ценности религиозного чувства еще четче обозначает его отношение к разуму и рационалистам.

Анализ делает чувство плодотворным

В своих трудах Гирш уделяет чувству больше внимания, чем другие толкователи иудаизма. Характерно, что он "был вынужден воздержаться" от описания греха проклятия, адресованного Небесам, которому и мудрецы Талмуда, и рав Саадья-гаон посвятили лишь немного скупых слов. Заповедь изучения Торы он, как будет видно из дальнейшего, включил в заповеди любви. Писание адресуется к нашему разуму и нашему сердцу". Точнее: выученное умом должно принести плоды в сердце - источнике решений. Как мы увидим далее, большинство этимологий Гирша наполнены эмоциями. Во многих местах книги "Хорев", например, в конце объяснения запретов кашрута, он первым обращается к чувствам читателя.

Эмоциональная жизнь не имеет определенной области, и чувство не призвано подчинять себе разум

Но подобно тому, как Гирш приветствует роль разума в объяснении заповедей, и отрицает его силу, как только речь заходит о необходимости соблюдения заповедей, так же, и еще в большей степени, обстоит дело с чувством.

Шлейермахер считал основой религии "чувство абсолютной зависимости" и исключал из религии любую "книгу законов" и любые "религиозные действия", хотя он и согласился с праздничной церковной службой и даже принимал в ней участие в качестве проповедника. Многие реформисты основывались на этой оценке религиозного чувства и ввели в синагогах праздничную службу с игрой на органе и проповедями, обращенными к сердцу, пренебрегая при этом традиционными еврейскими заповедями. Мы уже видели, что Ш.-Д. Луццато был близок к подходу Шлейермахера в том, что он, в противоположность этицизму, считал чувство основой иудаизма. Иначе обстоит дело с Гиршем. Он считает, что подобное отношение к чувству не только подрывает значение "слова" Б-жия, как говорили и христиане-противники Шлейермахера, но и значения разума и действия. "Иудаизм не признает туманного богатства чувств, которое подчиняет разум богатой жизни эмоций. Иудаизм не считает, что такое подчинение - путь религии. Он обращается к духу, к постигающему разуму, чтобы он руководил сердцем, очищал и воспламенял его". Иудаизм требует "энтузиазма молчания" (комм. к Тегилим 119:98), выражающегося прежде всего в делах, которые воспламеняют и радуют сердце, в отличие от проповедей "священников", заманивающих души людей в свои сети.

В иудаизме нет никаких обособленных областей (и в частности, области эмоций). Он направлен на регуляцию всей жизни человека - частной, семейной и политической. И, хотя он соглашается на упорядоченный культ и проповеди, его силу надо видеть не в считанных минутах религиозного экстаза, а в принятии ига Небес во всякое время. "Поэтому тот, кто называет Тору "культом" (или "религией"), убивает ее самую суть". Однако, именно потому, что это не "религия", иудаизм есть "самый религиозный" культ, так как, согласно ему, все принадлежит религии, без всяких ограничений: швея с иглой, землепашец с плугом, мать у детской колыбели, человек на своей работе, судья в своем кресле, коген на возвышении, - все они заняты одной священной работой".

Цель служения Б-гу, по мнению Гирша

Но, по мнению Гирша, те, кто основывают религиозную жизнь только на силах души - интеллектуальных или эмоциональных, не понимают природу исторических религий и их цель. Истины, ясные нашему духу, и чувства, наполняющие наше сердце во всей их чистоте, не нуждаются в специальных указаниях о способе выражения. То, что живо в голове и сердце, само находит себе подходящую формулу. Цель всякой религии - оживить забытые представления и чувства, освежить и укрепить те, что сохранились в памяти, и именно в этом назначение заповедей.

Культ необходим именно тогда, когда к нему нет склонности. Эти слова сказаны прежде всего о Торе, которая "не исходит от человека, а направлена человеку" не для того, чтобы "обеспечить наши религиозные потребности, уже имеющиеся у нас, а для того, чтобы изменить нашу жизнь, пока не воцарится над нами Шхина". "Постановления мудрецов, например, посты, даны не в силу предположения, что в нас всегда будет звучать голос певца: "О, если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет правая рука моя", а в предположении, что наоборот, это не будет само собой приходить на ум. Пророк так и повелел: "Сделайте себе знаки".

Здесь со всей ясностью проступает гетерономный характер религиозности, отличающий Гирша от Канта, о чем уже говорилось выше. Интеллект и чувство при этом не приносятся в жертву, в обычном смысле слова, но Тора дает нам заповеди, соответствующие если не тому, что есть внутри нас, то, по крайней мере, тому, чему следует быть. Функция объяснения заповедей - доказать, что рассудок и чувства человека остаются верны своей особенной природе определять истину и устремления, которые, как известил нас Б-г, соответствуют переживаниям людей. Вся гетерономия Гирша есть, по своей сути, теономия, как уже объяснялось выше. Сознание того, что совокупности учений о жизни как в интеллектуальном, так и в практическом аспекте, дана нам свыше, поднимает нас не только над типичными для современного еврея блужданиями, но и над всеми сомнениями и неуверенностью современного человека, вопрошающего: где мне взять руководство по жизни, ведь у каждого из путей обмана есть свой ложный пророк, объявляющий, что данный путь - прямой. "А иудаизм отвечает ему: не ошибешься. Ковчег Г-сподень движется перед тобою. Иди по пути, который освещает тебе свет Б-жий" (Сочинения т.1, стр.8).

Далее

Ваша оценка этой темы

1 2 3 4 5